6
Но сначала отвели в бокс.
В боксе тесно стояли полосатые. Меня впихнули,
придавили дверью. Почему так, я не понял, пожизненных больше двух не скапливают, а тут 10 или 12, а нам
нельзя быть рядом.
Спиной я согревал железную дверь. Бесполезное занятие, моего тепла и на деревянную не хватит.
- Наручники кончились, - сказал парень с круглой
опухолью на лбу.
Я уперся ладонями в дверь, ноги развернул, попробовал плечо освободить, но не смог. Бокс рассчитан на
двоих, а тут человек 10 или 12, не сосчитать.
Парень говорил тихо, знал, что слышу, я старался не
смотреть ему в глаза, вдруг он выберет меня объектом
психотических своих реакций, никогда не смотрите в
глаза незнакомым психам и знакомым тоже не смотрите.
Кроме опухоли, парня отличал румянец, как будто он не
в тюрьме сидел, лоб, щеки, нос бугристый были сплошь
покрыты красными пятнами. В тюрьме у арестантов лица серые, зеленые или синюшные, смотря какой внутренний орган не работает, румяных в тюрьме не бывает,
разве что болезнь такая - "румяное лицо". В сортировке в Крестах я видел одного такого типа, на исполнительном заседании судья ему сказала, чтоб не волновался, она подумала, он покраснел, потому что волновался,
испугалась, что в обморок упадет в зале от волнения и
стыда. Тот тип украл скутер у соседа, судья права, ему
незачем было волноваться, ну влепят 5 лет или 4 года
или условно, если обязуется ущерб возместить и по взаимному примирению сторон, вот если бы он соседа убил
и скутер украл, тогда да, ему стоило волноваться.
- Все в наручниках, а ты без, на тебе наручники
кончились, - сказал румяный, он заметил, что Витамин
не надел мне наручников.
Все, кого я мог видеть, были в наручниках, у румяного тоже руки за спиной.
- Если наручники кончились, почему по двое не цепляют? Почему ты без наручников? Тебе сказали почему?
Я не хотел ничего объяснять, не хотел говорить.
Я где-то читал, если ни с кем радостью не делиться,
дольше будешь радоваться.
В боксе все молчали, кроме румяного. Тоже радость
берегли? Вряд ли. Меня одного отпустили, поэтому Витамин наручники не надел. А их не отпустили, поэтому
они в наручниках.
За 1588 дней в тюрьмах и спецбольницах я встретил
всего четырех болтунов.
Перед первым судом меня отправили на экспертизу
в ПБ №3 Скворцова-Степанова, и я там полмесяца болтался. Это не ГНЦП Сербского, попроще учреждение, в
спецпалате разные люди перемешаны, настоящие больные, косящие, обколотые, залеченные аминазином, галоперидолом, мажептилом, модитеном-депо. Был там бандит из Новосибирска, его называли Леша Паштет, он
под психа не косил, говорил, что без закоса получит
принудлечение. И вот как-то он сел ко мне на койку и
начал рассказывать, почему и каким образом они убили
у себя в Новосибирске лидера татарской группировки,
как расчленили, повезли за город в хозяйство, где выращивают солодковый корень. Изо рта у Паштета воняло, в тюрьмах у всех, кто много говорит, изо рта воняет,
может быть, это следствие, а может быть, причина. Я лежал, он сидел у меня на койке и рассказывал. Я не выдержал и спросил, ну ладно, убили, всякое бывает, но
расчленять-то зачем, нельзя было по-другому как-нибудь? Глупость, в общем-то, у бандитов их делами интересоваться, но раздражение пересилило, не сумел промолчать. Я еще не договорил, а уже пожалел. Он вбил
себе в грудь кулак, сильно вбил - хрустнули ребра.
- Вот и я им говорю, расчленять зачем, быки? Зачем
расчленять?! В Обь спустить налимам на хуй, закопать
кротам на хуй, в тайге между сосен бросить кабанам на
хуй. Они говорят, в Обь - это камень привязывать, а
как привязывать, нечем привязывать, а если не привязывать, он не налимам приплывет на хуй, а к мусорам
на хуй. Я говорю, зачем камень, живот вспороть, и не
всплывет. Что, говорю, у нас страна маленькая? Россия
не Франция и не Германия, говорю. Ты во Франции
расчленяй, там земли мало, палец, кроме собственной
жопы, некуда спрятать, и речки такие же - яйца не замочишь. А у нас - Обь, у нас - тайга. Ты, Жилин, когда-нибудь в тайге видел труп какой-нибудь, хоть волка,
хоть зайца, хоть вороны? Правильно, не видел. А в чем
дело, ты знаешь? А в том, что падаль сжирают птицы,
грызуны, жуки, муравьи, кабаны. Ты вывези труп в тайгу
на хуй и не закапывай, зима или лето, по хуй, мясо обглодают, кости вылижут, разгрызут, на километры в разные стороны растащат. Главное наше преимущество -
мы в Сибири живем. Расчленять зачем, быки? Вообще
убивать никого не надо. Ништяк, привези живого в тайгу, насади на лом жопой, люби свободу, как чайка воду,
опять расстанемся счастливыми, тайга пирует.
И так почти до ночи, пока на укол не увели, рассказывал про убийства и про способы сокрытия трупов, ему
пожизненное светило, но он псих был бесспорный, экспертиза не нужна таким. Он рассказывал про тайгу и
жуков-трупоедов, сказал, что со школы увлекается биологией и знает жизнь насекомых и животных, охоту не признает, а вот зоопарк даже на ресторан не променяет,
сейчас предложили бы на выбор ресторан, голую модель,
косяк или зоопарк, он бы выбрал модель, косяк и зоопарк, а ресторан - ну его на хуй. Он рассказал, как однажды летом держал в хозяйстве, где выращивают солодковый корень, женщину в заложницах, выкупа ждал,
но женщина умерла, и он ее отнес в тайгу, а закапывать
поленился, ну и понаблюдать решил, что будет, взял брезента кусок, одеяло, консервов и прожил возле две недели. Он рассказывал с подробностями, и вроде бы не нужные никому сведения придавали его рассказу документальную убедительность, если бы я был присяжным, мне
не понадобились бы материалы следствия, вещественные
доказательства и свидетели преступления, я бы признал
Паштета виновным лишь на основании его подробной
болтовни.
- Чуть завонял труп - и набежал, налетел животный мир. Птицы и грызуны меня боялись, поэтому к
трупу в первые дни не вылезали. Зато у насекомых был
праздник. Сначала мухи, они первую пробу берут. Какие
мухи первые? Светло-серые домовые, крупные синие
мясные, других не определил. Эти мухи откладывали яйца в свежее мясо. Когда труп стал портиться на жаре,
комнатные и мясные улетели, прилетели падальные: зеленая люцилия с металлическим отливом и серая саркофага, они тоже отложили яйца. Из мушиных яиц на
следующее утро вылупились личинки, они жрали мясо,
пили трупную жижу, росли и жирели. Личинки могут
съесть труп до костей, но другие мертвоеды им не дадут,
в природе конкуренция, борьба за существование. Через
день пришли жуки-могильщики - черные, с красножелтыми полосами. Они тоже жрали труп и откладывали в него яйца, из яиц вылупились питающиеся тухлым
мясом личинки. Еще через день пришли блестящие жуки-карапузики и хищные стафилины, они пожирали личинок мух и жуков, а заодно и мясную гниль. Дней через
10, когда труп разжижился, выделение газов и зловоние поутихло, мухи улетели. Труп постепенно высыхал,
оставшиеся в живых личинки сползли и зарылись в землю, ушли жуки-могильщики, карапузики и стафилины, зато набежали плоские черные силфы, чешуйчатые кожееды, серые троксы и трупные клещики, которые обглодали сухожилия и к концу второй недели вычистили кости
до блеска. Через две недели ко мне привыкли вороны,
лисы, ежи, они пришли кости жрать. Я ушел, когда череп еще оставался с волосами и крупные кости оставались, через месяц вернулся - нет ничего, ни единой косточки. Медведи труп дожрали, или кабаны, или росомахи.
Паштет несколько раз наблюдал за разложением и
исчезновением трупов. Однажды он положил труп возле
муравейника и выяснил, что муравьи никому не отдают
добычу, уничтожают других насекомых. Муравьев много, облепят живым мехом, неделя всего - и кости обглоданы, муравьи - самые эффективные мертвоеды.
Когда надоело про трупы слушать, я наловчился, едва
он присядет ко мне на койку, я ему вопрос про выхухоля
или трубкозуба какого-нибудь, вроде того давно думаю
о выхухолях и трубкозубах, одного не понимаю, зачем
им рожа клизмой? Я его дурил, конечно, я сам с детства
биологией увлекаюсь, палеонтологией тоже, вот только
зоопарки не люблю, скучно в зоопарках, звери вроде как
не совсем живые, вроде как чучела ожившие. Миски в
клетках меня бесят, разве так может живой гордый зверь
пищу принимать? Так человек может пищу принимать - в камере на пожизненном. Паштет был, в общем-
то, нормальным соседом, если на психотических реакциях внимание не акцентировать, кстати, про животный
мир он спокойно рассказывал, в грудь себя не бил.
В ГНЦП Сербского меня отправили на повторную
экспертизу. В спецпалате у нас самым заметным психом
был Кадр, он работал в кино с известным продюсером
Сельяновым, съемки организовывал, инвесторов обворовывал и попутно убивал жгучих брюнетов и не мог
объяснить, зачем убивал, и потому его в бутырской камере опустили задолго до того, как я его увидел, ну и
загасили табуреткой до отслойки сетчатки в правом глазу. Он любил поболтать, но сам с собой. Сидел на койке
и бормотал без остановок, отвлекался на еду, врачебный
осмотр, уколы, проверки и сон. Впрочем, иногда он и
ночью бормотал, и тогда его били. Койки наши стояли
рядом, поэтому приходилось слушать. Пример его болтовни: "Более-менее здесь-то как раз знаете вот оно и
не так просто здесь уверен после этого никто не будет
иметь права осуждать подворуем и скрывать нечего я
негативно на нее наступил меня как можно снизойти до
меня Сельянов блядь коварная вороватая брак пленки соринку не проверили" - такая вот ботва без пауз
и модуляций.
Вот и все болтуны: Сипа, Паштет, Кадр и румяный.
Впрочем, Сипу я включил в список условно, потому что
он, да, много говорит, но не болтун, по сути, а мыслитель, и мысли у него новые и неожиданные, если за ним
записывать, можно издать несколько томов откровений.
В России, по разным оценкам, насчитывается 6% граждан с постоянными психическими расстройствами плюс
еще пребывающие в пограничном состоянии или с расстройствами временными, так что собрание откровений
Сипы раскупят быстро. И Кадра можно из списка выкинуть, ведь я не понимал, что он говорит. Но даже
Кадр лучше, чем молчун Иса. Когда сокамерник молчит,
неприятные звуки из продола усиливаются, ключи мало
того насквозь мозги пробивают, еще и на дно желудка
опускаются и вздрагивают там, мутят желудочный сок
кислый, и вот уже бежишь, не помня, как твое имя,
блевать на дальняк. Если сокамерник молчит, рано или
поздно начнешь сам с собой разговаривать, как Робинзон Крузо.
Я отвлекся на воспоминания, не слушал румяного,
а он продолжал в лицо:
- У них наручников на всех не хватает. На прогулку
водят этажами, так? 3 этажа, 38 камер на этаже, в каждой 2 человека, но это ничего не значит, выводят по
одной камере, дежурят 3 смены, в каждой смене на этаже 6 надзирателей, но это ничего не значит, у каждого
свои наручники, номерные, 3 пары у каждого, одни запасные должны быть на всякий случай. В каждой смене наручников 54 пары минус поломанные, утерянные,
проданные, домой взятые для садомазосекса. Но им хватало, они думали, вряд ли им больше 50 наручников
когда-нибудь понадобится, они лишние не держали, зачем лишние держать? Вывод делай самостоятельно.
Я понял, почему Витамин приходил ко мне в камеру.
Он прощаться приходил. С другими не стал прощаться,
а ко мне пришел. Потому что меня уведут на этап, на
расконвойку, а больше никого не уведут. Вы спросите,
зачем Витамину прощаться с полосатым? Откуда мне
знать, я надзирателем не работаю.
Я устал стоять, я не хотел говорить, но сделал вид,
что хотел бы сделать вывод самостоятельно, но не могу
сообразить, ума не хватает. Румяный обрадовался, что я
молчу, многие думают, если собеседник молчит, значит,
он внимательно слушает и согласен с тем, что сказано.
- Сейчас в боксе 11 человек, все в наручниках, кроме тебя. Ну, понял? Они всех вывозят, поэтому наручников не хватает. Белый Лебедь зачищают. Ну, пораскинь мозгами, ты бы на их месте побоялся держать в
городе 250 осужденных на ПЖ? Рано или поздно посадят на ПЖ миллиардера, он свяжется со своими менеджерами, они наймут монахов из Шаолиня, те приедут
под видом китайских туристов, подготовятся, разомнутся и расхуячат Белый Лебедь к ебеням пиздячим. Поэтому нас в новую тюрьму везут, посреди тайги, или
высоко в горах, или на острове. Выделили участок безлюдный, заповедный, чтоб на 500 километров ни один
ниндзя не подкрался.
Он сказал про участок, и я опять вспомнил Сипу,
первооткрывателя хара - 3-го Участка Вечной Загробной Жизни. Насколько смог, отклонился от румяного
и - увидел Сипу. Вернее сказать, увидел его затылок,
опущенное вниз правое плечо и оттопыренное ухо. Так
бывает, вспомнишь человека внезапно, и он уже перед
тобой. Сначала я сомневался, Сипа ли это. Мало ли
лопоухих, а с опущенным правым плечом сейчас все
молодые живут - из-за тяжелого школьного портфеля.
Детей последние 20 лет нагрузили новыми предметами вроде обеспечения безопасности жизнедеятельности,
краеведения, домоводства и основ международной художественной культуры, а старые предметы не сократили.
Портфель с учебниками, тетрадями, дополнительными
обязательными пособиями на 7 уроков весит 4,5 кг, тяжелее табуретки, да были б у меня дети, я бы пошел
в школу и этим портфелем загасил директрису, завуча,
учителей, инспектора Минобраза и прочую придурь образованную двуногую, которая детей превращает в вокзальных носильщиков. Любой станет Кадром, если посадить на корточки и портфелем 4,5 кг веса хотя бы
5-6 раз по голове гасануть.
Да, это был Сипа, у него уши особенные, врачи такие
называют макаковыми - это научное название, не шуточное, - у них края не завернуты, как обычно, а заострены, как у макаки. Приметные уши у Сипы. Но я не
мог его окликнуть, румяный мешал. Захочу окликнуть:
"Сипа!" - румяный подумает, я про его голос сказал
такое, или подумает, я сказал что-нибудь грубое - "заткнись!", например.
Я научился в тюрьме лишних слов не говорить и зря
голос не повышать. Я жив до сих пор потому, что кричу
"Да, начальник!!!" и "Спасибо, начальник!!!" и скороговорку свою, а больше ничего не кричу и не болтаю,
не суюсь и не совался никогда с советами к арестантам,
не делаю резких движений, стараюсь сохранять невозмутимость, как инчучун, могиканин или апач в старых
фильмах про индейцев. Но если надо будет убить, я
убью. Если опасность почую, я убью, извините, я пока
не хочу умирать, подождите, я не решил, когда мне умереть. Но я убью без злобы, как убил бы Костю Ганшина,
которого нельзя было не убить. Я бы подловил его на
рыбе, ударил в переносицу, наклонил к столу, окрасил
хлынувшей из носа кровью картошку и поднесенный
уже ко рту жареный кусок с не вынутой еще костью,
вдавил горло в край стола, вмял кадык, сломал шею.
Представив возможную жестокость, я скрежетнул зубами, сердце застучало. Наверное, на моих внутренних часах высветилось время ужина, время запланированного
убийства, вот и застучало сердце, я вспомнил Костю
Ганшина, а иначе зачем мне его вспоминать.
- Чего молчишь, ходатайство подписал? - спросил
румяный и ответил за меня: - Подписал. Все подписали. Всех вывозят.
И я понял страшное.
Я забыл про ужин, про Костю и его кадык. Румяный - психопат паранойяльный, у него изо рта воняет,
но он не дурак.
Это я дурак, поверил в чудо.
Все полосатые ходатайства подписали, даже Сипа.
Прав румяный, не хватает наручников. Белый Лебедь
увозят куда-то полностью.
Не может быть, чтобы всех на расконвой. Какой Сипе
расконвой, ему пуля в первый шейный позвонок уже
подарок. Сипа тот еще гаденыш, гёрлфренд подговорила
-
его убить родителей, чтобы жить вместе с ним и квартиру не снимать, он убил мать и отца, и семью соседей
Лишиных, и гёрлфренд тоже, ему показалось, так выгоднее, он в своей квартире жил и проституток водил, а
соседскую сдавал гастарбайтерам, которых время от времени грабил и убивал, и проституток убивал и их охранников. И ладно бы уличный баклан с неполным средним, Сипа бакалавриат окончил журфака, пока учился,
в больнице работал медбратом. Здраво рассуждая, на нем
не 22 трупа, а еще дважды по столько, в больнице он не
мог не убить кого-нибудь беспомощного, больного или
раздетого, а в деле - ни одного эпизода по больнице. Не
стану я его окликать.
Счастье мое продлилось 1 час 13 минут примерно:
10 минут в кабинете у майора, пока ходатайство подписывал и на печать смотрел, плюс 3 минуты вывод по
коридору, плюс час стояния в душном боксе лицом к румяному психопату.
И кончилось счастье.
А что мешало привстать с табурета, напрячь ноги,
прыгнуть к столу, дотянуться до майора и воткнуть
"Erich Krause" в его лживый глаз, скорым поворотом нащупать податливую мякоть и продавить до самого зрительного бугра. Ты мне сказку, я тебе стекловидное тело
насквозь дырявлю до мозга, мы в расчете, майор.
Ночью, когда уже ноги не держали, начали выводить
по списку, проверяли по карточкам, запускали из бокса
по лестнице.
Я выбежал к автозаку: 8 шагов, фонарь на высокой
ограде, свет от него на ступеньке, железный пингвин.
Конвоиры подхватили меня, с разгону вмяли в автозак, головой в чей-то живот, навалились, закрыли дверь.
Кто-то блеванул мне под ноги, хорошо, что не тот, кому
я головой в живот, очень хорошо.
Загудели, отъезжая, ворота.