Том Уэйтс. Интервью

20 вопросов

«Playboy», март 1988 года

Стив Они

Сингера-сонграйтера Тома Уэйтса знают как певца ночных городов, барда прокуренных баров и бильярдного шара луны. Однако в последнее время Уэйтс экспериментирует: и в трех последних альбомах, куда вошли песни, сколоченные из «подобранных звуков» - грохота отбойных молотков, воя сирен, обрывков ирландских джиг, - и в качестве актера («Клуб „Коттон"», «Вне закона», «Чертополох»). Наш автор Стив Они заглянул в излюбленное заведение Уэйтса - убогое кафе на краю лос-анджелесского даунтауна.

- Тут явился тридцатисемилетний Уэйтс, у него всколоченные волосы и загадочный взгляд, на нем черный костюм и галстук приходского священника, - докладывает автор. - Из опасения, что его слова передадут неточно, Уэйтс потребовал магнитофон, но разговор начал с предупреждения: «Я буду время от времени давить на ваши тайные пружины».

1. PLAYBOY: Несмотря на то что своими альбомами вы завоевали себе немало верных поклонников, ваши песни редко услышишь по радио. Какую, по-вашему, взятку нужно дать диск-жокеям из Де-Мойна, чтобы они прокрутили пару отрывков из «Frank's Wild Years»?

УЭЙТС: Пошлите им свежезамороженных корнуоллских курочек. Наверное, поможет. Или стейков от Спенсера. Сегодня на волне тот, кто пишет побрякушки. Это эпидемия. Еще хуже, когда музыка смыкается с рекламой - от «крайслеров»-«плимутов» до пепси-колы. Мне это неприятно. Меня это бесит. Вот так.

2. PLAYBOY: Несколько песен начального этапа вашей карьеры стали хитами - «Ol' 55», например, перепетая Eagles, - и почти все они, при всей их необычности, основаны на приятных мелодиях. Однако в недавнее время - особенно в трех последних альбомах - вы уходите от напевности и приходите к тому, что можно назвать «организованным шумом». Почему?

УЭЙТС: Раньше мне удавалась лишь мельчайшая часть всего, что я хотел сделать. Не выходило толком записать услышанное и пережитое. Музыка, в которой слишком много струнных, постепенно становится похожей на Перри Комо. Поэтому я почти перестал работать с фортепьяно. Наверное, всякий, кто играет на фортепьяно, с восторгом посмотрел бы и послушал, как это самое фортепьяно падает с двенадцатого этажа и бьется об асфальт, особенно хорошо послушать буханье. Это как школа. Приятно посмотреть, как она горит.

3. PLAYBOY: Чтобы создать продаваемую поп-песню, обязательно ли продаваться самому?

УЭЙТС: Популярная музыка - это как большая пьянка, гораздо приятнее мечтать о том, как ты туда впихнешься, чем явиться по приглашению. Время от времени пацан в рубашке на левую сторону, шляпе-таблетке и с накрашенными губами получает возможность что-то произнести. Я всегда боялся, что буду двадцать лет подряд хлопать этот мир по плечу, а когда он наконец обернется, забуду, что хотел сказать. Все время боюсь сделать в студии какую-нибудь фигню, от которой самому будет тошно, а потом она выйдет и станет хитом. Тут я вообще невротик.

4. PLAYBOY: Кто такой Гарри Партч¹ и что он для вас значит?

УЭЙТС: Новатор. Все свои инструменты сделал сам, как бы примеривая на себя опыт американских бродяг, - в тридцатые и сороковые годы объехал Соединенные Штаты, придумывая по дороге конструкции своих инструментов. Использовал духовой орган и промышленные бутыли для воды, собирал громадные маримбы. Он умер в начале семидесятых, но «Ансамбль Гарри Партча» до сих пор играет на фестивалях. Было бы слишком самонадеянно говорить, что я вижу связь между его работами и моими. У меня это выходит топорно, но все же я использую звуки, которые мы постоянно вокруг себя слышим, делаю сам или нахожу инструменты - такие, что вообще-то инструментами не считаются: например, протащить по полу стул или врезать со всей силы доской по боковухе железного ящика; парадный колокол, тормозной барабан, который уже не починить, полицейский мегафон. Так интереснее. Знаете, я не люблю прямые линии. Беда в том, что почти все инструменты квадратные, а музыка - круглая.

5. PLAYBOY: Если говорить о ваших склонностях - кого из современных артистов вы любите слушать?

УЭЙТС: Принса. Он на переднем рубеже. Он бескомпромиссный. Настоящий самородок. Берется за самые рискованные вещи. Он андрогин, хулиган, вуду. Хороша позиция у The Replacements. Они любят искажения. Их концерты - как ритуалы у насекомых. Мне нравится рэп во многом из-за того, что он настоящий, сиюминутный. Вообще мне нравится, когда что-то в самом начале, когда индустрия еще не успела на это наброситься. А то потом большинство артистов выплывают кверху брюхом.

6. PLAYBOY: Что приходит вам в голову, когда вы слышите имя Барри Мэнилоу²?

УЭЙТС: Дорогая мебель и одежда, в которой неловко себя чувствуешь.

7. PLAYBOY: На протяжении всей своей музыкальной карьеры вы старались оставить за собой максимум творческого контроля, однако в последние годы все сильнее увлекаетесь самыми коллаборативными из искусств - театром и кино. В чем их притягательность?

УЭЙТС: Ужасно интересно смотреть на безумие этих людей; они собираются вместе, словно какая-то система жизнеобеспечения, и творят буквально из дыма. Меня тащит к ним та же сила, что гонит записывать альбомы; вещи и идеи превращаешь в собственного монстра. Так делаются сны. Мне нравится.

8. PLAYBOY: В «Чертополохе» вы работали вместе с Джеком Николсоном и Мерил Стрип. Чему вы у них научились?

УЭЙТС: Николсон - превосходный рассказчик. Он как великий бард. Говорит, что знает все и о роскошных гостиных, и о вагонных депо, и обо всем, что между ними. Можно многому научиться, просто наблюдая, как он открывает окно или зашнуровывает ботинки. Классно, когда тебя в такое посвящают. Я присматривался ко всему - как они строили персонажей из кусочков своих знакомых. Все равно что сделать куклу из рта бабушки, походки тети Бетти, осанки Этель Мерман, - только потом они впускают в этот экстерьер собственные под- линные чувства. Выходит просто здорово.

9. PLAYBOY: Помогает ли вашей музыке ваша увлеченность театром и кино?

УЭЙТС: Разве что проще входить в песенные роли. Я так делал в песнях «I'll Take New York» и «Straight to the Top» c «Frank's Wild Years». Научился играть много музыкальных персонажей одновременно и не чувствовать, будто заслоняю себя самого. Наоборот, вдруг обнаруживаешь, что в тебе живет целое семейство.

10. PLAYBOY: Три года назад вы соловьем разливались о переезде из Лос-Анджелеса на Манхэттен. Вы называли Нью-Йорк «городом лучшей в мире обуви», однако теперь вы опять в Калифорнии. Что произошло?

УЭЙТС: У меня развился синдром Туретта. Я стал грязно ругаться посреди Восьмой авеню. Я превратился в Голову-Ластика. Но это удалось остановить. Наука - великая сила.

11. PLAYBOY: Если бы водили по Лос-Анджелесу экскурсии, о каких достопримечательностях вы бы рас- сказывали?

УЭЙТС: Давайте посмотрим. Скажем, цыплята, - предлагаю птицеферму «Красное крыло» неподалеку от Твиди-лейн в Южном Центральном Лос-Анджелесе. Речь идет и о жареных цыплятах, и о ритуальных. Одного повесьте у себя над дверью, пусть отваживает злых духов; второго - в тарелку с паприкой. Для прочих покупок сгодится рынок «Би-си-ди» на Темпл. Лучшие продукты во всем городе, еще там хорошие свиные ножки, что очень важно для обеденных планов. Спросите Брюса. Под «Землей» на Хилл-стрит лучшее место для любителей прикинуться женщиной; затем около автовокзала можно заглянуть во «Фролик-Рум», попробовать маринованные яйца. С мужиком за стойкой мы родились в один день, зовут его Том. Наконец Бонго Бин, он играет на саксе перед отелем «Файджеро». Как во времена «Пенни с небес»5. Бонго - высокий такой, симпатичный, он там почти каждый вечер. Смотрите не перепутайте.

12. PLAYBOY: Если о Лос-Анджелесе можно сказать, что он для вас своя территория, то другая ваша большая любовь - полуночный мир больших городов Америки. Давайте вспомним ваши путешествия. Какие ночлежки у вас самые любимые?

УЭЙТС: Отель «Стерлинг» в Кливленде. Огромный вестибюль. Там хорошо посидеть со стариками и посмотреть кино с Роком Хадсоном6. Потом отель «Уилмонт» в Чикаго. Там у женщины за конторкой сын на рекламе «Мальборо». В Остине, Техас, есть отель «Аламо», я там как-то вечером ехал в лифте с Сэмом Хьюстоном Джонсоном7. Он болтал и плевал в чашку табачный сок. Теперь так: отель «Свисс-Американ» - это сумасшедший дом Сан-Франциско. Мотель «Парадайз» в Лос-Анджелесе прямо на бульваре Сансет. Там хорошо летом, когда через дорогу карнавал. Ага, еще «Тафт». Кажется, это сеть такая. В почти любом городе сходишь с поезда, садишься в такси и говоришь: «Поехали в отель „Тафт"», и тебя тут же закинут в это уродство. Ага, так и говоришь: «Везите меня в „Тафт", да поживее».

13. PLAYBOY: Вопреки вашей репутации и песням, восхваляющим беспутную жизнь и пьянство, вы женаты уже семь лет, и у вас двое детей. Как вы сочетаете свою личную и творческую жизнь?

УЭЙТС: У меня отличная жена. Я очень многому у нее научился. Она ирландская католичка. Носит внутри себя живой темный лес - целиком. Она толкает меня туда, куда я сам не пошел бы, и, должен сказать, очень многое из того, что я пытаюсь делать, она поддерживает. А дети? В смысле творчества это что-то поразительное. Как они рисуют, знаете? От бумаги прямо на стены. Хотелось бы мне быть настолько открытым.

14. PLAYBOY: Как насчет «обязанностей каждого американского папы», например поездки в «Диснейленд»?

УЭЙТС: «Диснейленд» - это Вегас для детей. Когда я пошел туда с ними, меня чуть удар не хватил. Прямая противоположность всему, что о нем говорят. Это никакая не пища для воображения. Это просто огромная распродажа бесполезного барахла. Я больше туда не ходок и детей не пущу, пока им нет восемнадцати и они живут дома. И даже потом запретил бы.

15. PLAYBOY: Ваша техника сочинения песен очень необычна. Вместо того чтобы сидеть за роялем или синтезатором, вы прячетесь в какой-нибудь дыре с одним магнитофоном. Почему вы так работаете?

УЭЙТС: Не хочется произносить громкие слова, но я пытаюсь стать антенной, громоотводом, чтобы внешнее попадало внутрь. Это происходит где угодно: в отелях, в машине - когда за рулем кто-то другой. Я бьюсь о предметы, стучу в стены, ломаю вещи - все, что под рукой. В нашем мире столько вещей, что с ними соприкасаешься на каждом шагу и не замечаешь в них ничего, кроме того, что тебе от них нужно. Зато когда я пишу, они превращаются во что-то другое, и я вижу их по-другому, будто под наркотиками. Кто-то когда-то сказал, что я не музыкант, а инженер мелодий. Мне понравилось. В этом и отстраненность и примитивность сразу.

16. PLAYBOY: Тяготея к простоте в музыке, вы весьма изощрены в текстах: внутренние рифмы, классические аллюзии и ваш отличительный знак - великолепный слух на просторечие. В этом смысле вы - Уильям Сэфайр8 городского жаргона, человек, сберегающий фразы: например, «брести по-испански» - спьяну покачиваться при ходьбе, - вы даже пускаете в оборот весьма достойные словоформы собственного изобретения, скажем, псы дождя - бесприютные люди, которые, подобно собакам после грозы, не могут найти свои метки и бесцельно бродят по округе. Есть ли у вас еще какие-то любимые кусочки сленга, фразы, которые вам хотелось бы видеть и слышать в повседневной жизни?

УЭЙТС: Для начала я хотел бы вернуть в обращение термин «деревянное кимоно». То есть гроб. Кажется, происходит из Нового Орлеана, но я не уверен. Еще мне нравится «волчий билет» - в смысле опасность, опасный человек или же просто неуправляемый. В предложении вы бы сказали: «Не приебывайся ко мне, у меня волчий билет». Кажется, это пошло от негров Балтимора или железнодорожников прошлого века. Вот еще. Не знаю откуда, но мне нравится: «субботний тик». То, что происходит с твоей рукой, если в кино или в баре целый вечер охмурять симпатичную девушку, а для этого держать руку на спинке ее кресла. Когда рука немеет от каких-то действий, значит, у тебя субботний тик.

17. PLAYBOY: Как-то вы сказали, что скорее станете слушать музыку из хрипящего автомобильного радио, чем из самой лучшей акустической системы. Чем вам не угодил хороший CD-плеер?

УЭЙТС: Я люблю извлекать музыку из того окружения, в котором она выросла, переносить на новое место. Видимо, атмосфера, в которой я слушаю музыку, для меня так же важна, как и то, что я слушаю. Атмосфера влияет на музыку. Это как слушать Махалию Джексон9, когда едешь в машине по Техасу. Совсем не то, что в церкви. Это как притащить в джунгли «Виктролу», пред- ставляете? Музыка меняется. Встраиваешь ее в собственный мир, и она становится не центром этого мира, а приправой. Саундтреком к фильму, в котором ты живешь.

18. PLAYBOY: Ваша музыка к «От всего сердца» была номинирована на «Оскар». Понравилось ли вам работать над ней настолько, чтобы попробовать еще раз?

УЭЙТС: Работа над «От всего сердца» - это было почти как в «Брилл-Билдинг»10: сидишь в офисе за пианино и пишешь песни, как репризы. Я давно о таком мечтал, так что сразу ухватился за эту возможность. Мне предлагали поработать над другими фильмами, но я отказывался. Приходит режиссер и говорит: «Вот, смотри, у меня тут игрушка поломалась». Иногда он еще добавляет: «Починишь?» А украсить интерьер или подстричься ему не надо? Так что ты должен быть твердо уверен, что подходишь для этой работы. В некотором смысле это как работать врачом. Постельный режим, пейте побольше.

19. PLAYBOY: Вы отмечали, что «Frank's Wild Years» - для вас завершение музыкального этапа, последняя часть музыкальной трилогии, начавшейся c «Swordfishtrombones». Вы повернули за угол? Является ли этот альбом вашим последним экспериментом с мусорщицкой школой сочинения песен?

УЭЙТС: Не знаю, повернул ли я за угол, но я точно открыл дверь. В каком-то смысле нашел новую жилу. Бросил в окно камни. Я уже не так, как раньше, боюсь технических чудес. В этих трех альбомах я исследовал гидродинамику своих собственных вывертов. Не знаю, каким будет следующий. Может, более тяжелым или бо- лее громким. Для меня теперь во всем чуть больше психоделики и больше этники. Я поглядываю в сторону той музыки, которая возникает из воспоминаний, когда в детстве я слушал вместе с отцом Los Tres Ases11 в клубе «Континентал».

20. PLAYBOY: Как далеко вы готовы зайти, чтобы не заработать звезду на бульваре Голливуд?

УЭЙТС: Не думаю, что вопрос стоит именно так. Дело больше в том, чем за нее платишь. Я не гонюсь за наградами. Награды - это всего лишь фары у тебя на груди, как говорил Боб Дилан12. За всю свою жизнь я получил только одну награду - от клуба «Тенко» в Италии. Они вручили мне гитару из тигрового глаза. Клуб «Тенко» пытался создать альтернативу большому ежегодному фестивалю в Сан-Ремо. В память большого певца по имени Тенко13, который выстрелил себе в сердце, когда проиграл на фестивале. Одно время у итальянских певцов было модно стрелять себе в сердце. Вот такая у меня награда.

Примечания

¹ Гарри Партч (1901-1974) - композитор, один из первых начал работать с микротонами, для чего сам же изобретал музыкальные инструменты.

² Барри Мэнилоу (р. 1943) - поп-певец.

3Этель Мерман (Этель Агнес Циммерман, 1908-1984) - певица, звезда Бродвея и Голливуда, лауреат премий «Тони» и «Грэмми».

4 Синдром Туретта - неврологический синдром, характеризующийся множественными тиками, одышкой и непроизвольно непристойной речью.

5 «Пенни с небес» (1936) - музыкальная комедия Нормана Маклеода с Бингом Кросби в главной роли; не путать с одноименным фильмом Герберта Росса, выпущенным в 1981 г. и основанным на телесериале 1978 г.

6 Рок Хадсон (1925-1985) - звезда романтических комедий конца 1950-х - начала 1960-х гг., снимался с Дорис Дэй; одна из первых в шоу-бизнесе жертв СПИДа.

7 Сэм Хьюстон Джонсон (1914-1978) - младший брат президента Линдона Джонсона, известный своим алкоголизмом и несдержанным языком.

8 Уильям Сэфайр (р. 1929) - писатель, журналист, колумнист и спичрайтер; больше всего известен как один из авторов колонки в «Нью-Йорк таймс мэгазин», посвященной грамматике, этимологии, словоупотреблению и прочим языковым проблемам.

9 Махалия Джексон (1911-1972) - известная госпел-певица.

10 «Брилл - Билдинг» - здание, расположенное на Бродвее в Нью-Йорке и целиком занятое музыкальными фирмами.

11 «Три туза» (исп.) - популярное мексиканское трио 1950-х гг.

12Дилан говорил несколько иное. Видимо, имеются в виду строки из «Memphis Blues Again»:

Now the preacher looked so baffled
When I asked him why he dressed
With twenty pounds of headlines
Stapled to his chest.
То есть на груди не фары, а газетные заголовки.

13Луиджи Тенко (1938-1967) - итальянский певец и актер, покончил собой, узнав, что его песня не прошла в финал на фестивале в Сан-Ремо.