Цыганка, неподвижно сидящая в глубоком кресле, была древней и дряхлой - но язык не поворачивался назвать ее старухой. Мешали глаза - яркие, живые, завораживающие.
До сих пор красивые.
А властности с годами только прибавилось.
И под взглядом женщины они опускали глаза, переминались с ноги на ногу: пятеро парней и три девушки, все в кольчугах - острый блеск переплетенных стальных колечек поверх вытертой джинсы, арбалеты и мечи сжаты в потных руках, тяжелые рюкзаки с притороченными поверх туго скатанными пенками брошены на пол. Молодые люди тяжело дышали, лица их раскраснелись, движения были нервными и быстрыми - как это бывает со всеми, выдержавшими серьезную потасовку. Они заняли почти всю тесную душную комнату, к двери за их спиной был придвинут огромный тяжелый комод. Единственное в комнате окно закрывали ставни. Может быть, на улице был день, может быть, ночь - комнату освещала только тусклая электрическая лампа в старом пыльном абажуре из багрового бархата.
Женщина сухо рассмеялась, глядя на растерявшихся налетчиков.
Тогда из-за спины молодых вышел мужчина постарше - тоже в кольчуге, но вместо самодельных мечей в руке - пистолет. Дуло пистолета было вставлено в рот длинноволосому чернявому мальчику лет пятнадцати.
Как ни странно, это выглядело не угрозой, а заботой, вороненым термометром во рту больного ребенка. Да и сам мужчина казался добрым доктором, терпеливо успокаивающим капризного маленького пациента.
- Прости, что побеспокоили, Мать, - сказал мужчина, останавливаясь.
Парнишка что-то замычал, откинул голову, пытаясь избавиться от ствола. Мужчина резко дернул пистолетом - и во рту мальчика хрустнуло. На его глаза навернулись слезы, он замер.
- Отпусти ребенка, чяморо! - сказала женщина. - Живо!
- Ты будешь говорить? - уточнил мужчина.
- То скарин ман дэвэл! - выкрикнула женщина - и вдруг вся ее горделивая осанка исчезла. Миг - и в кресле осталась ветхая, впадающая в маразм старуха, неразборчиво прошамкавшая беззубым ртом:
- Я уже говорю с тобой, сын обезьяны!