Бердичев: Избранное

"БЕРДИЧЕВ", ФРИДРИХ ГОРЕНШТЕЙН

Отрывок из книги:

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая

Квартира в доме из серого кирпича с пузатыми железными балконами, который выстроил еще до революции местный бердичевский богач доктор Шренцис. Большая комната, очевидно, в прежние времена, при старых хозяевах, — столовая. Под высоким потолком вдоль стен лепной орнамент, довольно аляповатый, из каких-то цветочков и птичек, сейчас к тому же пыльный и грязный. Высокая, до потолка, кафельная печь также покрыта цветным орнаментом. Окна кажутся узкими от полуторной высоты. В окна видно разросшееся дерево и электрический столб, на котором железная шляпа — абажур без лампочки. Далее — узкий булыжный переулок, пустырь, огражденный колючей проволокой, крыши одноэтажных домов, несколько обгорелых развалин и на горизонте упирающийся в небо силуэт красивой водонапорной башни, расположенной в центре города.
Посреди комнаты стоит старый, но крепкий дубовый стол, покрытый клеенкой, несколько старых стульев и свежеструганых табуретов, очевидно, чтобы дополнить стулья, которых мало для живущей здесь семьи. Вдоль стены буфет с чашками, старый книжный шкаф и платяной шкаф. Все явно из разных гарнитуров, сборное. На буфете гипсовый бюст Ленина и два кувшинчика, из которых торчат красные бумажные цветы. На стене над продавленным диваном — некогда хорошей кожи, ныне же ободранном — висит портрет Сталина. Высокие белые двери ведут в другую комнату, там видна железная кровать и над ней коврик базарной живописи "Утро в сосновом бору".
По комнате шумно и тяжело ходит Рахиль, женщина лет сорока, в лице, фигуре и жестах которой чувствуется нечто лошадиное. Крепкими своими руками она хватает стоящие на подоконнике банки с вареньем и бутыли с наливкой, встряхивает их, нюхает, заглядывает внутрь, пробует. При этом губы ее постоянно шевелятся, а глаза быстро, по-охотничьи, смотрят на Вилю, бледного подростка, который делает вид, что не замечает метаний Рахили, и, сжав ладонями уши, читает у стола книгу. Рахиль не может затеять шумный скандал, поскольку в соседней комнате сестра ее Злота примеряет платье своей заказчице Вшиволдиной, жене полковника. Злота — маленькая, со скрюченными пальцами, оттопыренными губками, к которым всегда что-нибудь прилеплено: нитка, шелуха семечка, хлебные крошки... Злоте под 50, у нее плоскостопие, ходит она, осторожно ставя ноги, как по льду.
Злота (напевает, делая наметки). "Тира-ра-рой... Птичечка, пой..."
Вшиволдина. Зинаида Павловна, под рукой немного тянет.
Злота. Меня зовут Злота Абрамовна.
Вшиволдина. А мне больше нравится Зинаида Павловна... Вы согласны? (Смеется.) Злота (тоже смеется). Пожалуйста... Пусть будет Зинаида Павловна... "Тира-ра-рой, птичечка, пой..." Тут будет встречная складка. Снимется, подрежется. Я вам сделаю комплимент: я люблю, когда у заказчицы хорошая фигура...
Рахиль (тихо, как бы про себя). Суют ложки... Ложки суют... Пробуют, пробуют... Нор мы квыкцех... Получают удовольствие... Мои дети никогда не берут чужое... (Замечает, что из бутылки особенно много выпито.) Виля, Виля, Виля...
Виля (тихо). Сама ты воровка...
Рахиль (словно обрадовавшись, тихо). Я воровка? Чтоб ты лежал и гнил, если я воровка. (Поднимает правую руку.) От так, как я держу руку, я тебе войду в лицо...
Виля. На... (Дает ей дулю.)
Злота. "Тира-ра-рой, птичечка, пой..." (Вшиволдиной.) Подождите, я возьму сейчас нитки для наметки. (Выходит в столовую, тихо.) Боже мой, ведь стыдно перед человеком...
Рахиль. Ты молчи... Вот сейчас ты схватишься за свои косичечки... Сейчас начнешь танцевать перделемешку...
Злота (хватается за лицо). Боже мой... (Уходит.)
Виля. На... (Дает Рахили дулю.)
Рахиль. Чтоб ты опух, так было бы хорошо... (Ходит, встряхивает банки и бутылки.) Суют ложки... Пробуют... Так было бы хорошо... Так было бы хорошо... (Ругательства она произносит про себя, только шевеля губами, а вслух повторяет: "Так было бы хорошо".)
Злота. Мадам Вшиволдина, пройдите к зеркалу.
Вшиволдина входит в столовую и начинает вертеться перед зеркалом.
Рахиль (к Вшиволдиной). Ну, как товарищ полковник? Что-то я его не видела на партконференции.
Вшиволдина. Он уехал в Западную Белоруссию, там у брата неприятности. Полюбил девушку, а родители против: за коммуниста замуж не пойдет. Они всех русских там называют коммунистами.
Рахиль. Да, что я не понимаю: политика партии ыв национальный вопрос? Вы с какого года в партии, товарищ Вшиволдина?
Вшиволдина. С сорок третьего.
Рахиль. Так вы еще молодой коммунист. Если сейчас мы имеем сорок пятый, то вы имеете стаж два года. Ну, тоже неплохо. А я, слава Богу, в партии с двадцать восьмого года. Мой муж — тоже член партии, убит на фронте. Вот я вам сейчас покажу. (Достает из буфета старую, туго набитую бумагами сумку, вытаскивает несколько бумаг.) Вот написано: пал смертью храбрых в районе города Изюм.
Вшиволдина. Это под Харьковом... Да, там в сорок третьем жуть что творилось.
Рахиль. Жуть, а? Так он должен был туда попасть. (Начинает плакать.) Я осталась с двумя сиротами. Младшая, Люся, скоро должна прийти из школы, отличница, а старшая, Рузя, учится в техникуме... И вот, племянник (показывает на Вилю), круглый сирота, моей покойной сестры сын, а эта моя сестра еле ходит. (Показывает на Злоту.)
Вшиволдина. Не расстраивайтесь, у многих на войне погибли родные. Что ж сделаешь...
Рахиль (всхлипывает). Бердичев освободили зимой сорок четвертого года, а летом я с детьми уже была здесь. Я приехала по вызову горкома партии, как старый коммунист. Мой муж тоже был коммунист, работник типографии... Вот у меня ключи здесь в сумке, видите? Этот ключ от буфета, а этот от шкафа, которые я оставила здесь в сорок первом году... Я знаю, где мои вещи, где моя мебель... Моя мебель в селе Быстрик... Рассказывают, что молочница, которая нам носила молоко, приехала с подводой и забрала всю мою мебель. Ей она понравилась. Но что, я пойду в Быстрик, чтоб мне голову сняли? Вот эта вся мебель, вот этот стол, кровать, буфет, стулья, диван — это все мне органы НКВД дали. Сначала меня горком направил завстоловой НКВД. А теперь меня направили на укрепление кадров в райпотребсоюз. К чему я это говорю, товарищ Вшиволдина? Здесь за стеной живет некий Бронфенмахер из горкомхоза, который только хочет ходить через моя кухня... Что вы скажете, товарищ Вшиволдина, он имеет право устроить себе черный ход через моя кухня и носить через меня свои помои? В землю головой чтоб он уже ходил... На костылях чтоб он ходил... Что, я не знаю, родители его были большие спекулянты, их в тридцатом году раскулачили.
Злота. Зачем ты так говоришь? Его отец был простой сапожник. Я очень правильная... Я Доня с правдой...
Вшиволдина (смеется). А кто такая Доня?
Злота. Это была такая революционерка. Она всегда любила говорить правда. Так ее звали Доня с правдой.
Рахиль. Вот она вам скажет... Революционерка Доня была? Сионистка Доня была. А у Бронфенмахера дядя тоже был сионист, он в двадцатом году уехал в Палестину... Если я за этого Бронфенмахера возьмусь, так ему станет темно и горько... Я к Свинарцу зайду... Со мной нельзя начинать... Он мне будет носить помои через моя кухня. Я его сделаю с болотом наравне... Рахиль Луцкая кое-кто еще знает в Бердичеве... Я по мужу Капцан, но меня в городе знают как Луцкая...
Вшиволдина. Не надо ругаться. (К Злоте.) Так когда следующая примерка, Зинаида Павловна?
Злота. Зайдите через три дня.
Рахиль. Со мной нельзя начинать. Меня кое-кто в городе Бердичеве знает. Вот, пожалуйста, товарищ Вшиволдина. (Достает из сумки бумажку, читает.) "Мандат номер четыреста тринадцать. Капцан Р. А. дийсно является делегатом четырнадцатой районной конференции Бердычевского району вид первичной организации райспоживспилки з правом ухвального голосу...". Вы понимаете по-украински?.. Я делегат районной конференции от райпотребсоюза с правом совещательного голоса... Так этот Бронфенмахер будет носить через меня свои помои...
Вшиволдина переодевается в соседней комнате.
Всего доброго, товарищ Вшиволдина. (Злота идет проводить, слышно, как хлопнули двери.) Злота, ты хорошо закрыла двери? Гоем снизу придут что-нибудь украсть, а ты потом скажешь, что ты не виновата.
Злота (к Виле). Ну, она от меня рвет куски... Я не могу выдержать... Если б я не была больная, я б уехала куда-нибудь (плачет) к чужим людям.
Рахиль. Если б баба имела яйца... Вот сейчас придет Сумер или Быля со своим животом (надувает щеки и показывает, какой у Были живот), так ты на меня наговоришь...
Злота (плачет). Сумер наш брат единственный, а Быля наша двоюродная сестра... Я к ней ничего не имею... Она моя заказчица, дает мне заработать на хлеб. (Говорит и давится от слез.)
Рахиль. Ша, сумасшедшая... Сразу она начинает писять глазами... Сразу она танцует перделемешка. Ты знаешь, Виля, что такое танцевать перделемешка? Это когда истерика... Ты ж понимаешь, Виля, я хочу ей плохого... А ведь можно прожить тихо, мирно... Я с моими детьми, Злота с тобой, Сумер со своей семьей, кто у нас еще остался?
Виля (Рахили). Заткнись!
Рахиль (к Злоте). Ну что ты скажешь? Ты ж говоришь, что только ты опекун... Хороший племянничек... (К Виле.) Болячка на тебя... Я сварила немножко варенья для своих детей, немножко наливки на свои копейки, чтоб иногда немного к чаю, так он сует ложки в банки... Но нельзя говорить... Злота говорит, что это хорошо...
Виля. Чтоб ты так жила...
Рахиль. Что я таки так жила... Болячка тебе в лицо... Такой железный парень, а вынести ведро с помоями некому… (Сердито стуча ногами, выходит на кухню, слышно, как она гремит ведром, как хлопают входные двери. Кричит.) Злота, прислушайся... Гоем придут, украдут каструли или моя телогрейка, а потом ты скажешь, что ты не виновата.
Злота (к Виле). Зачем ты ей говоришь "заткнись"?
Виля. А что, я ей буду молчать?
Злота. Если б Рахиль все не заносила домой, нам было бы плохо... Но у нее такой характер, она нервная...
Виля. Она все заносит домой? А ты знаешь, когда она идет получать хлеб по карточкам на себя и на нас, так она часть нашего хлеба перекладывает себе...
Злота (смеется). Я вижу, что-то нам не хватает. А они трое кушают, и им еще остается. Виля (сердито). Я вчера пошел за ней в булочную и заметил.
Злота (смеется). Нам только на завтрак и на обед хватает, а они и на ужин хлеб имеют... Но она такая ловкая...
Виля. Я ей скажу, что она воровка...
Злота (испуганно). Ой, я не могу выдержать...
Виля (передразнивает). Не могу выдержать... Ой, вэй... И вечно у тебя на губе что-то висит. Сними нитку с губы, смотреть противно.
Злота (плачет). Это за все хорошее, что я ему сделала... Я такая больная... Помни, Виля, помни...
Виля. На... (Дает ей дулю.)
Злота (плачет). Гыдейнк... Помни... Ты меня будешь искать в каждом уголочке... Чтоб мне этот час хорошо прошел... (Слышно, как хлопает входная дверь, гремит ведро. Злота вытирает глаза, прикладывает палец к губам.) Ша, тихо...
Рахиль (врывается с красным лицом, с вытаращенными глазами). Ой, быстрее... Прячь, прячь... Всюду журналы мод раскиданы, всюду нитки, катушки... Виля, закрой машину рядном...
Злота. Рухл, не бросай, ты мне все выкройки порвешь...
Рахиль (тяжело дышит). Злота, быстрее... Тут во двор один зашел... Луша снизу говорит, что это фининспектор. Когда-нибудь я останусь с моими детьми из-за тебя несчастной. Придут и опишут мою мебель. Все гоем снизу знают, что здесь живет портниха.
Злота (бледная). Ой, я мертвая...
Рахиль (кричит). Когда-нибудь я стану из-за тебя несчастная с моими детьми! Виля, собирай быстрей журналы... Когда-нибудь я возьму все выкройки и все журналы и сожгу их...
Злота (плачет). Это мой заработок, на что мне жить?
Рахиль (кричит). Иди в артель, как все! Ты не хочешь работать на государство.
Злота (садится на стул). Ой, мне плохо... Я больная...
Рахиль. Я тоже больная, и все-таки я поднимаю на складе мешки и ящики...
Злота (держится за сердце). Ой, мне плохо...
Рахиль. Злота, ты делаешь уже свои номерочки? (К Виле). Что ты скажешь, Виля, я хочу ей плохого?.. Боже спаси... Я снесла ведро, мне Луша снизу говорит: Рахиль Абрамовна, тут во двор зашел один, так, кажется, это фининспектор... Сидит и стонет, как квочка... Если плохо, принимают лекарство... Хочешь немножко варенья?.. Виля, пойди набери два стакана воды себе и Злоте, с вареньем очень вкусно... Какой ты хочешь варенье: вишневое или клубничное?
Злота (плачет, к Виле). Я имею от нее отрезанные годы...
Рахиль. Сумасшедшая... Ты думаешь, почему эти гоем снизу не присылают сюда фининспектора? Слышишь, Виля, они б давно сюда прислали, но здесь во дворе Макар Евгеньевич делает сапоги, он член партии, но он кустарь. А Дуня, его жена, вяжет на базар кофты. Они знают, что если гоем ко мне пришлют фининспектора, так я к ним пришлю фининспектора. Это ты их боишься, я их не боюсь. (Слышен стук в дверь.) Ой, это Люся идет из школы... Мне чтоб было за ее кости...