Эта любовь: Роман

Я хотел бы рассказать об этом. О шестнадцати годах с лета 1980 года до 3 марта 1996-го. О времени, прожитом с нею.

Я говорю "она".

Мне всегда было сложно подбирать слова. Я не смог бы сейчас произнести вслух ее фамилию. Только написать. Я никогда не мог разговаривать с ней на "ты". Хотя иногда ей хотелось этого. Чтобы я говорил ей "ты", звал ее по имени. Но язык не слушался меня, я не мог. Я всегда избегал произносить ее имя. Ей было больно, я знал, видел это, но иначе не мог. Кажется, всего два или три раза по ошибке я сказал ей "ты". И я увидел, что она улыбается. Что она – ребенок. Что она радуется. Что мне уда­лось подойти к ней ближе.

Я думаю, так все происходило из-за того, что сначала я прочитал эту фамилию, смотрел на ее имя и фамилию. И эта фамилия меня сразу околдовала. Эта фамилия писателя. Эта ненастоящая фамилия. Эта фамилия автора. Просто эта фамилия мне нравилась. Эта фамилия мне бесконечно нравится. Вот и все.

Я прочитал ее первую книгу в Кане, где учился на философском факультете лицея Малерба. Это были "Лошадки". Я нашел ее в квартире, в которой жил вместе с Кристиной Б. и Бенедиктой Л. Скорее всего, это была книга Бенедикты. Я прочитал ее случайно. Копаясь в книгах, валявшихся на полу. Это было как вспышка молнии. Мы сразу же начали пить горькое "кампари". Я хотел пить только его. А найти его в бистро Кана было непросто.

Первой книгой, первой встречей, первой страстью были "Лошадки Тарквинии". А потом я перестал читать другие книги, Канта, Гегеля, Спинозу, Стендаля, Маркузе и все остальное. Я начал читать ее книги, все ее книги подряд, каждую историю, которую она написала, каждое ее слово.

И фамилия автора околдовывала меня все больше и больше. Я писал ее на бумаге, иногда стараясь написать так, как, может быть, пишет она.

Я не могу вспомнить, когда я узнал, как она выглядит. Я не помню, когда впервые увидел ее фотографию.

Я бросил все остальные книги, чтобы читать только ее книги. Книги автора, о котором яничего не знаю. И с того времени я больше не покидал ее. Так случилось. Я очень хороший читатель: я сразу же полюбил каждое написанное слово. Каждое предложение. Каждую книгу. Я читал, перечитывал, переписывал некоторые предложения на бумагу, я хотел быть ею, вновь писать то, что написала она, теряться в этом, стать той рукой, которая повторяет ее слова. Дюрас стала для меня воплощением писания.