Любовники

— Ничего страшного. Он заходит в подъезд, мы тихонько следом. Потом ждём, он выходит, я ему ствол в рожу, мол, стоять, сволочь. Он садится на задницу, и мы на его плечах врываемся в квартиру.
— Да мне-то по барабану, можешь поверить. А если там шум поднимется?
— Какой шум? Откуда? Пусть только муркнет кто-нибудь. С ноги по яйцам, стволом в башню, и сразу наступит тишина, как в склепе. Вот увидишь.
— Плоховато я тебя что-то со стволом представляю, Жень. Ну, да ладно. Где наша не пропадала.

Со мной вдруг неожиданно изъявил желание встретиться мой старый знакомый — Евгений Алиев. Я не отказался — свободного времени предостаточно.
Мы у метро пьем пиво прямо из бутылок. Друзьями в полном смысле слова нас не назовёшь:
лишь изредка перекидывались парой слов в общих компаниях, да пересекались на базах и складах бывшей гостиницы «Севастополь», где скупали мелким оптом для последующей реализации всякую херню. Стоит ранняя весна девяносто девятого года, и мы едва сводим концы с концами в угрюмой и подавленной послекризисной столице. Источников дохода практически нет, а есть хочется каждый день. Нормально заработать в нашем полулегальном положении реально не представляется, а для воровства мы теперь уже слишком взрослые. Да и для нищенства... Поэтому не гнушаемся любыми заработками, лишь бы честными. Хотя бы относительно. — Образцов, ты чем сейчас занимаешься?
— Да ничем, — ответил я. — Шатаюсь по электричкам, и впариваю народу пояса для похудения. Резиновые такие, может видал в «Севастополе»?
— Круто, — заржал Алиев. — А как ты попал на электрички-то? Там же мафия. С год назад одного моего приятеля где-то у Немчиновки прямо на ходу из вагона выкинули, вместе с товаром. Чудом под встречную не попал.
— Меня тоже пытались выкинуть. Только не вышло ни хера. Я, как увидел в тамбуре их бычьи рожи, сразу всё понял. Без разговоров схватил бригадира ихнего за голову, и долбанул о тамбурную створу. Он до самой Москвы так и не очухался.
А оставшаяся шелупонь вкурила, что с ними я и тем более базарить не намерен, и отлипла. В Москве вышел, узнал у них, как найти старшего, и сам решил с ним все вопросы.
— Заносишь кому-то, что ли?
— Да заношу... Только немного. А точнее, сколько сам посчитаю нужным. Там ведь тоже все люди разные. Шелупонь всякая отстегивает какие-то конкретные проценты, за ними там следят крепко. А я не шелупонь, со мной связываться — себе дороже. Поэтому мои пожертвования — это скорее жест доброй воли, хе-хе.
— Интересно ты живёшь, Рома, — улыбнулся Алиев. — Никогда не мог понять людей, работающих в электричках. С моей точки зрения они всегда были тупыми барыгами самого низкопробного пошиба.
— И ты абсолютно прав. Торгаши поганые. Ходят по вагонам, и бубнят в пустоту. Ты думаешь, мне это нравится, ходить и бубнить? Ты же про товар рассказываешь, а вагон занимается своими делам, и в херне дует. Кто жрёт, кто спит, кто газету читает. А я — артист, мне внимание аудитории важно. Сам знаешь, краеугольный камень успеха в нашем деле, нерушимый постулат — «глаза в глаза» с клиентом. А в вагоне с кем мне глаза в глаза? Кому мне там улыбаться?
— Ну и чего тогда занимаешься херней? Сам ведь знаешь — выйди на любой станции, просто обойди всю округу, и распихаешь по конторам все, что угодно. Ты ж ещё с «канадских» офисов начинал, у тебя такой опыт колоссальный, а ты по электричкам распыляешься.
— Да знаю я, старик... Апатия у меня какая-то, понимаешь? Живу, как растение, без мыслей и желаний. День прошёл, и то хорошо. Вот ты говоришь — опыт. Ну, опыт! А куда его применить-то? У людей тупо нет денег. До кризиса, сам знаешь, можно было пару сотен баксов в день поднимать. Это если не напрягаться. А если напрячься, то и пятьсот не предел. А сейчас что? Безнадега какая-то, страна в жопе, и мы вместе с ней...
— Ладно, — вдруг прервал меня Алиев. — Мы не для того встретились, чтоб на жизнь друг другу жаловаться. Есть маза срубить по-быстрому нормальное бабло. Дело непыльное, степень риска невысокая.
— Насколько невысокая? — с деланным безразличием поинтересовался я. — Грохнуть, конечно, могут, — отхлебнув пивка, пояснил Евгений. — Но это если протупим или зарвёмся. А если подойдём продуманно, то всё будет хорошо. — Рассказывай. И объясни, что в твоём понимании — срубить? На гоп кого-нибудь взять, что ли? — Фу, Рома, — Алиев брезгливо поморщился. — Неужели ты думаешь, что мне некого подтянуть на гоп? У меня бывших сокамерников по Москве минимум полдесятка шарится, и я более чем уверен, что их дела сейчас тоже не блестящи, да и опыта у них в таких делах куда больше, чем у тебя. Ты вот лучше мне скажи — героином не вмазываешься?
— Что, похоже? — ехидно ухмыльнулся я. — А ты в задницу не долбишься?
— Спокойно, Рома, — предостерегающе поднял ладонь Евгений. — Я пидорский юмор не воспринимаю, тем более в свой адрес. На вопрос-то ответь.
— Вмазывался как-то пару раз, из любопытства. Уж года три как... Мне это так понравилось, что больше никогда не прикасался, и не планирую. Боюсь.
Ощущения превосходные, но подсесть — как два пальца обоссать.
— Это хорошо, — задумчиво протянул Алиев. — Значит, слушай сюда. У меня есть ментовская ксива. Настоящая. Да не смотри ты на меня так, это всего лишь удостоверение члена какого-то сраного общественного совета при МВД. По сути она ни хера не значит, но выглядит вполне по-взрослому. Её мне за дёшево один знакомый полкан подогнал, от уличных мусоров откусываться. А ещё у меня есть наручники, и ствол, вылитый ментовский «Макаров», только газовый. У приятеля одолжил. И ещё я немного владею азербайджанским языком. Итак, если коротко: завтра мы едем в Бирюлево, на Покровский рынок, там находим торчка, торчок сдает нам барыгу, барыгу мы под мусорскую тему выставляем, и бабло у нас на кармане. То, что у барыг бабло есть всегда, думаю, объяснять не нужно... Слы, ты чё ржёшь-то?
— Угу, — отхохотавшись, выдавил я. — Тебе романы бы писать, Алиев. Пуаро, ёптыть. Джеймс Бонд с Покровского рынка, аха-ха-ха!
— Ну, хватить ржать-то уже, — раздраженно бросил Евгений. —- Мне не до шуток ни хера, мне бабло нужно позарез. Эта операция примитивна до гениальности, и я всё равно её реализую. С тобой, не с тобой — по херу. Я тебя подтягиваю только потому, что один никак не справлюсь, одному слишком рискованно. Решай давай.
— Да не нервничай ты так... Хорошо, давай подробней. Если даже допустить, что мы найдём торчка... Хотя, где мы там его найдём?
— На Покровском-то рынке?! Ром, включи мозги. Там чуть ли не каждый второй — торчок. Там рядом, забор в забор с Покровским, находится овощебаза, которую держат азербайджанцы. А так как занимаются на этой базе совсем не только овощами, то там постоянно пасутся барыги, и прочая эта шобла. На саму овощебазу соваться смысла нет, потому что там одни черные, и мы там будем слишком приметны. А на рынке — самое оно.
Походим, посмотрим, послушаем — я ж не зря про азербайджанский язык упомянул. Нам нужен всего лишь один маленький, вонючий черножопый наркоман. Или даже русский, по херу, они все одинаковые. А остальное — просто дело техники. Не надо усложнять простые вещи. Просто поверь на слово. Боишься ты или нет — не спрашиваю. Сам вижу, что не боишься. От тебя требуется минимум — побольше молчать, и вовремя реагировать. В течение следующих десяти минут Алиев тщательно, в мельчайших подробностях рассказал мне о деталях операции. Выглядело всё очень убедительно.
— Ну хорошо, давай попробуем, — уже серьез но ответил я. — Хуже не будет. А реально будет барыгу твоей пукалкой на шарапа взять? У неё ведь дуло в стволе другое совсем.
— Не сомневайся, — Алиев кивнул. — Тебе когда-нибудь ствол к голове приставляли? Нет? Вот то- то же. Я тебя уверяю, что в такие моменты в дуло не заглядываешь, хе-хе. Короче, завтра в девять утра, у центрального рыночного входа. Форма одежды — «бирюлёвец на променаде». Найди самую дешёвую и безвкусную дрянь, что у тебя есть, чтоб выглядел, как местный. Обувь поудобней, лучше кроссовки, вдруг сваливать придётся.
— Лады, договорились. Слышь, Жень, — осторожно поинтересовался я. — А тебе нормально это... Ну, бомбить своих же соплеменников, пусть они и барыги? Они ведь тоже азербайджанцы.
— А мразь национальности не имеет, — отрезал Алиев. — Тех, кто барыжит наркотой, я вообще душил бы собственными руками, а не то чтоб на бабло их выставлял. Ну всё, Ром, до завтра, и лучше не опаздывай, — он махнул мне рукой, поднял воротник куртки, и нырнул в метро.
Районы, находящиеся рядом с Покровским вещевым рынком, уже не первый десяток лет являются московским филиалом республик Кавказа. Оба Бирюлёва — и Западное, и Восточное — давно и плотно заселены, в основном, представителями именно этой окраины бывшего Союза. Они скупили там чуть ли не половину жил фонда, а съёмных квартир заняли так и вовсе не менее девяноста процентов, потому что это один из самых дешёвых, неблагоустроенных и неблагополучных районов Москвы. Так что Бирюлёво, равно как и всякие бескудниковы с лианозовыми, уже давно само по себе превратилось в самое настоящее гетто, причём безо всякого участия властей. Разумеется, живут там не только кавказцы, там полно и представителей других национальностей. Но их объединяет один общий момент: подавляющее большинство из них — приезжие. Москвичей же в таких районах почти не осталось, в основном только те, кто существует на нищенскую зарплату, не имея ни денег на при- личное жилье, ни каких-либо дальнейших перспектив.
Впрочем, уже много лет по столице гуляет расхожая шутка про то, что москвичей в городе и так уже осталось всего процентов двадцать, толку от них нет, только жить мешают. Что же до Покровского вещевого рынка, равно как и до крупного овощного у метро «Пражская», то они, как и почти все московские рынки, полностью контролируются азербайджанцами. В принципе это нормально — так сложилось исторически, потому что дело своё азербайджанцы знают хорошо, и благодаря им в Москве круглый год полно свежих овощей и фруктов. Но самое неприятное в том, что наряду с прилежными тружениками весов и прилавка в Москву постоянно съезжается огромное количество самой что ни на есть омерзительной мрази. И не только из Азербайджана. Торговцы наркотиками, воры, грабители, да и просто наркоманы, за ежедневную дозу готовые практически на всё, что угодно. Общий процент совершенных ими преступлений, по сравнению с коренным населением, конечно же несопоставимо мал, но все равно заметен и неприятен. И поэтому Алиев выбрал для реализации своего плана максимально верное место — столько гнили и грязи, как в вонючей клоаке тех районов, в Москве найти малореально.

К рынку я опоздал на полчаса — проспал. Увидев Алиева, чуть не прыснул в кулак: обычно вполне элегантный, давно привыкший к дорогим московским магазинам Алиев выглядел самым настоящим лошарой. Куртка из кожзаменителя, мешковатые джинсы невнятного колора, кроссовки неопознанного производителя. Короче, самые обычные дешёвые бесформенные тряпки, продающиеся на всех без исключения подобных рынках. Но смотрелся в этом Евгений вполне органично. Не из профессорской семьи, небось. Мы поздоровались, и тихо переговариваясь, прошли на территорию.