Аргонавт

О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цепь может быть — везде!
Игра, где человек охотится за тенью, За призраком ладьи на призрачной воде...
Ш. Бодлер

ПРОЛОГ

Чайки мельтешили над берегом и морем, как клочки бело-серой бумаги, подхваченной ветром, они орали пронзительно, скрипуче, неприятно, что больше всего напоминало скрип несмазанных дверных петель. Совершенно непонятно было, что же в них имеется такого романтического, привлекающего иных поэтов. Или виной всему такое настроение? Смесь разочарования и злости? Все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось поначалу...
— Могу вас заверить, господин майор, мы сделали все, что в наших силах, — удрученно сказал месье Риу. — В данных условиях просто невозможно предпринять что-либо еще, я думаю, вы понимаете...
— Да, конечно, — сказал Бестужев. — К вам не может быть никаких претензий...
Как и полагается хорошему полицейскому, вынужденному во время службы пребывать исключительно в цивильном, чтобы не раскрывать себя, месье Риу на полицейского не походил ничуть — невысокий, ничем не примечательный, скучный на вид господин средних лет, более всего напоминающий мелкого чиновника или рантье невысокого пошиба. Однако Бестужев за день общения убедился уже, что перед ним весьма неглупый и хваткий человек — увы, обстоятельства порой сводят на нет любые ценные качества...
Он смотрел в море — там, на рейде, далеко от шербурской набережной, стоял на якоре черный четырехтрубный пароход, в общем-то, не производивший из-за отдаленности впечатления чего-то грандиозного.
С моря тянуло прохладой, временами налетал ветерок. Чайки то взлетали высоко, то метались над самыми волнами.
Месье Риу произнес тоном, в котором словно бы чувствовались некие извинения:
— С того момента, как на «Титаник» стали прибывать пассажиры, посадка их на «Номадик» находится под неотлучным наблюдением четырех моих агентов. Очередная смена и сейчас на постах.
Бестужев посмотрел вправо, туда, где был пришвартован изящный пароход с единственной высокой трубой — «Номадик», переправлявший путешественников на борт трансатлантического гиганта. Людей, направлявшихся к сходням, уже никак нельзя назвать «потоком», как это приходило на ум ранее, — последний рейс, «Титаник» вот-вот должен поднять якорь...
Как и следовало ожидать, Бестужеву не удалось среди праздных зевак, во множестве имевшихся на набережной, заметить полицейских агентов. Ничего удивительного, хорошего филера можно засечь в одном-единственном случае: когда он движется у тебя по пятам — да и то не всегда, ох, не всегда. В подобном же случае, когда хваткие агенты растворились в толпе, и их внимание не приковано персонально к тебе, обнаружить их практически невозможно. Кто угодно может оказаться наблюдателем — вот этот тучный, одышливый господин с моржовыми усами и целой пригоршней брелоков на часовой цепочке, вот эта юная мадемуазель, завороженно взирающая на морской простор и черный корабль, вот эти франты, да кто угодно...
— Специфические условия... — тем же покаян ным тоном обронил месье Риу.
Он, честное слово, прямо-таки маялся. Несмотря на парижскую свистопляску и начавшиеся отставки полицейских чинов, в том числе в бригаде Ламорисьера, де Шамфор пребывал на своем месте, он-то не имел никакого отношения к Гартунгу и всей этой грязной истории. И, как следовало из обмолвок месье Риу, время от времени подстегивал своих подчиненных в Шербуре телеграфными депешами...
— Можно быть уверенным в двух вещах, кото рые зафиксированы точно, — сказал месье Риу. — Во-первых, интересующая нас особа, выступающая как мадемуазель Луиза, приобрела три билета пер вого класса. Во-вторых, сама она, что установлено не только агентами, но и мною лично, еще вчера в два часа тридцать семь минут пополудни поднялась на борт «Номадика» и, несомненно, пребывает сейчас на «Титанике». С двумя другими, увы, обстоит загадочно и туманно. Естественно, ни при покупке билетов, ни при подъеме на корабль не требуется предъявления каких бы то ни было документов, для внесения в список пассажиров достаточно назваться каким угодно именем. Наконец, внешность... Мадемуазель Луиза, насколько мне теперь ясно, не предпринимала никаких попыток изменить облик, она выглядела в точности так, как мне ее описали, не правда ли?
— Да, — сказал Бестужев почти отрешенно.
— С двумя прочими обстоит сложнее. Их третьего мы не в состоянии были зафиксировать вообще. Вы ведь сами говорили, что понятия не имеете, кто это может быть, даже не знаете, мужчина это или женщина?
— Да, вот именно, — сказал Бестужев. — Я только подозреваю, что это мужчина, играющий роль телохранителя, но так ли это, не знаю. Совершеннейший призрак без лица...
— Человека, соответствовавшего бы по приметам вашему инженеру, не усмотрели среди тех, кто за все это время уплыл на «Номадике», ни мои агенты, ни я сам. Вы можете быть уверены, господин майор, если бы он не изменил внешность, мы бы его не пропустили. Я не первый год в полиции, мои подчиненные тоже достаточно опытны...
— Я ничуть не сомневаюсь в вашей опытности, месье Риу. К вам нет и не может быть никаких пре тензий, — сказал Бестужев мягко, решив проявить некоторую чуткость, — этих людей и в самом деле нельзя было ни в чем упрекнуть.
Месье Риу удрученно продолжал:
— Возможно, если бы мы видели его прежде, знали на взгляд походку, характерные движения...
Но, имея лишь описание... Ему крайне просто было бы изменить внешность: сбрить усы, надеть парик, или просто покрасить волосы в другой цвет, надеть пенсне, скажем, вы же знаете, как это бывает... За эти дни на «Номадик» проследовали многие сотни мужчин, и каждый второй из них — если не больше — мог оказаться инженером. Конечно, явные старики или слишком молодые люди исключаются. Но все равно, кандидатов прошло столько... Бородатые, с густыми бакенбардами, длинноволосые, любой из них мог оказаться... Вряд ли он стал маскироваться вовсе уж экзотически, скажем, под еврейского раввина — их зафиксировано трое — или музыканта с волосами до плеч — такие тоже проходили. Он, скорее всего, выбрал гораздо более простые, но эффективные способы...
— Наверняка, — поддакнул Бестужев.
— Посмотрите сами. Он сейчас может проходить к «Номадику», и мы не в состоянии его опознать...
— Да, пожалуй, — кивнул Бестужев, глядя на редеющую вереницу пассажиров. — Пожалуй, и я не опознал бы его в замаскированном виде: в его походке и манере двигаться нет ничего особенно уж характерного. Вот это уж точно не он, я думаю...
Он показал глазами на троицу, отмеченную некоторой живописностью: впереди двигалась полная дама лет сорока — собственно, не просто шла, а с некоторой величественностью шествовала, словно линейный корабль во главе эскадры миноносок. Судя по недешевому парижскому платью и обилию драгоценностей с крупными камнями, дама была не из белошвеек, ее наряд, весь облик несли явные признаки стиля, несвойственного нуворишам. Правда, в ее полной, жизнерадостной физиономии Бестужеву все же почуялось нечто неуловимо плебейское, сближавшее величественную особу с российскими купчихами. Черт его знает, отчего, но именно такое впечатление оставалось. За «линкором» шла столь же безупречно, хорошо и стильно наряженная молодая девушка, которая никак не могла оказаться переряженным Ште-панеком хотя бы оттого, что была гораздо ниже, субтильнее, и, наконец, обладала темно-синими глазами, в то время как Штепанек — светлосерыми. Замыкал «походный ордер» высоченный брюнет, который опять-таки никак не мог оказаться искомым беглецом: гораздо шире в плечах и на голову выше, ладони гораздо шире, массивнее. Красочный был субъект: тщательно расчесанные и уложенные волосы, едва не достигавшие плеч, цвета воронова крыла, окладистая борода, отпущенная на какой-то странный манер, вызывавший в памяти смутные ассоциации, которые Бестужев так и не смог пока что определить, загадочный знак на лацкане сюртука, уж безусловно не орденский: нечто наподобие многолучевой звезды, покрытой сложными эмалевыми узорами и синим камнем посередине...
— Да, разумеется, — кивнул месье Риу. — Впереди — знатная англичанка, леди Холдершот, Оливия Холдершот, не исключено, в будущем — герцогиня. Если только ее супруг станет герцогом, а для этого нужно, чтобы какой-то там младенец не дожил до совершеннолетия и не оставил потомства — у англичан предостаточно таких вот заковыристых ситуаций, когда титул переходит к дальним родственникам в силу тех или иных обстоятельств... В английских романах масса примеров, взятых из жизни...
— Любопытно, — сказал Бестужев. — Мне, признаться, не доводилось бывать в английском высшем свете, но британских аристократок я себе представлял несколько иными...
На лице его собеседника явственно отразилась некая фривольность:
— В самую точку, господин майор. Надо вам знать, что, в отличие от лорда Холдершота, его су пруга не может похвастать и тенью благородного происхождения. О, девица в свое время была са мого что ни на есть благонравного поведения, но происхождения самого простого. То ли дочка деревенского трактирщика, то ли мелкого фермера. История тридцать лет назад разыгралась прямо-таки целиком позаимствованная из сентиментального романа: юный аристократ, ведущий род чуть ли не из времен Гийома Завоевателя, в захолустной деревеньке увидел юную красавицу.
Мгновенно вспыхнувшая страсть, бурный роман, бегство под покровом ночи, брак, заключенный в совершеннейшей глуши вопреки яростному сопротивлению всего семейства жениха... Первое время их даже нигде не хотели принимать, но с годами как-то наладилось, давным-давно этот союз воспринимают как должное...
«Ну да, вот на кого она, если поразмыслить, смахивает, — подумал Бестужев. — Разбитная кабатчица, добродушная, бойкая... или та самая купчиха средней руки».
— Молодая девушка — ее воспитанница, какая-то бедная дальняя родственница, — продолжал месье Риу. — Вообще, леди Холдершот известная благотворительница. ..
— В таком случае, может, вы знаете, кто этот крайне живописный субъект, который сопровождает обеих дам? На бедного призреваемого родственника он что-то мало похож...
— О, это совершенно другое дело, — поморщился месье Риу. — Позвольте поинтересоваться, господин майор, вы, случайно, не адепт спиритиз ма? Нынче его почитателей можно встретить где угодно...
Бестужев усмехнулся:
— То ли мне так не везет, то ли дело в другом... Все спириты, какие мне только попадались, в худшем случае были жуликами и шарлатанами, в лучшем же — как бы это помягче выразиться, не в полной гармонии пребывали со здравым рассудком...
— Упаси вас Господь повторить это леди Холдершот, если вам доведется с ней общаться на корабле... А это вполне возможно, вы же тоже поплывете первым классом... Миледи — одна из самых ярых великосветских сторонниц спиритизма на Британских островах, да будет вам известно. Этот экзотический господин — ее персональный медиум. Она достаточно практична и здравомысляща, чтобы не выбрасывать на спиритов по-настоящему большие деньги, как это с иными светскими дамами случается — но все же платит этому субъекту баснословное жалованье, за которое он всецело предался в ее распоряжение. — Месье Риу с чуточку цинической улыбкой признался: — А впрочем, за такие деньги и я бы, наверное, не удержался, стал бы тоже вертеть блюдечки, постукивать спиритическим столиком, вызывать духов... Насколько мне известно, родом этот господин из Италии, а наша соседка с давних пор поставляла в Европу подобных господ, вспомните хотя бы Калиостро или Джузеппе Бальзамо... Насколько я знаю, господин этот предпочитает пользоваться не данным ему при крещении именем, а неким длинным и труднопроизносимым, которое я выговорить решительно не в состоянии. Оно, представьте себе, происходит прямиком из Древней Ассирии. Ага, вот именно. По уверениям означенного персонажа, он является воплощением некоего халдейского мага, обитавшего в древности как раз в этой стране. Или по крайней мере дух этого мага в него временами непринужденно вселяется — уж не помню в точности, как там обстоит...
Вот почему фасон прически и бороды черноволосого «мага» показался Бестужеву смутно знакомым — если не брать в расчет современного платья — пошитого не у самого дешевого парижского портного, несомненно — спутник леди Холдершот как две капли воды напоминал иллюстрацию из гимназического учебника древней истории.
— Миледи отправляется за океан исключительно для того, чтобы участвовать в каком-то тамошнем спиритическом сборище, — продолжал месье Риу. — Она себе может такое позволить... Ну а если рассматривать все исключительно с точки зрения нашего дела, то никто из троицы, разумеется, не может оказаться замаскированным инженером...
Бестужев подумал, что эти слова относятся и к последовавшей мимо них пожилой семейной паре самого что ни на есть респектабельного вида. Проследив его взгляд, месье Риу негромко пояснил:
— Господа Исидор и Ида Страусы. Американцы. Мистер Исидор родом из Баварии, в детстве эмигрировал с родителями за океан, со временем разбогател, стал владельцем крупного универсального магазина. Известный филантроп, отец шестерых детей...
— Ловко это у вас получается, — сказал Бестужев. — Такое впечатление, что вы знаете тут всех и вся... А это?
Он легонько повел подбородком в сторону очередной респектабельной пары: пожилого мужчины и совсем юной девушки. Улыбнулся:
— Должно быть, это очередной нефтепромышленник с дочерью... Властного вида человек, сразу угадывается, что путешествовать он намерен исключительно первым классом. Вон те две женщины и мужчина, что поспешают за ними с забавной рыжей собакой, больше похожи на вышколенную прислугу...—- Вы угадали примерно наполовину, господин майор, — отозвался месье Риу. — Насчет нефти вы ошиблись и насчет «дочери» — тоже. Это и правда денежный мешок, сам Джон Джейкоб Астор Чет-вертый, один из крупнейших нью-йоркских магнатов, но состоянием своим он обязан не нефти, а торговле недвижимостью. Очаровательная юная дама — не дочь, а законная супруга.