Средневековые легенды и предания о рыцарях
Тебе, кто разделяя мои пристрастия и поддерживая мои изыскания, я посвящаю этот результат своих попыток описать эпоху рыцарства и воссоздать легенды земли наших отцов.
Твой друг и кузен,
Т. Б.
В предыдущей работе составитель настоящего тома постарался дать возможность английскому читателю насладиться классическим наследием, ознакомив его с языческой мифологией в форме, адаптированной к современному вкусу. В настоящей книге делается попытка таким же образом пересказать истории, составляющие вторую «мифологическую» эпоху, которая стала свидетелем возникновения нескольких государств современной Европы.
Считается, что знакомство с литературой, которая в течение многих веков оказывала большое влияние на представления наших предков, не только полезно для читателя, но и может доставить ему истинное наслаждение. Повествования, в которых нельзя положиться на сообщаемые факты, тем не менее являются достоверными свидетельствами существовавших тогда нравов; кроме того, мы все больше начинаем понимать, что образ жизни и образ мышления определенной эпохи значат для истории значительно больше, чем людская вражда, которая, как правило, ни к чему не приводит. Кроме того, литература эпохи рыцарства — это сокровищница поэтического материала, к которому часто обращаются современные авторы. Итальянские поэты Данте и Ариосто, англичане Спенсер, Скотт и Теннисон, а также наши собственные поэты Лонгфелло и Лоуэлл являются яркими представителями такой поэзии.
Рассматриваемые нами легенды объединяет определенная группа героев, прежде всего Артур, Ланселот и их современники, опоэтизированные воображением и фантазией, а также сюжеты, составляющие корпус классической мифологии. И если каждый хорошо образованный молодой человек хочет знать историю Золотого Руна, то почему поиски Сонгреаля не достойны его знания? Или если щит Ахилла стал вполне устоявшимся символом, то почему нельзя ссылаться на Экскалибур — знаменитый меч Артура.
Кроме того, предмет, который мы рассматриваем, помогает нам получить представление о наших общих корнях. Мы вправе восхищаться той славой и теми историями, которые породила земля наших предков, вплоть до истории колонизации Америки. Ассоциации, которые неизменно возникают в связи с указанной общностью корней, не могут не оказывать положительного влияния, включая и те чувства, которые возникают у американского путешественника, посещающего Англию, когда его нога впервые ступает на землю, получившую историческую известность.
Легенды о Карле Великом и его рыцарях естественным образом дополняют рассматриваемый нами предмет, но выделены в особый раздел.
ВВЕДЕНИЕ
После распада Римской империи, примерно в пятом веке новой эры, страны на севере Европы оказались почти без всякого управления. Многочисленные вожди держали в своей власти столько земель, сколько позволяло их могущество. Иногда они объединялись для решения общих задач, но обычно находились в состоянии вражды. В таких условиях права простых людей зависели только от милости нападавшего; совершенно ясно, что если бы беззаконие вождей не было ограничено, то общество неизбежно впало бы в варварство. Такими ограничениями были, во-первых, конкуренция самих вождей, взаимная ревность которых оказывалась сдерживающим фактором, а во-вторых, было влияние церкви, которая по тем или иным мотивам стремилась встать на защиту слабого. И, наконец, нельзя забывать о чувстве добра и справедливости, которое никогда не покидали человеческое сердце, несмотря на страсти и эгоизм. Этот последний факт и объясняет возникновение рыцарства, которое легло в основу героического образа, сочетавшего в себе непобедимость и доблесть, справедливость, скромность, верность повелителю и уважительное отношение к равным, сострадание к слабым и набожность. Такой идеал, даже если он и не встречался в реальной жизни, воспринимался всеми как образец для подражания. Слово «рыцарство» (chivalry) происходит от французского слова cheval, «лошадь». Слово «рыцарь», которое изначально имело значение «мальчик», «слуга», стало употребляться по отношению к молодому человеку, когда тот обретал право на ношение оружия. Это право получали юноши только из богатых семей, поскольку основная масса населения оружия не носила. Таким образом, рыцарь — это вооруженный всадник, имеющий знатное происхождение или находящийся на службе и на содержании знатного человека, при этом имеющий свои независимые источники дохода, но чаще зависящий от щедрости тех людей, на службе которых он находился, и пользующийся преимуществами, которые без сомнения даровала ему власть.
Во время войны рыцарь вместе со своими соратниками находился в лагере своего сюзерена, участвовал в боевых действиях и защищал его замок. В мирное время он часто появлялся при его дворе, украшая своим присутствием пиры и турниры, которые составляли часть досуга знати. В поисках приключений он также мог отправиться в странствие, стремясь наказать виноватого и поддержать правого, иногда во исполнение религиозного или любовного обета. Такие странствующие рыцари назывались паладинами; они были желанными гостями в замках знати, поскольку их присутствие привносило некое разнообразие в уединенную жизнь замка; их с почетом принимали в аббатствах, доходы которых нередко зависели от щедрости рыцарей. Но когда на пути не попадалось ни замков, ни аббатств, ни жилищ затворников, им приходилось довольствоваться отдыхом в тени придорожного креста и ложиться спать на голодный желудок.
Совершенно очевидно, что устанавливаемая таким образом справедливость носила самый грубый характер. Сила, которая была призвана исправлять зло, могла с большой легкостью сама совершать его. Поэтому в рыцарских романах, несмотря на всю невероятность фактов, дается довольно правдивое описание образа жизни и подтверждается, что рыцарский замок часто наводил ужас на всю округу; темницы замка были полны рыцарей и дам, ожидавших появления своего освободителя или внесения выкупа; всегда находились люди, которые, чтобы разнообразить безделье, готовы были выполнить любое распоряжение своего повелителя, независимо от того, как оно соотносилось с законом и справедливостью; при этом права невооруженных людей вообще не учитывались. Такое противоречие факта и теории в отношении рыцарства объясняет совершенно противоположное впечатление, которое эта эпоха оставила в умах людей. Воспеваемая одними, эта тема столь же часто порицается другими. Оценивая ее непредвзято, мы можем поздравить себя с тем, что этот период нашей истории привел в современную эпоху к торжеству закона и что, как это ни прозаично, функцию вооруженных рыцарей взяли на себя органы гражданского управления.
Предварительное образование кандидатов в рыцари было длительным и тяжелым. В семилетнем возрасте детей знати обычно забирали из семьи к королевскому двору или в замок их будущих патронов и отдавали на попечение гувернерам, которые обучали их основам религии, уважению и почитанию своих повелителей и старших по чину и знакомили с правилами поведения при дворе. Таких детей называли пажами, валетами или варлетами. В их функции входило прислуживание за столом и выполнение других услуг, которые в то время не считались унизительными. Во время досуга они учились танцевать и играть на арфе, их обучали таинствам лесов и рек, куда входило обучение простой и соколиной охоте, рыболовству, борьбе, поединкам на копьях, а также выполнение других военных упражнений верхом на лошади. В четырнадцать лет паж становился оруженосцем и приступал к освоению еще более сложных упражнений. Он осваивал вольтижировку в тяжелых доспехах, бег, подъем по стенам, преодоление рвов, причем все это он делал не снимая доспехов. Он осваивал приемы борьбы, бой на топорах, не поднимая забрала и не переводя дыхания, и в итоге овладевал всеми приемами верховой езды и всеми другими навыками, необходимыми для получения рыцарского звания, в которое его возводили, как правило, по исполнении двадцати одного года, когда обучение молодого человека считалось законченным. К этому времени эсквайр уже хорошо знал все правила поведения, называвшиеся в то время куртуазностью. Замок, в котором он получал образование, обычно не страдал от отсутствия молодежи противоположного пола, и паж мог уже в раннем возрасте выбрать себе даму для ухаживания при дворе, или даму сердца. При этом его обучали тому, как выражать перед ней свои чувства и какие совершать поступки. Служение своей даме считалось доблестью, достойной рыцаря, а улыбки, которые дарила такая дама, как выражение ответных чувств или благодарности, считались достойным вознаграждением. В основе рыцарской верности и рыцарской любви лежало религиозное чувство, поэтому обряд посвящения в рыцари проводился в присутствии священнослужителей с таким благочестием и благоговением, которыми гордились даже самые могущественные государи.
Церемонии посвящения носили особо торжественный характер. После очень строгого поста и проведения нескольких ночей в молитве кандидат в рыцари исповедовался и получал причастие. После этого он переодевался в белоснежные одежды и направлялся в церковь или в зал, где должна была состояться церемония, при этом на его шее висел рыцарский меч, который проводящий обряд священник брал в свои руки, благословлял, а затем возвращал кандидату. Тот со скрещенными руками становился на колени перед старшим рыцарем, который после нескольких вопросов кандидату о его мотивах и причинах становления рыцарем, брал с него торжественную клятву и даровал ему рыцарское звание. Некоторые присутствовавшие при этом рыцари, а иногда даже дамы по очереди вручали ему шпоры, кольчугу, хауберк, поручи, поножи, и, наконец, он перепоясывался мечом. После этого он вновь становился на колени перед старшим рыцарем, который, вставая со своего места, совершая над ним обряд посвящения, состоявший из трех ударов плашмя мечом по плечу или шее и сопровождавшуюся следующими словами: «Во имя Господа нашего, святого Михаила и святого Георгия, делаю тебя рыцарем; будь отважен, учтив и верен!». После чего посвященный получал шлем, щит и копье, и на этом процедура получения рыцарского звания завершалась.
Фримены, вилланы, крепостные и клирики
Помимо рыцарей, тогдашнее общество составляли следующие классы: фримены, то есть владельцы небольших наделов земли, хотя и независимые, но иногда добровольно становившиеся вассалами своих более богатых соседей, власть и могущество которых обеспечивали им защиту; два других, более многочисленных, класса составляли крепостные и вилланы, существовавшие на положении рабов.
На самой нижней ступени рабства находились крепостные. Все плоды их труда принадлежали хозяину, земли которого они обрабатывали, которого они кормили и одевали.
Вилланы были менее угнетаемы. Их положение в чем-то напоминало положение крестьян в России в настоящее время.* Как и крепостные, они были привязаны к земле и передавались вместе с ней при купле-продаже, но за пользование землей они платили фиксированную ренту землевладельцу и имели право распоряжаться определенной частью производимой продукции.
* Т. е. в современную автору эпоху (первая половина XIX века). — Здесь и далее примечания без пометы принадлежат переводчику и редактору.
Термин клирики имел очень широкое значение. Первоначально этим словом называли лиц, относящихся к священничеству, причем среди священников могли быть и женатые лица, и ремесленники, и иные категории граждан. Однако постепенно термин приобретал все более широкое значение, и всех, кто мог читать, стали относить к клирикам, или clericus, при этом на них, как и на священников, распространялись определенные льготы, включая освобождение от смертной казни и некоторых других форм наказания в случае совершения ими преступления.
Великолепные рыцарские турниры, их праздничные аксессуары и правила рыцарского поведения зародились во Франции. Церковь неоднократно порицала турниры, вероятно, потому, что они порой приводили к смерти участников. Рыцарские поединки отличались от турниров. При поединках рыцари пользовались копьями, и для победы им необходимо было сбросить противника с лошади. Турниры предназначались для того, чтобы рыцари могли показать свое мастерство владения оружием и верховой езды, поэтому правила турниров предусматривали более сложный этикет. Например, запрещалось наносить раны коню, наносить колющие удары мечом, а также нападать на рыцаря после того, как он поднял забрало или снял бармицу со шлема. Дамы подбадривали рыцарей, выполнявших различные упражнения и вручали призы победителям, а подвиги рыцарей, получивших их благосклонность, становились темами романов и песен. Трибуны вокруг ристалища имели различную форму и строились в виде башенок, террас, галерей и висячих садов, украшенных гобеленами, павильонами и стягами. Каждый участник турнира объявлял имя дамы, в отношении которой он являлся servant d’amour*. Он должен был смотреть на соответствующую трибуну и черпать свою отвагу во взгляде сияющих глаз, смотревших на него сверху. Рыцари также носили на себе фаворы — шарфы, вуали, рукава, браслеты, заколки, т. е. элементы женского декора, прикрепляемые к шлемам, щитам и доспехам. Если во время поединка некоторые предметы ронялись или терялись, то прекрасная дарительница иногда отправляла рыцарю новые свидетельства своего чувства, особенно если тот предоставлял ей возможность гордиться его победами.
* Servant d’amour — поклонник, кавалер (фр.)
Кольчужный доспех, к которому, прежде всего, относится хауберк, был двух типов: пластинчатый и проволочный. Изначально он использовался для защиты только тела и никогда не опускалась ниже колен. Кольчуга имела форму фартука и крепилась на талии специальным поясом. Позднее добавились кольчужные перчатки и кольчужные штаны, а затем и капюшон, который при необходимости можно было натянуть на голову, и тогда незащищенным оставалось только лицо. Чтобы не травмировать кожу, под кольчугу надевались стеганые одежды, которых иногда все-таки было недостаточно, и для устранения следов металла на коже приходилось все пользоваться баней.
Хауберк — это доспех, защищавший все тело двойной кольчугой. Известны хауберки в виде накидки, а были и такие, которые надевались как рубаха.
Проволочная кольчуга состояла из отдельных металлических колец, которые вставлялись одно в другое, образуя металлическую сетку, при этом кольца, образующие сетку, заклепывались отдельно.
Хауберк надежно спасал от самых сильных ударов мечом, однако острый наконечник копья мог легко проникнуть через металлическую сетку. Для защиты от таких ударов под кольчугу надевался плотно набитый дублет, под которым нередко имелась металлическая кираса. Отсюда выражение: «проткнуть доспех и кольчугу», которым часто пользовались средневековые поэты.
Сетчатая кольчуга прослужила примерно до конца тринадцатого века, когда ей на смену пришла сначала пластинчатая кольчуга, а затем латы, крепившиеся на различные части тела.
Щиты обычно делались из дерева, покрытого кожей или другим аналогичным материалом. Для того чтобы их нельзя было изрубить мечом, на них накладывали металлические обручи.
Шлем состоял из двух частей: головная часть, укрепляемая изнутри несколькими кругами металла, и забрало, представлявшее собой решетку, через которую рыцарь мог видеть и которая либо поднималась на заклепках, либо поворачивалась на шарнире. При желании ее можно было поднять или опустить. В некоторых шлемах были дополнительные приспособления, такие как бевер (от итальянского bevere), через которое можно было пить и ventayle, или воздуховод.
Для того чтобы шлем не сваливался и чтобы его нельзя было сбить, он в нескольких местах крепился к кольчужному доспеху, поэтому, чтобы убить поверженного рыцаря, необходимо было сначала отстегнуть шлем. Иногда для этого кинжалом ударяли под юбку кольчужного доспеха в область живота. Смертельный удар наносился маленьким кинжалом, который носили на правом боку.
В эпоху, когда не было книг, когда знать и даже князья не умели читать, исторические повествования и предания исполняли рассказчики. Поколение за поколением они пересказывали чудесные повести, которые до этого сохраняли их предшественники, иногда добавляя что-то от себя, а иногда дополняя их сведениями, которые они узнавали позднее. Очень часто возникали анахронизмы, ошибки в географии, в названии мест, в описании манер и т.п. Легко выдумывались генеалогии, в которых король Артур и его рыцари, а также Карл Великий и его паладины вели свое происхождение от Энея, Гектора и других героев Троянской войны.
Что касается происхождения самого слова «роман», то мы считаем, что оно появилось в языках, образовавшихся в Западной Европе из смеси латыни и местных диалектов и получивших название романских языков. Французский язык имел два диалекта, границей распространения которых считалась река Луара. В провинциях, расположенных к югу от этой реки утвердительное «да» выражалось словом oc, а к северу — словом oil (oui). В связи с этим, Данте назвал южный диалект langue d’oc, а северный диалект langue d’oil. Последний вместе с норманнами пришел в Англию и он же является источником современного французского языка. Его можно назвать французским романским; тогда как первый следует называть провансальским или провансальским романским, поскольку на нем разговаривали жители Прованса и Лангедока, то есть южных провинций Франции.
Эти диалекты вскоре стали различаться массой особенностей. Мягкий, расслабляющий климат, коммерческая жилка, возникновению которой способствовала легкость общения с другими прибрежными странами, приток богатства, более устойчивые формы правления способствовали совершенствованию и смягчению произношения в провансальском диалекте, на котором говорили поэты, известные как трубадуры и ставшие образцом для подражания для многих итальянских поэтов, и особенно для Петрарки. Им больше всего нравились такие жанры, как sirventes (сирвенты, или сатирические стихи), любовные песни и tensons (тенсоны), которые изначально представляли собой поэтический диалог двух поэтов, задававших друг другу вопросы, касавшиеся любовной казуистики. Создается впечатление, что провансальцы так хорошо разбирались в этих деликатных вопросах, что не признавали и презирали сочинение неправдоподобных историй о приключениях, выпадавших на долю рыцарей, которые в большей мере интересовали поэтов, проживавших в северной части страны и называвших себя труверами.
В то время когда рыцарство вызывало всеобщее восхищение и когда все усилия рыцарей были направлены против врагов религии, совершенно естественно, что литература учитывала эту особенность, а история и мифология использовались для того, чтобы воспевать отвагу и благочестие, достойные подражания. Артур и Шарлемань* оказались двумя героями, выбранными для этой цели. Артур изображался как храбрый, хотя и не всегда удачливый воин; он решительно противостоял врагам веры, т. е. саксам, и память о нем сохранили его соотечественники, бретонцы, передавшие в Уэльс и в союзную им страну Арморику, или Британию, легенды о его подвигах, которые их национальное тщеславие преувеличивало и преувеличивало, пока князек из Силурии (Южный Уэльс) не превратился в завоевателя всей Англии, Галлии и большей части Европы. Его генеалогию постепенно возвели к несуществующему Бруту и к периоду Троянской войны. Составлялись псевдохроники на уэльском, или армориканском, языке, которые под помпезным названием «История королей Британии» была переведена на латынь Гальфридом Монмутским примерно в середине двенадцатого века. Уэльские исследователи считают, что в этой работе использовались более древние материалы, собранные святым Талианом, епископом аббатства святого Асафа в седьмом веке.
* Шарлемань (Charlemagne) — традиционное прочтение во французском языке латинской формы имени Карлоса Великого (Carolus Magnus).
Что касается Шарлеманя, то, хотя его реальные заслуги уже достаточны для того, чтобы обессмертить его имя, священные войны, которые он вел против сарацин, не могли не стать популярным литературным сюжетом. Поэтому мифическая история этих войн была написана, скорее всего, в конце одиннадцатого века монахом, который полагал, что его работа только выиграет, если ее приписать некому Турпену, который был архиепископом в Реймсе примерно в 773 году.
Эти придуманные хроники какое-то время были известны только местным писцам или лицам, имевшим к ним профессиональный доступ. Как Турпен, так и Гальфрид, вполне возможно, были известны только монахам, поскольку другие в то время латынью не владели, при этом британское происхождение Гальфрида привело к возвеличиванию валлийцев, и их произведения стали популярными лишь тогда, когда были переведены на более распространенный язык. Язык англосаксов был в ходу только у покоренного и порабощенного народа; итальянский и испанский языки еще не были окончательно сформированы; язык французской Нормандии оставался единственным языком, которым пользовалась знать в большей части Европы, и поэтому мог стать средством распространения новой формы литературы.
Этот язык был в моде в Англии еще до ее завоевания Вильгельмом, а впоследствии — единственным языком, которым пользовались при лондонском королевском дворе. Подобно тому как ранее различные победы норманнов и доблесть многих ее представителей обеспечила популярность их литературного наследия в Европе, так и в рассматриваемую нами эпоху норманнские поэты с легкостью восприняли фантастические легенды об Артуре и Шарлемане, переведенные ими на современный язык и вскоре породившие многочисленные подражания. Приключения, приписываемые этим монархам и их доблестным воинам, а также другим историческим и вымышленным героям, составили большой корпус легенд, известных как рыцарские романы — по названию языка, на котором они были созданы.
Перевод с английского К.Лукьяненко.