Франция. По следу Сезанна

1

Секретарша в строгом черно-бежевом костюме идеально гармонировала со сдержанным, минималистским шиком приемной. Ухоженная и царственно равнодушная, она мурлыкала что-то в телефонную трубку и совершенно игнорировала стоящего перед ней слегка взъерошенного молодого человека. Лишь в тот момент, когда он дерзнул поставить свою изрядно поцарапанную кожаную сумку на полированный стол из белого клена, на идеально гладком лбу барышни обозначилась поверхностная морщинка — свидетельство неудовольствия. Она отложила трубку, неторопливо заложила за ухо гладкую светлую прядь, вернула в розовую мочку золотую сережку, снятую, дабы не мешать разговору, и вопросительно приподняла идеально выщипанные брови.
Молодой человек улыбнулся:
— Доброе утро. У меня назначена встреча с Ка миллой.
Брови не спешили опускаться.
— Ваше имя?
— Андре Келли. Вы новенькая?
Не удостоив его ответом, секретарша вновь сняла сережку и подняла трубку. Андре всегда занимал вопрос, где Камилла находит такие экземпляры. Они редко задерживались в приемной дольше чем на пару месяцев, но на смену каждой тотчас являлся столь же безупречный клон — декоративный, надменный и не слишком приветливый. И куда они деваются, после того как их увольняют? В отдел косметики универмага «Барнис»? В приемную шикарного похоронного бюро? Или их одну за другой уносят отсюда на крыльях любви многочисленные приятели Камиллы, принадлежащие по большей части к низшим слоям высшего европейского общества?
— У нее важная встреча. — Легкий взмах пальчи ка в направлении самого дальнего угла приемной. — Можете подождать там.
Андре поднял со стола сумку и еще раз улыбнулся:
— Вы прямо родились такой надутой или при шлось ходить на специальные курсы?
Его сарказм пропал втуне. Телефонная трубка снова скрылась под гладким каре, и мурлыкание возобновилось. Андре уселся на стул и приготовился к долгому ожиданию.
Камилла славилась — и вполне заслуженно — сво ей вопиющей непунктуальностью, привычкой назна чать две встречи на одно время и умением из ничего создавать поводы для демонстрации своего немало го веса как в профессиональных, так и светских кругах.
Это она совершила революцию в практике бизнес ланчей, когда умудрилась на один день заказать два столика в «Ройялтоне» и потом полтора часа ловко курсировала между ними — листик рукколы тут, глоточек «Эвиан» там, — одновременно занимая беседой важного рекламодателя и многообещающего южноамериканского архитектора. Ни один из них в результате не почувствовал себя оскорбленным, репутация Камиллы от этого только выиграла, и с тех пор она время от времени уже намеренно включала «ланч на два столика» в свой корпоративно-светский репертуар.
Разумеется, в конечном счете подобные номера сходили Камилле с рук только потому, что она добилась настоящего успеха, а за успех в Нью-Йорке прощают грехи и пострашнее. Она сумела спасти стареющий журнал от неминуемой смерти, вдохнула в него новую жизнь, изменила название, отправила на пенсию престарелых авторов, придумала открывающее каждый номер «Письмо редактора» — остроумное и вместе с тем социально-мотивированное, в корне изменила его обложку, печать, оформление, а заодно уж и приемную с секретаршами. Тираж увеличился в три раза, число рекламных объявлений уверенно росло, а на владельцев, еще не сумевших заработать на журнале деньги, уже падал отблеск его новой славы. Вот потому-то Камилла Джеймсон Портер была права даже тогда, когда ошибалась.
Быстрым ростом своей популярности журнал был обязан не столько косметическому ремонту, впрочем, весьма удачному, сколько более глубокой причине — особой редакторской философии, личному изобретению Камиллы.
Философия эта создавалась не в один день. В юно сти Камилла, амбициозная, но малоизвестная журна листка, работая в отделе С&С (Слухи и Сплетни) лондонского таблоида, умудрилась заполучить себе богатого и светского мужа — высокого, темноволосого и взбалмошного Джереми Джеймсона Портера. Вместе с мужем она приобрела новое имя (звучавшее гораздо шикарнее, чем ее собственное — Камилла Бут) и множество друзей в высшем обществе, с которыми она сошлась легко и быстро. К несчастью, с одним из них она сошлась даже чересчур близко, за чем ее и застукал супруг. Кончилось все разводом, но к этому времени Камилла уже успела усвоить урок, вскоре сослуживший ей хорошую службу в Нью-Йорке.
Урок был очень прост. Богачи любят приобретать и, за очень немногими исключениями, обожают, чтобы об их приобретениях становилось известно окружающим. В самом деле, какой смысл жить лучше других, если эти другие тебе не завидуют, и что за удовольствие владеть чем-нибудь ценным и редким, если об этом никто не знает?
Вновь превратившись в одинокую женщину, вынужденную зарабатывать себе на жизнь, Камилла неоднократно мысленно возвращалась к этой довольно очевидной истине, пока наконец некий катализатор не помог ей превратить абстрактную идею в фундамент для карьеры.
Как-то в приемной у дантиста внимание Камиллы привлекла фотография на обложке знаменитого своей желтизной глянцевого журнала. На ней был изображен аристократ и известный коллекционер живописи с новой женой на фоне своего нового Тициана. С какой стати, размышляла Камилла, эта более чем благополучная пара согласилась позировать для такого издания? Ответ на этот вопрос нашелся в статье, сопровождающей фотографию. С восторженным придыханием в ней рассказывалось о прославленном коллекционере, его молодой, наполовину силиконовой жене и об их увешанном шедеврами любовном гнездышке, из окон которого открывался бесподобный вид на озеро Комо. Весь этот поток бесстыдной лести иллюстрировался несколькими фотографиями интерьеров — умело снятых и искусно подсвеченных. Каждое слово и каждый кадр неопровержимо свидетельствовали о том, что эта прелестная пара ведет прелестную жизнь в прелестнейшем из домов. Для доказательства этого редактор не пожалел шести полос.
Камилла быстро пролистала остальные страницы, содержащие иллюстрированную хронику жизни высшего общества: благотворительные балы, презентации новых ароматов, открытия галерей и прочие легковесные поводы, дающие небольшой группе людей возможность постоянно сталкиваться друг с другом то в Париже — quelle surprise! - то в Лондоне, то в Женеве, то в Риме. Страница за страницей плоских заголовков, улыбающихся лиц и надуманных сенсаций. Тем не менее, уходя от дантиста, Камилла прихватила журнал с собой и дома еще долго размышляла над фотографией на обложке и статьей. Идея начала обретать плоть.
Для достижения успеха необходима не только концепция и целеустремленность, но и малая толика удачи. К Камилле она явилась в виде звонка из Нью-Йорка. Приятель журналист поведал ей, что все ме-диасообщество Манхэтгена взбудоражено новостью о намерении братьев Гарабедян заняться издательским бизнесом. Недавно братья, уже сколотившие несколько состояний на домах для престарелых, перекупке векселей и утилизации мусора, приобрели группу компаний, в которую входили и небольшой издательский дом, одна газета, публикуемая на Лонг-Айленде, и несколько специализированных журналов в разной степени обветшалости и разложения. Ходили слухи, что вся группа была куплена ради ее главного актива — большого здания на Мэдисон-авеню, но тем не менее пару печатных органов Гарабедян-младший намеревался сохранить и, по его выражению, «взбодрить». Одним из намеченных к «взбадриванию» изданий стал выходящий раз в квартал «Дизайн интерьеров». Журнал такого рода с пожелтевшими, закрученными от дряхлости страницами вполне органично смотрелся бы в гостиной какого-нибудь давно заброшенного особняка в Новой Англии. Тон публикаций был пресным и чопорным, оформление — скучным и бездарным, а в немногочисленных объявлениях рекламировалась только ткань для портьер да лжеклассические светильники. В статьях по большей части рассказывалось об уходе за золоченой бронзой или о марках фарфора XVIII века. Словом, лицо журнала было решительно повернуто в сторону от современности. Тем не менее ему удавалось сохранить тощий круг постоянных читателей, и вот уже несколько лет он влачил жалкое существование, принося минимальную, а то и вовсе никакую прибыль.
Пролистав несколько номеров,Тарабедян-старший готов был вынести журналу смертный приговор, но, к счастью, его младший брат оказался женатым на женщине, которая называла себя дизайнером и к тому же совсем недавно с интересом прочитала статью о Филиппе Старке. Она уговорила мужа предпринять попытку спасения «Дизайна интерьеров». Возможно, если найти верную издательскую концепцию, у журнала даже появится будущее.
О намерении Гарабедяна-младшего каким-то образом стало известно, и машина слухов заработала. Камилла, вовремя проинформированная приятелем журналистом, поспешила в Нью-Йорк с детально разработанным проектом нового журнала и, надев свою самую короткую юбку, представила его Гарабедяну-младшему. Презентация продолжалась почти целый рабочий день, с десяти до шестнадцати, с двухчасовым перерывом на ланч, умело приправленный легким флиртом. К вечеру Гарабедян, в равной степени впечатленный идеями Камиллы и ее ногами, сдался, и она была назначена главным редактором. Первым ее поступком на новом посту стало переименование журнала: отныне «Дизайн интерьеров» стал называться коротко и эффектно — «DQ». Нью-Йорк с интересом ждал.
Немалую часть выделенных на журнал денег Камилла быстро и решительно вложила в раскрутку нового продукта, а точнее — самой себя. Очень скоро она стала появляться — всегда дорого и элегантно одетая — во всех правильных местах, в компании правильных людей и даже в сопровождении своего личного paparazzo. Задолго до того, как в свет вышел первый номер «DQ», Камилла, исключительно за счет гарабедяновских денег и собственной неутомимости, отвоевала себе прочное место среди больших и малых знаменитостей.
В будущем все эти бесконечные ланчи и светские сборища должны были принести сочные плоды. Камилла быстро перезнакомилась со всеми, кто мог принести пользу журналу, то есть с богатыми и пресыщенными, со светскими выскочками и — возможно, самое важное! — с их личными дизайнерами. Дизайнерам она уделяла особое внимание, прекрасно зная, что их влияние на клиентов зачастую не ограничивается советами по поводу выбора мебели или обивочной ткани, а также помня о том, что дизайнеры готовы на все ради рекламы.
А потому в тех редких случаях, когда намеченная жертва начинала сопротивляться и ни в какую не хотела впускать в свой дом фотографов, журналистов, флористов, стилистов и многочисленных, одетых в черное и не выпускающих из рук мобильных телефонов ассистентов, Камилла просто звонила дизайнеру. Тот выкручивал клиенту руки, и двери тут же распахивались.
Используя подобную тактику, Камилла ухитрялась пробиться туда, где до нее не ступала нога ни одного глянцевого журналиста. Уже в первом номере появился сенсационный материал о роскошной трехуровневой квартире на Парк-Авеню (в каждой ванной — по импрессионисту) и коттедже на крошечном острове Мастик в Карибском архипелаге (по три слуги на каждого гостя), принадлежащих Ричарду Клементу, одному из Клементов с Уолл-стрит. Сам Клемент, совершенно не публичный человек, практически отшельник, не смог противостоять двойному натиску Камиллы и молодого итальянца, своего друга и новообращенного дизайнера. Результатом этого явились двадцать страниц пропитанных сиропом описаний и роскошных фотографий, которые Нью-Йорк должным образом оценил и одобрил. Начало «DQ» было признано удачным.
С тех пор прошло три года, и журнал, свято придерживаясь однажды выбранного принципа - «ни одного неприязненного слова ни о ком», — процветал.
Ожидалось, что в будущем году, невзирая на расточительство Камиллы, он принесет владельцу даже некоторую прибыль.
Андре пролистал лежавший на столике последний номер и нашел в нем собственные фотографии, сделанные в квартире Бонагуиди в Милане. Он улыбнулся, вспомнив, как Камилла заставила маленького пузатого промышленника и его телохранителя перевесить Каналетто на более выигрышное, по ее мнению, место. Кстати, она оказалась совершенно права. Андре нравилось работать с Камиллой. Она была забавной, у нее наличествовали острый язык и верный глаз, и она никогда не экономила денег Гарабедяна. Если еще год он будет получать от журнала регулярные заказы, возможно, удастся скопить достаточно, чтобы на время оставить работу и заняться книгой. Интересно, что она планирует для него на этот раз? Андре надеялся, что фотосессия намечается где-то поближе к солнцу. Зима в Нью-Йорке выдалась до того холодной, что, когда городская служба ассенизации объявила забастовку, почти никто этого не заметил. Обычно вонь от разлагающихся куч мусора служила веским доводом в споре с властями, но на этот раз она была нейтрализована морозом. Теперь представители профсоюзов с нетерпением считали дни до наступления весны и тепла.