Крылья огненных драконов

1

 

Под покровом ночи корабли с острова Красных Скал подошли по неглубокой воде залива к самому берегу. Здесь их никто не ждал. Посланные в разведку уйгуны, обшарив близлежащие холмы, вернулись к обрывистому берегу. Прикрываясь плащом, один из них высек кресалом огонь и зажег фитиль морского масляного фонаря. Затем поднял его над головой и стал подавать сигналы.
— Там никого нет, ваше сиятельство, — произнес смотревший на берег матрос; это он, зная звездные карты, провел корабли к указанному месту. За это ему была обещана жизнь, однако кто знает, что в голове у этого разбойника, самого страшного на всем восточном побережье.
Во всех портах Северного моря знали о граферазбойнике.
Граф с минуту смотрел на мятущийся огонек, потом сказал:
— Поднимай паруса, литтонец, мы идем к берегу.
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — воскликнул матрос и бросился к своим собратьям по несчастью, так же, как и он, захваченным на островах. — Давайте, ребята, пошевеливайтесь, — почти просительно сказал он; стоявшие рядом с графом де Гиссаром уйгуны только и ждали приказа, чтобы покончить со всеми лишними. Желтые, светящиеся в темноте глаза графских слуг наводили на матросов ужас.
Паруса были подняты, и первое судно, подгоняемое ветром с моря, двинулось к берегу. На его носу с лотом в руках стоял еще один слуга графа — этот был моряком и сам отбирал людей для команды. Тех, которые не годились для дела или спьяну вздумали привередничать, уйгуны растерзали — прямо на глазах у остальных, чтобы преподать им урок. Потом развезли матросов по судам — два десятка их стояли под обрывистым берегом в бухте Эйд.
Это были двадцать купеческих ранбоутов, неповоротливых и тихоходных калош, годных лишь для плавания вдоль берега. Купеческие гербы с их бортов были срублены, поэтому нельзя было определить, кому они принадлежали.
От борта к борту стали перекликаться уйгуны. Они то лаяли, как собаки, то орали по-кошачьи. Поговаривали, будто эти твари умеют говорить человеческими голосами, однако за двое суток плавания литтонец не услышал от них ни одного слова. Только лай да рычание.
Следом за головным судном паруса подняли и на остальных девятнадцати ранбоутах. Покачиваясь на волнах, они осторожно потянулись к берегу.
— Двенадцать футов! — крикнул моряк, измерявший глубину лотом. — Поберегись! Держись крепче!
Литтонец вцепился в канаты и сжал зубы. Ранбоут имел осадку в семь футов, и теперь им предстояло удариться о дно. К счастью, оно здесь было усыпано мелкой галькой, и судно не рисковало пробить себе днище. Хотя какая разница — участь команды почти не вызывала у литтонца сомнений. Последовал сильный толчок, судно проползло по инерции еще пару ярдов. Заскрипели снасти, застонал корпус, словно протестуя против такого обращения.
Не дожидаясь действий от перепуганной команды, уйгуны сами спустили в воду широкие сходни, а затем несколько воинов прыгнули за борт, чтобы удерживать мостки на волнах.
Из нижних просторных трюмов стали выводить лошадей, которые были под стать самим уйгунам. Невысокие, черной масти, с красноватыми глазами. Матрос-литтонец смотрел на них со страхом: животные рычали, словно дикие звери, и, перебирая копытами, спускались в воду.
С других кораблей, севших на мель, тоже начали высадку. Там, где десант составляли люди и их лошади, порядка было поменьше. Литтонец слышал грубую брань и испуганное лошадиное ржание — животные боялись зыбких мостков и ни в какую не соглашались спускаться по ним в черную воду.

 

 

При свете луны было видно, как колонны воинов двигаются к берегу. Почувствовав твердое дно, лошади успокоились и теперь только потряхивали мокрыми гривами.
Последними тащили зашитые в огромные кожаные мешки полотна шатров, они покачивались на волнах, похожие на морских чудовищ.
Граф и десяток уйгунов все еще оставались на судне, и матрос-литтонец, замирая от страха, ждал своей участи. Где-то за его спиной, на корме, прятались остальные. Они были так напуганы, что даже не пытались спастись вплавь. Никто из них и не заметил, как из темноты вынырнули уйгуны.
Тускло блеснули тесаки, и началась резня — со всех ранбоутов в воду полетели тела. Где-то еще кричали, а где-то все уже было кончено. Матросы были не нужны графу, и он мог бы отпустить их, однако уйгунским мечам требовалась кровь, без нее они ржавели.
— Ну что дрожишь, литтонец? — с усмешкой спросил де Гиссар, подходя к матросу. Бедняга не мог произнести ни слова, он упал на колени, из его глаз полились слезы.
— Я же обещал тебе жизнь, а свои обещания я держу. А вот твоим товарищам я ничего не обещал, и они уже за бортом. Прощай, литтонец, это тебе за службу...
С этими словами граф бросил на палубу золотой дукат и, взмахнув плащом, словно черными крыльями, зашагал к мосткам; следом за ним, сутулясь, поспешили уйгуны.
Оставив коня на попечение слуг, граф с двумя уйгунами поднялся на крутой берег пешком. На самом верху утеса ветер подхватил полы его плаща и стал трепать их, словно флаг. Порывы колючего морского ветра де Гиссар истолковал как хороший знак. Его не встретили здесь ни отряды копейщиков, ни лавины камней да град стрел, а это значило, что о высадке войска в городе Коттоне ничего не знали.
Прежде, когда отряды графа двигались берегом, о его приходе узнавали заранее. Пока он жег город или слободу, уцелевшие беглецы разлетались невольными гонцами, сообщая всем и каждому: спасайтесь, де Гиссар идет.
Торговые порты собирали ополчение, призывали наемников, и дальнейшее продвижение графа становилось все более тяжелым. Его воины стоили двадцати ополченцев каждый, однако были еще и отравлен¬ные колодцы, разбросанные на дорогах шипы, спрятанный фураж и угнанный скот.
В конце концов пропадал сам смысл похода, потому что вместе с беженцами уходила и пожива. И тогда де Гиссар поворачивал назад.
Однако на этот раз все было иначе. Прямо в логово к графу — на полуостров Астадор — прибыл человек. Он не говорил, кого представляет, однако намеками дал понять, что приехал от короля Ордоса Рембурга Четвертого.
— Скоро прибрежные владения герцогства Ангулемского будут обнажены, — сообщил лазутчик. — С чего это вдруг? — не поверил тогда де Гиссар.
— Если создать повод, его светлость пожелает обезопасить герцогство и прикроет всеми имеющимися у него войсками свои северные границы.
Услышав это, де Гиссар понял, к чему клонит лазутчик. В истории отношений герцогов Ангулемских и Рембургов случались конфликты, иногда это приводило к войнам, однако после каждого замирения Ангулемские приносили присягу монарху, не оставляя мыслей о королевском троне.
Много раз Рембурги пытались окончательно обезопасить себя, уничтожив весь род Ангулемских, однако герцогство было сильно и, даже теряя замки — Ангулем и Ланспас, продолжало рекрутировать солдат и наносить войскам короля чувствительные удары. Поскольку у Рембургов имелись и другие враги, вести долгую войну они были не в состоянии, поэтому еще ни разу Ордосам не удавалось одержать над герцогством окончательную победу.

 

 

Долго уговаривать де Гиссара не пришлось. Он согласился помочь королю.
На отмели, по которой во время отлива войско де Гиссара двигалось к острову Канаи, стражники каменного форта его «не заметили», и длинная колонна беспрепятственно ступила на остров.
Граф не тронул портовые городки Канаи, хотя его солдатам хотелось потешить свои клинки. Высланный вперед отряд уигунов нашел на указанных причалах двадцать огромных ранбоутов. При захвате судов их команды оказали сопротивление, и увлекшиеся уйгуны перерезали всех матросов. Чтобы набрать новые команды, де Гиссар приказал прочесать портовые кабаки. Пока набирали матросов, войско грузилось на ранбоуты, выбрасывая за борт оставшийся товар.
Из состояния задумчивости де Гиссара вывел голос одного из сопровождавших его уигунов:
— Не хотите перекусить, хозяин? У меня в сумке есть вяленое мясо и немного хлеба... Когда еще настанет утро.
— Спасибо, Райбек, с удовольствием.
Граф повернулся к морю и стал наблюдать за тем, как выходят из воды его войска. Когда они оказались на суше, серый галечный берег почернел от лошадей темной масти и черных солдатских плащей.
Скрипела упряжь, позвякивали оружие и доспехи — воины приходили в себя после купания в студеном Северном море.
Вскоре тысячники повели полки к найденным разведчиками тропам. Подниматься по ним было нелегко, однако поблизости другого пути наверх не было, если не считать выстланного каменными плитами спус¬ка, находившегося в половине дневного перехода к северо-западу. Однако места там были нехорошие, и даже маги опасались появляться на развалинах огрского города. Кто и когда его разрушил, было неизвестно — слишком давно это случилось, но некоторые утверждали, что в древних катакомбах до сих пор отбывали наказание вечные огрские маги.
Граф де Гиссар знал о репутации развалин огрского города, поэтому предпочел высадиться здесь. Пусть он рисковал потерять на крутом берегу десяток всадников, зато остальные будут готовы к работе.
С высоты гранитного утеса слышался шум волн, скрип оставшихся на мели ранбоутов и стук камней, которые осыпались под копытами лошадей. Время от времени какая-то из них срывалась с тропы и, кувыркаясь, неслась под уклон, увлекая седока, иногда они сбивали кого-то еще, и тогда в ночи разносились ругательства и ржание испуганных лошадей.
К рассвету все пять тысяч всадников стояли на плато в полной готовности к походу. Де Гиссар сидел на огненно-рыжем жеребце и смотрел на алеющий восток. Солнце вот-вот должно было появиться.
— Сегодня мы зальем восток кровью! — провозгласил граф и с первым лучом дал шпоры своему огненному коню.
Войско, одобрительно гудя, двинулось следом за ним: горбатые преданные уйгуны, зачатые от смешанных пар — гномов, людей и оркрв, стремительные и бесстрашные в драке; надменные полукровки-эльфы — гельфиги с полными колчанами не знавших промаха стрел; заплутавшие на жизненном пути наемники, беглые каторжники и дезертиры.
Та часть войска, что состояла из уроженцев Синих лесов — местности, где стирались законы мира и день с ночью менялись местами, жаждала убийств, людская часть войска жаждала золота. И все находили то, чего хотели.

 

 

Армия разбойников двигалась на Коттон по главной дороге, называемой Морской. Она была мощена горчичным камнем, который добывали в приморских каменоломнях.
По проселкам, что разбегались от основной дороги, вперед ушли разведывательные группы из уигунови гельфигов. В обязанности этих летучих отрядов входило уничтожение всех, кто мог попытаться опередить де Гиссара и предупредить горожан Коттона о надвигающейся беде.
Еще до полудня войско графа окружило небольшой городок из двух сотен жителей. Уйти никому не дали, с собой взяли домашних животных, птицу, муку и другие запасы — армия де Гиссара прибыла только с тем, что вмещали седельные сумки, и ей необходимо было сформировать обоз.
Бдительные уйгуны сумели перехватить нескольких беглецов, которые верхом и пешими попытались просочиться между рядами войск, однако были замечены и остались лежать в пыли.
Жечь что-либо де Гиссар запретил. Столбы черного дыма могли предупредить город Коттон об опасности.
Оставив основную часть войска двигаться с обозом, граф захватил три сотни уйгунов и гельфигов и с ними помчался вперед.
Отряд проскочил мимо еще одного городка, остаив его на разграбление основным силам армии, и понесся к сторожевой башне, которая стояла в самой высокой точке дороги, чтобы наблюдатели видели всякого, кто движется к Коттону. Для подачи сигнала тревоги они использовали бочонки с просмоленным хворостом и сухим лишайником. Эта смесь вспыхивала в мгновение ока, стоило лишь насыпать в нее тлевшие в медной лампе угольки.
Заметив всадников, сигнальщики сразу запалили бочонок. Черный дым, скручиваясь штопором, стал подниматься в небо, однако любой сигнал был уже бесполезен — у горожан не было времени послать за подкреплением.
— Убейте их! — крикнул де Гиссар, и несколько гельфигов, привстав в стременах, на скаку выпустили стрелы.
Тела сигнальщиков перевалились через перила и полетели вниз, а гельфиги ухитрились всадить в них еще по нескольку стрел. Солдаты знали, что графу такие номера нравятся.
Дорога вилась между безжизненными холмами с каменистыми склонами. Еще несколько поворотов — и отряд выскочил в долину, к городу Коттону.
Со всех сторон к крепостным воротам спешили люди: пешие, конные и возчики с гружеными телегами. Они яростно нахлестывали мулов, повозки подпрыгивали на ухабах, роняя товар. Люди на бегу оглядывались на всадников, многие падали, но вскакивали и бежали снова, чтобы успеть укрыться за крепостной стеной. Над городом раздавался звон колокола, извещая население о приближении врага.
Грохоча цепями, поднялся мост, отрезав путь к спасению нескольким десяткам человек. В отчаянии од¬ни из них стали прыгать в ров, надеясь укрыться в зловонной жиже, другие побежали вокруг крепостной стены в надежде получить помощь на другой стороне Города.
— Никто не должен уйти! — крикнул де Гиссар, и несколько уйгунов погнались за людьми. — Соберите повозки, лошадей и мулов! Нам нужно думать об обозе!
Солдаты бросились исполнять приказания, а граф снял охотничью шляпу и надел кожаную рихту со стальной подкладкой, тем самым показывая, что начинает осаду.
— Беспокойте их! Пусть даже и носа боятся высунуть за стену! — приказал де Гиссар гельфигам.
Те разбились на две группы и поехали вдоль рва, выкрикивая своими птичьими голосами адресованные защитникам города оскорбления. Горожане стали отвечать, в запале высовываясь из бойниц. Следовал точный выстрел, и неосторожный получал стрелу в шею или лицо.
Гельфиги смеялись и ехали дальше делая свою черную работу.
Поджидая основные силы, де Гиссар прикидывал, где разместить лошадей, когда воины спешатся, а где обоз, чтобы до него не долетели стрелы с зажженной паклей.
Готовились к обороне и в городе. То тут, то там вдоль крепостных стен стали подниматься столбы коричневатого дыма — ополченцы начинали варить смолу. Чтобы лучше видеть, что происходит в Коттоне, де Гиссар поднялся по дороге на возвышенность и стал наблюдать оттуда, прикрываясь рукой от солнца. Вскоре послышался нарастающий гул — мощенная известковым камнем дорога гудела от тысяч лошадиных копыт. Из-за холмов, в тучах пепельной пыли, появилась голова колонны. Войско шло на рысях, то тут, то там мелькали набитые награбленным добром седельные сумки.
Встретив тысячников, де Гиссар приказал им готовить войска к штурму самой высокой — южной стены города. К этому решению он пришел, зная, как выглядят крепостные стены изнутри. Не раз и не два граф появлялся в Коттоне в измененном обличье — со шпионскими целями. Однажды его узнали и преследовали, словно гончие псы лисицу. Тогда граф натерпелся страху и едва унес ноги, однако теперь он знал наверняка: южная стена — самое слабое место, несмотря на высоту и кажущуюся неприступность.
На ее высоту уповали и строители, не предусмотрев широких ярусов и дополнительных лестниц, как на других, не столь высоких, стенах. Но по узким ярусам трудно бегать солдатам, а по узким лестницам нелегко поднимать чаны с кипятком и смолой. В пылу битвы не раз случалось, что чаны роняли и тогда до смерти ошпаривали своих.
Вокруг де Гиссара уже шла лихорадочная подготовительная работа, а он улыбался, продолжая рассмат¬ривать беззащитный город. Прежде ему уже приходилось подступать к его стенам, однако тогда ему противостояли не только ополченцы, но и тысячи полторы наемников. В отличие от смелых, но наивных горожан бывалые солдаты были достойными противниками и под прикрытием крепких стен могли держаться сколь угодно долго. В этот раз, из-за внезапности появления де Гиссара с армией, наемников в городе не оказалось.