Путин. Путеводитель для неравнодушных

От автора

Путин стоял в окружении журналистов и по­корно выполнял их просьбы. Он поворачивался то в одну, то в другую сторону, давая возможность многочисленным фотографам с удобством запе­чатлевать то и дело пристраивающихся к Прези­денту счастливых звезд телеэкрана. С какого-то момента Владимир Владимирович принял правила этой игры и уже не пытался сопротивляться. На его лице появилось выражение покорной обреченно­сти. Так, наверное, звезды Голливуда терпят назой­ливые приставания случайных прохожих с вечной просьбой об автографе или фотографии на память. Автографа у Президента так никто и не попросил. Забавно, что подобная перемена ролей ни в коей мере не смущала телевизионных кумиров, и они с радостью вели себя, как свои же обезумевшие фана­ты. Все происходило в Ново-Огарево, куда нас при­гласили на шампанское в честь вручения высоких правительственных наград. Но для многих присут­ствующих так до конца и не стало ясно, что же было для них большей наградой — медаль или возмож­ность увидеться и даже сфотографироваться с са­мим Путиным. Так, незадолго до этого мой при­ятель из числа награжденных депутатов Государст­венной думы с горечью в голосе жаловался, что награды вручал не сам. Я был уверен, что и нам не­посредственно сам вручать ничего не будет, так как аналогичное мероприятие, состоявшееся за полго­да до описываемого летнего события 2007 года, проводил не кто иной, как руководитель Админи­страции Президента Сергей Собянии. А зная, как трепетно относится кремлевский аппарат к соблю­дению баланса сил, я абсолютно ясно отдавал себе отчет в том, что и на этот раз нас выделять не станут. Но, несмотря ни на что, встречи с Путиным жда­ли. Хотя и понимали, что, случись такое, все равно никаких решений ни принято, ни озвучено не бу­дет, а все происходящее здесь — не более чем довольно формальная процедура. Особенно учиты­вая уж очень большое количество приглашенных — под семьдесят! И, тем не менее, я видел, как на­страивались на подход к Президенту мои коллеги, старательно проговаривая все, что они собирались сказать. И как уже после они мучительно долго ана­лизировали каждое сказанное им слово и сделан­ный жест, малейшее движение мимических мышц и возникшие смысловые паузы.

Стоя в толпе коллег, я смотрел на все происхо­дящее вокруг меня и задавался одним-единствен­ным вопросом — почему? Почему внимания и расположения одного человека добивались и добива­ются вcе те, кого обычно считают «кумирами и вла­стителями умов»? В чем причина? Что это — банальное проявление их рабской сущности? Заиг­рывание с сильным мира сего в страшной мечте о власти, вся мощь которой сосредоточена в руках этого человека, столь неожиданно возглавившего Россию и столь разительным образом отличающе­гося от всех своих предшественников?

Ответу на возникший у меня вопрос и посвяще­на эта книга.

Вместо вступления: Кремль как увеличительное стекло

Кто вы, мистер Путин? Этот вопрос задавали и задают все, кому не лень. Количество книги иссле­дований на тему « Путин и...» постепенно приближается к поистине астрономической величине, а ответа все нет и в ближайшее время, видимо, не предвидится.

Не мучайтесь вопросом — почему. Узнать, кто же такой этот Путин, всегда будет крайне сложно, ведь главная особенность Кремля заключается в том, что власть, в нем сконцентрированная, преоб­ражает Президента. Она выпячивает сильные и сла­бые стороны любого взгромоздившегося на эту вер­шину человека, одновременно ослепляя всех смот­рящих на него жгучей ненавистью или распираю­щей сердце любовью. Равнодушию здесь не место. Под таким гигантским увеличительным стеклом даже самый простой человек становится загадкой, а Путин совсем не прост. Для всех нас он одновре­менно оказался и «терра инкогнита», и зеркалом истины, и продавцом иллюзий, и сокрушителем меч­таний. И это не могло не затронуть души его совре­менников. У каждого из политиков было, есть и останется крайне эмоциональное отношение к Пре­зиденту, что, казалось бы, никак не совпадает с более чем скромной и неброской фигурой гаранта Конституции.

Как только заканчиваются выборы и вновь из­бранный Президент оказывается в Кремле, с ним приходится заново знакомиться. В случае с Пути­ным это было сделать не трудно. Совсем немногие хорошо знали его за полгода до досрочных выборов, так что новые впечатления почти не конфликтова­ли с уже сложившимися. Тем не менее, его приход вызвал ряд значительных изменений в психологии российской политической общественности. За вре­мя работы в средствах массовой информации мне удалось побеседовать с немалым количеством по­литиков всевозможных мастей, и было крайне ин­тересно наблюдать за тем, как год за годом карди­нальным образом менялось их личное отношение к Путину. Можно с уверенностью сказать, что с ка­кого-то момента политические воззрения многих из тех, кто еще недавно казался себе могучим и зна­чимым, отошли на второй план и на первый вы­ползли личные обиды и не оправдавшие себя про­гнозы.

Процесс знакомства с новым Президентом — неизбежная процедура для всех. Если вы знали Пу­тина и общались с ним до того, как он возглавил страну, это отнюдь не означает, что теперь вам не придется узнавать его, что называется, с чистого листа. Так, Михаилу Комиссару, некоторое время назад работавшему на высокой должности в крем­левской администрации, довелось столкнуться с Путиным уже в новом, непривычном качестве. Ес­ли лет десять назад их рабочие столы стояли совсем рядом, то теперь их разделила самая настоящая кремлевская стена, хотя взаимная симпатия нику­да не делась. Результат — сбой в привычном обще­нии. Однажды Путин, во время одной из своих встреч с журналистами в Кремле, подошел к Ми­хаилу и обратился к нему с вопросом: «Миша, чего в гости не заходишь? » Ответа не последовало в силу очевидной шутливости сказанного. Это законо­мерная ситуация — люди вроде бы и остались преж­ними, но обстоятельства поменялись раз и навсе­гда. Конечно, и сам Путин постепенно преобра­жался — укрепляясь, набираясь душевных сил и публичной уверенности в себе, что внешне прояв­лялось, например, в том, как он становился все бо­лее и более раскованным перед камерами. И это ему шло. В личных беседах с Президентом подоб­ные метаморфозы тоже становятся заметны. Он по - прежнему замечательно слушает, и ответ на поставленный вопрос: «Кто вы, мистер Путин?» — получить все же можно, необходимо лишь понять, кто именно его задает. Проекция отразит искомый образ. В нашей жизни легче любить Путина, чем не любить.

Практически каждый, заходящий к Путину в кабинет, выходит оттуда абсолютно счастливым и очарованным им. Евгений Киселев приписывает это профессиональным навыкам Владимира Вла­димировича, развитым у него во время службы в разведке, но я не считаю это предположение близ­ким к истине. Огромное число людей, прошедших схожую подготовку, не вызывают и тени такого ро­да эмоций, в том числе и сам многоуважаемый господин Киселев. А уж такие высокие чины разведки, как Гордиевский или Калугин, и вовсе раздражают с первого взгляда. Так что дело тут совсем в другом. Причина обаяния Президента, по-видимому, кро­ется в колоссальном магнетизме его должности, помноженном на выдающиеся личностные харак­теристики самого Путина. Он нравится — это его неотъемлемая особенность. В принципе, понра­виться людям не так уж и сложно, на эту тему написано немало книг, но вот как понравиться одновре­менно и выступая по телевизору, и при личной бе­седе? То есть не одному конкретному человеку, а всему народу, причем голосовавшему не только за тебя, что само по себе уже преобразует относительно легкую задачу в почти невыполнимую.

В личной беседе Путин приятно удивляет.

Так уж получилось, что по роду своей профес­сиональной деятельности я беседовал не только с Путиным, но и с рядом других действующих президентов, далеко не последних по уровню влияния на ход мировых событий, в частности с Бушем-младшим и с его отцом за десятилетие до этого. Могу заметить, что каждый из них отнюдь не был слабаком и личный магнетизм, несомненно, присутствовал, но ни у кого не было подобной включенности в собеседника, которую замечаешь у Путина. Общаясь с Бушем, я чувствовал только то, что он хорошо подготовился к нашей встрече. Причем подготови­ли его явно те самые помощники, которые за день до аудиенции часов шесть мучили меня надоедли­выми расспросами. Благодаря их усилиям Буш пришел на встречу во всеоружии, но мне было со­вершенно ясно, что как личность я для него не ва­жен. Он меня «не видел». Ему была поставлена четкая задача — произвести нужное и, желательно, благоприятное впечатление, для чего в ход шли на­работанные приемы: вопросы о детях и сувениры для них, похлопывания по плечу и состраивания дружелюбных гримас. Тем не менее, было очевид­но, что все это наносное — шаг в сторону, и насту­пит неловкая пауза.

Путин совсем другой, более, пожалуй, искрен­ний, дружелюбный и открытый к людям. Хотя нель­зя утверждать, что абсолютно каждый собеседник доставляет ему радость. Например, после нашей беседы в июне 2007 года у меня почему-то сложи­лось впечатление, что ко мне Владимир Владими­рович относится более чем сдержанно. Просто Пре­зидент не теряет времени даром, и если уж встреча состоялась и время так или иначе будет потрачено, то лучше использовать его с толком — для получения информации, ее верификации или формирова­ния мнения путем ее передачи. У Путина вообще не существует намеков, никогда не знаешь, как он к тебе относится. У меня не раз возникало ощущение, что я сильно не нравлюсь Путину и как минимум вызываю у него чувство отторжения, однако после встречи мне говорили, что он очень доволен, ему было интересно, он возвращался к этой беседе и да­же хвалил. Обычно я довольно легко могу угадать реакцию людей, но в случае с Путиным это не уда­ется — он слишком хорошо скрывает свои эмоции. При этом его ни в коем случае нельзя назвать не­эмоциональным. Он эмоционален, подчас настоль­ко, что даже проговаривается, — например, о сво­ем отношении к прессе. Как-то раз я сказал ему, мол, напечатали статью, — а он отмахнулся: «Да кто ее читает, вашу прессу? » Это убеждение Пути­на абсолютно искренно — какой смысл обращать внимание на газеты, если все равно их никто не чи­тает? Именно поэтому газеты в России чувствуют себя гораздо вольготнее и свободнее, чем электрон­ные средства информации.

Каждый раз возвращаюсь к вопросу: почему Путина так любит народ? Ведь Путин никогда не заявлял о своем плане, хотя действительно есть на­бор его «посланий к народу», никогда не ставил жесткую цель, не обещал, что каждый из россиян получит по новой квартире к такому-то году, не го­ворил о продовольственной программе. Нет! Россия — это абсолютная стихия, она всегда чем-то напоминает океан, где вдруг возникают отливы, приливы, может родиться эмоциональное цуна­ми... Все что угодно. Система, в которой живет и существует Россия, гораздо сложнее и при этом ме­нее структурирована, чем жизнь на Западе. Вот это во многом интуитивное начало прекрасно чувству­ет Путин.

Я часто привожу такой пример. Представьте се­бе борца: сначала он борется за захват, ищет мо­мент, чувствует его, а потом какие-то неясные виб­рации, основанные на анализе позиции партнера, движения его мышц, собственного усилия и собст­венных рук, в общем, миллион таких тонких вещей приводит к тому, что комбинация завершается бро­ском. При этом ты можешь держать противника до последней минуты схватки и на предпоследней, да­же последней секунде решить все одним правиль­ным движением. И кажется, что ты и не делаешь ничего особенного, все определяет неясное ожида­ние, чувствование друг друга. Вот и Путин во всех своих решениях действует именно так. В России политики такого интуитивного типа — редкость. Путин как раз и является таким. Во многом он плоть от плоти народа и очень четко чувствует его настроение. Путину очень помогло, что в отличие от Ельцина и всех остальных он поздно — по воз­расту — пришел в номенклатурную систему. Это дает Путину реальное знание жизни, понимание ее. Поэтому он чувствует и понимает людей гораз­до лучше, чем многие другие, даже из его непосредственного окружения, — те, кто перебрался на чи­новничьи и министерские кресла гораздо раньше Путина.

Встречи с Путиным добиваются и опасаются с одинаковой силой. И тому есть немало причин. Сам факт аудиенции уже свидетельствует о принадлежности к кругу избранных и о наличии немалого чис­ла союзников в ближайшем окружении Президен­та. Без этих «шерпов» встретиться с Путиным прак­тически невозможно, особенно если речь идет не о приемах в расширенном составе, а об аудиенциях тет-а-тет. Глава государства живет по очень плотному графику, и, даже несмотря на его прямое ука­зание, для вас вдруг может просто не оказаться ни одной свободной минутки. Хотя, конечно, такие маневры не могут длиться вечно. Сегодня важность индивидуального общения исключительно высока, а постоянная близость к первому лицу определяет действительную расстановку сил в государстве. Звания и должности оказываются вторичными, как и избирательный процесс. Именно поэтому наиболее могущественные российские политики сейчас так мало известны широкой публике. Они никогда не проходили горнила избирательных компаний в качестве кандидатов, хотя и стояли за мно­гими из них. У них нет «номеров» в формальной государственной иерархии, более того, они за них даже не борются. Их нахождение в Кремле — это результат коллизий гораздо более сложных, чем ба­нальная избирательная кампания. Кто-то познакомился с Путиным давным-давно и с годами су­мел доказать свою рабочую эффективность, равно как и личную преданность. Кто-то достался ему в наследство от предыдущего правителя, но успел на практике подтвердить свое право находиться в но­вой команде. Имена этих людей до последнего вре­мени были не особенно известны, и это неудиви­тельно: показная личная скромность и стремление всячески избегать общественного внимания — это то, что всех их объединяет.

Скажу больше: можно с уверенностью утвер­ждать, что повысившаяся публичная активность, как правило, свидетельствует о потере реального влияния на подготовку принимаемых Президен­том решений. Иногда это приводит к изменению статуса и переходу в категорию публичных полити­ков, как было в случае с Дмитрием Медведевым и Дмитрием Козаком. Иногда — к резкому сокраще­нию зоны реального влияния, что произошло с Владиславом Сурковым, когда вся его политиче­ская арена сузилась до «Единой России» и ряда других не столь существенных проектов. Во вре­менном понижении значимости Суркова, бесспор­но, важнейшую роль сыграл даже не провал проек­та «Родина», который как раз решил поставленную перед ним на выборах 2003 года задачу и даже со­жрал в своих рядах Рогозина, а укрепление Сергея Миронова и абсолютно не контролируемый крем­левским царедворцем проект «Справедливая Рос­сия» . При этом в конечном итоге Суркову удалось победить, чему немало посодействовал и сам Миронов своей более чем невзвешенной и странной партийной политикой. Но сам факт возможности захода к Президенту с идеей отдельного партийно­го проекта мимо Суркова (к тому же, судя по все­му, этот проект поддержали также очень влиятель­ные люди и в Администрации Президента) свиде­тельствует о том, что непосредственно свою поляну на какой-то момент времени Сурков полностью не контролировал. А для людей в Кремле это всегда тревожный сигнал. То есть ты, как волк, всегда должен жестко защищать свою территорию. И лю­бая попытка повлиять на решения, принимаемые на твоей территории, воспринимается как знак крупного провала. Сурков доказал свою эффек­тивность и лояльность во время предвыборной кам­пании, когда он, устроив вокруг нее совершенно невероятный шум, создав гигантский пиаровский фон, сумел раскрутить партию «Единая Россия» с таким колоссально мощным паровозом, каким является сам Президент Путин, пошедший на выборы под номером один и единственным в списке. Конечно, это самая большая удача Суркова за годы его работы в Кремле. Но, тем не менее, черное пят­нышко осталось.

Справедливости ради надо отметить, что с идеей возглавить партию к Путину обращались с 2003 го­да как Сурков, так и Волошин, однако автором идеи является Сурков.

Причины описанных колебаний силы кроются не только в личностях политиков, но и в первую очередь в тех планах, которые им отводит Прези­дент, по большому счету ни одного из них не погру­жающий сполна в свои замыслы. Однако личные качества Путина, подтвержденные опытом совме­стной работы, намертво приковывают его окруже­ние к нему. Любое новое назначение, даже сопро­вождаемое внешним и реальным ослаблением, не воспринимается как опала. Скорее как игра в «пи­рамиду», в которой все еще может перевернуться. И основания для таких ожиданий, несомненно, есть.

Окружение Президента, его команда — это ос­новная проблема Путина. Это то, за что его больше всего критикуют, его самое уязвимое место. В то же самое время совершенно очевидно, что по-другому быть не могло. Потому что Путин, идя во враждеб­ный ему Кремль, во враждебное ему ельцинское окружение, мог опереться только на людей, кото­рых знал лично, которым доверял лично. Поэтому к настоящему времени и сложилась команда, где многое построено не только и не столько на про­фессионализме, сколько на личной преданности Путину. Здесь возникает интересная ситуация: Пу­тин является заложником этих обстоятельств. При­влечь новых людей в команду очень сложно, изба­виться от старых — тоже почти невозможно, так как все уже обросли запутанной системой взаим­ных связей, уступок, недоговорок — близкие, прак­тически родственные отношения. При этом, как часто бывает, люди в команде развиваются. Кто-то поддается соблазнам, кто-то — нет. Но те, кого критикуют в команде, зачастую пытаются перевес­ти критику на Путина лично. При этом Путин столкнулся с колоссальной кадровой проблемой: все назначения оказываются из одной и той же ко­лоды. Но колода-то уже не та! И здесь заложен сис­темный кризис власти. Становится очевидным, что необходимо каким-то образом расширять профес­сиональную поляну, искать ресурс, откуда можно привлекать новых людей. Такая попытка, конечно, была предпринята, состоялись яркие перестанов­ки: мэра Казани назначили на Дальний Восток, гу­бернаторы пошли во власть, Собянина передвину­ли; казалось, все сдвинулось,.. Но — увы.

Вообще надо отметить, что Путин окружил себя командой очень сильной. К примеру, Игорь Ива­нович Сечин. Те, кто с ним общается, оценивают его по-разному, но все сходятся на том, что он че­ловек выдающейся работоспособности, системно мыслящий, великолепно готовящий вопросы и как администратор не имеющий себе равных в России. Очень мощный человек, при этом с непростым жизненным путем. Немногие знают, что он воевал в Африке, и воевал достойно. В команде Путина вообще не принято выходить из тени и показывать свои слабости.

Если смотреть реально, то еще, например, са­мый сильный политический менеджер на данный момент — Владислав Юрьевич Сурков. Но Сурков никогда не был достаточно близок к Путину. Он — человек, решающий многие важные вопросы, но он не питерский. Команда, таким образом, разделена: Сурков в команде, но не друг. Есть друзья, но они — не в команде...

Очень интересно посмотреть, как себя «чувст­вуют» новые молодые политики. Например, гос­подин Якеменко, который возглавил Комитет по делам молодежи, создал на государственные и при­влеченные деньги организацию «Наши». Он во многом решает задачи, которые сейчас еще «непро­зрачные». Известно, что Якеменко готовит собст­венные президентские выборы через пару сроков. Он создает свою сетевую организацию, подчинен­ную ему лично, где люди именно ему обязаны сво­им положением. Он выращивает будущих избира­телей, которые считают, что они лучшие уже по­тому, что находятся в этом движении. В условиях России это крайне опасно. Но это попытка решить кадровую задачу: «Мы — другие». Чем другие? Тем, что мы едины, в едином сообществе. И имен­но в этом заключается опасность «Наших»... «Де­ти» не ведают, что творят, а вот «взрослые»...

Ясно, что Якеменко — креатура Суркова. И я хорошо понимаю Суркова, потому что он решал вполне конкретные задачи и решил их блестяще. Вообще, как я уже сказал, Сурков, бесспорно, яв­ляется лучшим политическим менеджером России: умный, талантливый, блестяще образованный че­ловек, всегда с блеском решающий задачи, абсо­лютно преданный Путину, хотя и не входящий в ближайший круг его личной команды, доставший­ся Президенту скорее по наследству, но завоевав­ший своим профессионализмом и эффективностью место под солнцем. Например, задача борьбы с «оранжевыми» была решена движением «Наши» со стопроцентной эффективностью, по крайней мере, не в условиях жесткого боя. Но, когда реша­ешь одну задачу, невозможно отмахнуться от по­следствий. Частично эти последствия связаны с на­полеоновским комплексом Якеменко. Хотя я ду­маю, что, если эта проблема будет поставлена перед Сурковым, он и с ней справится, как справился с партией «Родина», с Рогозиным, с Глазьевым.

Такие люди, как Якеменко, заканчивают гром­кими и грязными скандалами. Конечно, не хоте­лось бы, чтобы так произошло, но... Сурков его использует, потому что Якеменко решает задачи, по­ставленные Сурковым. Впрочем, у Суркова нет другого выбора — он, в свою очередь, решает зада­чи, которые перед ним ставит Кремль, Президент и собственное понимание ситуации. Вот показалось Суркову, что в России существует опасность «оран­жевых революций», и он предпринял все меры, что­бы эту опасность ликвидировать.

Сурков является представителем нового поко­ления политических деятелей. К этой плеяде можно отнести Вячеслава Володина — очень сильного политика из «Единой России», Андрея Воробьева (тоже «Единая Россия»). Вот это новое поколе­ние, которое пока не очень на виду, скоро себя проявит. Например, Андрей Воробьев — весьма инте­ресный персонаж. С одной стороны, он — сын ге­нерала, Героя России, близкого друга Сергея Шойгу, а с другой — человек, который прошел срочную службу, воевал в Карабахе, никогда не прятался в кусты, а сейчас показывает себя как талантливый политический менеджер. Или, например, Алек­сандр Бабаков: он был сначала в «Родине», а сей­час в «Справедливой России», где нивелирует не­которые странные телодвижения Миронова.

Когда это поколение российских политиков выйдет на первый план, произойдет отрыв по уровню профессионализма. Удивительно, что практически никто не обратил внимания на исключительную знаковость декабрьских выборов. Дело в том, что это последние выборы для огромного числа поли­тиков образца 1990-х годов. В сегодняшних пар­тиях и сегодняшних депутатах нет энергии, нет ха­ризмы, нет идеологии, нет внятности. Старое по­коление политиков, сформировавшееся на стыке эпох, смешавшее в себе советское и буржуазное, — уходит. Они, выросшие в бедных коммуналках СССР, повзрослевшие на партийной работе, воз­мужавшие в лихих 1990-х, ставшие олигархами, миллионерами, бюрократами новой России, — вы­шли на финальную дистанцию. Им в спину дышат тысячи молодых, энергичных, совершенно иных, выросших в новой России политиков. У этих людей настолько другой менталитет и настолько другой взгляд на жизнь, что даже не приходится сомневаться — они запросто сметут закисших в депутат­ских креслах стариков. Но сделают это чуть поз­же—в 2011 году.

И Путин это прекрасно понимает.

Путин — человек, с которым приятно договари­ваться. Этим он и интересен: ему не хочется тупого подчинения. Он все время пытается достичь реального понимания — не старается попросту жестко задавить, а добивается согласия. Согласие, по Пу­тину, есть взаимное непротивление сторон. Таков его метод. Многие как раз хотят, чтобы он «власть употребил», а он на это не идет.

Вообще интересно, насколько сильно представ­ление о Путине как о человеке с «сильной рукой». Надо сказать, что представление это не очень точно соответствует реальности. Но Путин, производя впечатление человека, тяготеющего к командным методам, на деле ведет себя совсем по-другому — более чем толерантно. В отношении Путина инте­ресен процесс конструктивной, плодотворной дис­куссии. Прежде чем принять решение, он всегда стремится разобраться в вопросе. Шашечкой не ма­шет. Если с утра приезжает, то не будет говорить, что «не так сидите», и правительство менять не будет.

А уж если какое-то движение и произошло, то ясно, что оно не сиюминутное, не вызванное прямо сейчас какой-то эмоцией, а продуманное и вы­зревшее, хотя — не всегда правильное. Можно ска­зать, что решение это никогда не бывает самым сильным, оно всегда наименее слабое. Путин очень любит боковые шаги, они для него гораздо интерес­нее. Он удивляет не для того, чтобы удивлять, нет. Просто осознает пределы устойчивости системы, да и в силу личностных характеристик предпочита­ет победу по очкам нокауту. А любая перестановка в правительстве и в администрации — это чья-то победа, а значит, и чье-то поражение.

...Правитель — всегда легендарный герой. Пра­витель, который смог стать всего лишь управлен­цем цивилизованного государства, — счастье для народа. И тогда не важно, кто у тебя президент — Буш, Рейган, Клинтон, — все равно народ живет хорошо. Когда мы ждем от правителя небесных сил — это уже что-то другое. Это не правитель, это — царь, герой, небожитель. Это уже — преда­ния и легенды.