MISSМЕДИА. Бои эфирного значения: Роман

Телефонная трубка лежала в кармане пижамы, Ири­на специально сунула ее туда, чтобы не искать, когда раздастся долгожданный звонок. Он тренькнул тихонь­ко и нежно, а ей показалось, будто рядом с ухом завопи­ла зычная тревожная сирена, и она мгновенно и сильно перепугалась, так что ладони и лоб холодно и неприят­но вспотели.

— Ирина Юрьевна, — голос Димы был глухим, ка­ким-то мертвенно глухим, неживым, что ли, — у нас беда.

— Что? Что случилось? Говори, не тяни! Что-то с пе­редатчиком?

— Не знаю, я еще к нему не подходил, незачем...

— Что значит незачем?

— Кабель срезали...

— Как? Кто? — Ирина, панически боясь поверить услышанному, как за узелки, пыталась зацепиться за слова, как будто бы они, эти короткие глупые слова-во­просы, отдаляли ее от осознания масштабов той беды, которую только что озвучил Дима.

— Кто? — Дима как-то очень горько усмехнулся. — Знать бы... А как?.. Элементарно. Видимо, автогеном.

— Подожди, подожди, — Ирина все еще пыталась за что-нибудь схватиться, иначе даже стоять прямо было трудно, — кабель же в трубе!

— Нет теперь никакой трубы, — вздохнул Дима. — И никакого кабеля. Приезжайте.

Собиралась Ирина быстро, но бестолково. Сначала натянула джинсы и свитер прямо на пижаму и некоторое время никак не могла сообразить, что за белая в го­рошек юбочка торчит из-под черного свитера. Уже за­крывая дверь, почувствовала холод в ногах и обнаружи­ла под джинсами босые ноги и домашних шлепанцах...

Всего минут сорок назад она проснулась от тишины. Вязкой, тревожной. Такой абсолютной и всепоглощаю­щей, что сразу же, еще не вынырнув окончательно из очередного сна в реальность темной спальни, Ирина ис­пугалась. Казалось бы, все должно быть наоборот: в та­кое безмолвие только и спать, но внутренний сигнал тревоги включался тут же, как только исчезали привыч­ные звуки. И означало это только одно: снова выруби­лось радио.

Каждую ночь, отправляясь спать, Ира делала звук ти­хим-тихим, чтобы было не разобрать ни слов, ни мело­дии, но чтобы тем не менее радио присутствовало, то есть работало.

Немного полежав — а вдруг зазвучит! — Ирина вста­ла, не зажигая света, добрела до гостиной. Так и есть. Из динамиков вырывалось лишь шипение и потрескива­ние. Сигнала не поступало. Никакого. Ни того, родного, который должен был тут быть, ни чьего-то чужого, кото­рый, отразившись от каких-то там полей, мог заползти на волну, неожиданно ставшую свободной. Следова­тельно, передатчик просто не работал.

Сразу стало неуютно и зябко. Как всегда бывало вот в такие ночные промежутки, когда радио замолкало. "Господи, как же я устала... Как же мне все это осточер­тело!" — по привычке подумала Ирина.

Домашний телефон Димы, радийного инженера, долго не отвечал. Четыре утра, самый сон... Наконец хриплый, заспанный голос в трубке недовольно пробор­мотал: "Да".

— Дима, у нас эфира нет, — виновато сказала Ирина. Она всегда чувствовала себя виноватой, когда вот так, среди ночи, звонила сладко спящему инженеру, чтобы сообщить об очередном ЧП.

— А? Что? — Дима явно не мог сразу проснуться и от­ того не понимал, кто ему звонит и почему.

— Поднимайся. У нас эфира нет.

— Давно? — Дима спросонья любил задавать глупые вопросы, и это Ирину всегда раздражало. Впрочем, сей­час ее злило скорее не это, а отсутствие эфира.

— Не знаю, я проснулась минут пять назад.

— Сейчас проверим.

В трубке послышался шорох, потом в ухо ворвались громкое шипение и треск, точно такие же, как шли из стоящих рядом динамиков. Недоверчивый Дима про­верял эфир у себя дома. Треск стих, и снова возник Дима.

— Да, молчит...

— А я что говорю? Или ты думаешь, что мне делать нечего и я так развлекаюсь? — Теперь Ирина уже не сдерживалась, и ее недовольство было адресовано пер­сонально Диме.

Хотя... При чем тут Дима? Он отличный инженер, и если что-то сломалось, значит, оно просто должно было сломаться... Или кто-то помог. Что тоже совершенно не исключалось. Ирина это прекрасно понимала, и именно это понимание не позволяло относиться к ситуации — по большому счету, рабочей, обыденной — как к непри­ятной неизбежности и только. Технику, если та вдруг стала выкаблучиваться, всегда можно починить. А вот если к поломке приложил руку человек...

— Уже собираюсь, — обреченно сказал Дима. — Черт знает что! Позвоню.

Позвонит Дима не раньше чем через час. Это Ирина знала точно. Пока соберется, пока доедет, пока поймет что к чему. Да, хорошо, если через час... Это в лучшем случае.

Начало пятого. Самое гнусное время! Спать? Ирина знала, что уснуть не сможет, пока не выяснится, что же там произошло, пока вместо шипения и треска на род­ной волне вновь не появится нормальная, приятная ночная музыка.

Читать в таких ситуациях она тоже не могла. Она во­обще не могла ничего делать, когда вот так вот вдруг вы­рубалось радио. И так было последние пять лет. Не год и не два — пять... Если б кто-то тогда, пять лет назад, преду­предил, что это будет ТАКАЯ жизнь... Что радио — госпо­ди, всего лишь радио, какая-то маленькая FМ-станция — станет определять все ее существование...

На кровати, вольно раскинувшись и тихонько похра­пывая, спал муж. Ирина среди сна слышала, как он при­шел, чем-то гремел на кухне, потом тяжело плюхнулся рядом. Это и было-то, наверное, всего час назад. По­следние месяцы у Валеры что-то не ладилось на работе, он часто ездил в командировки, а если находился в горо­де, то возвращался домой в два-три часа ночи, когда Ирина уже спала. На Ирины вопросы не отвечал, досад­ливо бурча, что все в порядке, выпивал традиционное прихваченное в киоске пиво и засыпал мгновенно и мертво. Утром, когда она уходила на работу, он еще спал, поэтому они практически не виделись. В выход­ные график их семейной жизни был примерно таким же, с той лишь разницей, что он вставал, когда Ира бы­ла дома, завтракал и — уезжал по делам.

Они прожили вместе целую жизнь, больше двадцати лет. Конечно, с той сумасшедшей юной поры, когда их захлестнула яркая и всепоглощающая любовь вкупе с ненасытной страстью, прошло слишком много време­ни. И это время было разным — счастливым и не очень, спокойным и бурным — разным, но неизменным оставалось одно: они всегда были нужны друг другу и в лю­бой момент жизни каждый мог рассчитывать на под­держку и понимание другого. Ирине иногда не хватало бурных ночей и опьяняющих ласк, но они слишком ус­тавали оба, а жизнь, как назло, все никак не становилась проще и спокойнее. И тем не менее с самого первого дня знакомства и посейчас человека ближе и роднее у Ирины Мальцевой не было.

В иное время, услышав Ирину возню и ночные хож­дения по квартире, Валера обязательно бы проснулся, спросил, успокоил. А теперь он просто спал, и Ирина, понимая, как поздно он пришел и как устал, старалась ходить на цыпочках, чтобы случайно не потревожить его сон. Знала ведь, что сейчас он не проснется, хоть ус­трой под окном артиллерийский салют, но все равно — старалась не шуметь. По привычке. Их единственный сын Васька уже два года учился в Москве. Дом без него был пустоват и тих, и хотя они оба, и Ира, и Ва1ера, про­водили большую часть времени на работе, ничего доро­же вот этого теплого ласкового уюта, родных привыч­ных стен, единственно дававших ощущение полной за­щищенности и покоя, в жизни Ирины не существовало. Завтра Валера должен был улететь в очередную коман­дировку на целых две недели. Ирина еще с вечера собра­ла все необходимое, надеясь, что утром они вместе поза­втракают, поговорят, а потом она его проводит... Прово­дила! Она посмотрела на очень знакомое и какое-то странно счастливое во сне лицо мужа, тихонько при­крыла дверь и пошла на кухню.

Надо было чем-то отвлечь себя от зловещего шипе­ния динамиков. От мыслей, тягучих и неприятных... Ка­залось бы, чего проще? Подойди, нажми кнопку на пульте и выключи радио вообще. Или переключись на другую волну... Увы, и этого Ирина позволить себе не могла. Потому что каждую секунду ждала, неосознанно, но ждала: вот сейчас произойдет чудо и вместо шипения пойдет звук. С такими знакомыми джинглами, заставка­ми, промками... И окажется, что просто на время от­ключали свет, а теперь его дали. Или сгорел какой-ни­будь предохранитель, и умная машина, поразмыслив, сама перешла на резервный. Да мало ли какие причины могут быть у внезапного отключения, а потом такого же внезапного включения сложной электроники...

По единственному работающему кабельному телеви­зионному каналу показывали порнушку. Мощный поло­сатый блондин пользовал двух пышнозадых негритянок. Девушки картинно закатывали глаза, стонали, блондин же, напротив, сохранял абсолютное присутствие духа, профессионально исполняя привычную работу.

На щиколотке одной из участниц увлекательного действа в такт стонам позвякивал браслет с колокольчи­ками. Голос замирал, а колокольчики еще продолжали звенеть.

Само наличие такой откровенной порнухи на обще­доступном канале Ирину удивило. Местная телекомпа­ния "Пульс" вроде бы такого раньше себе не позволяла.

Ирина покопалась в видеокассетах, выудила одну из своих любимых — "Формулу любви" — и включила ви­дик. Кофе в такую рань она пить не умела. Чай, впрочем, тоже. Она вообще ничего не умела делать, проснувшись в четыре утра оттого, что вдруг замолчало радио. Погляде­ла на часы, прикинула время: Дима уже должен доехать, значит, скоро позвонит. Скоро все будет ясно. И радио заработает. И она успокоится. И все будет хорошо.

Увы, ничего хорошего в этот день ее не ждало.

Если интуиция говорит вам, что в это дело не надо ввязываться, прислушайтесь к себе и скажите "нет", как бы вас ни уговаривали...
Журналистка и хозяйка радиостанции Ирина дала себя уговорить заняться политической рекламой. И оказалась в центре таких интриг, что вся ее прошлая непростая жизнь показалась раем, по сравнению с тем адом, в самом центре которого она очутилась.
Без иллюстраций.
Бумага газетная.