Адриан Моул и оружие массового поражения

 

October

 

Лично и строго секретно                                                                        Глициниевая аллея

достопочтенному                                                                                      Эшби-де-ла-Зух

Тони Блэру,

члену парламента,

королевскому адвокату

Даунинг-стрит, 10,  

Уайтхолл

Лондон SW

Лестершир

                                                                                                                           29 сентября 2002 г.

 

Достопочтенный мистер Блэр!

Возможно, Вы меня помните — мы встреча­лись в 1999 году на приеме в палате общин, где чествовали тружеников норвежской кожевен­ной промышленности. Нас познакомила Пан­дора Брейтуэйт, ныне помощник министра по вопросам возрождения Браунфилда, и у нас с Вами состоялась краткая беседа о Би-би-си, в ходе каковой я высказал мнение, что данная корпорация ведет себя по отношению к провин­циальным драматургам просто возмутительно. К сожалению, договорить мы не успели, Вас вы­звали на другой конец зала по какому-то спеш­ному делу.


Пишу, чтобы поблагодарить за предупрежде­ние о неминуемой угрозе острову Кипр со стороны Саддама Хусейна, который обзавелся оружием массового поражения.

На первую неделю ноября я забронировал но­мер в гостинице «Афина» в кипрском Пафосе для себя и моего старшего сына, общей стоимостью 571 фунт, и это, прошу заметить, без учета аэропортовых сборов. Мой личный турконсультант Джони Бонд из компании «Закат Лимитед» потребовал залог в размере 57,10 фунта, каковой я и выплатил ему 23 сентября сего года. Вообразите, мистер Блэр, мою тревогу, когда на следующий день я включил телевизор и услышал Вашу речь в палате общин о том, что Хусейн со своим оружием массового поражения способен за каких-нибудь сорок пять минут стереть Кипр с лица земли!

Я немедленно позвонил Джонни Бонду и отме­нил бронь. (Ведь валяясь на пляже, я рискую пропустить предупреждение Министерства иност­ранных дел об эвакуации, на которую отводится всего-навсего 45 минут.)

Но беда в том, мистер Блэр, что «Закат Лимитед» отказывается вернуть мне залог, если я не представлю им справку о том, что

а)   Саддам Хусейн располагает запасом оружия массового поражения;

б)   Саддам Хусейн может развернуть его в те­чение сорока пяти минут и

в)   это оружие способно поразить остров Кипр.

Этот Джонни Бонд, который, как сообщили его коллеги, вчера «отсутствовал на рабочем месте» (подозреваю, что он участвовал в марше «Остановить войну»), посмел усомниться в правдивости Ваших слов, произнесенных в палате общин!

Не могли бы Вы прислать собственноручную записку с подтверждением существующей угрозы Кипру, дабы я передал ее Джонни Бонду и вернул залог в сумме 57,10 фунта? Я не могу позволить себе разбрасываться такими деньгами.

Остаюсь искренне Ваш, сэр,

Адриан Моул.

 

Р. S. И вот еще, спросите, пожалуйста, у Вашей супруги Шери, не согласится ли она выступить на литературном обеде группы художественного письма Лестершира и Ратленда 23 декабря сего года. Уилл Селф, по правде говоря, отказал нам наотрез. Мы не выплачиваем гонорар и не компенсируем расходы, но уверен, общение с нашей груп­пой покажется Вашей супруге очень живым и стимулирующим.

А Вам, мистер Блэр, желаю — так держать!

 

Суббота, 5 октября 2002 г.

 

Сегодня осматривал чердачную квартиру на старом аккумуляторном заводе в районе Крыси­ной верфи. Риелтор Марк У’Блюдок сказал, что жилье, расположенное вдоль канала, буквально расхватывается людьми, наживающимися на сдаче внаем. Место отличное — от книжного магазина, где я работаю, пять минут ходу по дорожке вдоль канала. На чердаке имеется одна огромная комната и санузел со стенами из стеклоблоков.

Когда Марк У’Блюдок удалился отлить, его рас­плывчатый силуэт непристойно просвечивал сквозь стекло. Если куплю эту квартиру, то первым делом попрошу маму сшить занавески.

Я вышел на балкон, сооруженный из стальных арматурин и проволочной сетки, чтобы оценить окрестные виды. Внизу простирался канал, сверкая в лучах осеннего солнца. Мимо проскользила стая лебедей, затем прохлопала крылами серая птаха, а потом из-под моста выскочила лодка. Когда суд­но поравнялось с балконом, бородач с седым не­опрятным хвостиком на затылке помахал рукой и крикнул:

   Чудный денек, а!

На дне лодки копошилась его жена — похоже, мыла посуду. Она меня видела, но рукой не помахала.

Марк У’Блюдок тактично не мешал мне пропи­тываться атмосферой места. Но вскоре не утерпел и указал на пару аутентичных мелочей: подлинные пятна от кислоты на половицах и крючья, на кото­рых во время  войны висели шторы затемнения.

Я поинтересовался, что происходит с соседним зданием, которое стоит в лесах.

   По-моему, перестраивают под гостиницу, — ответил он.

А затем принялся рассказывать, что Эрик Шифт, мультимиллионер, сколотивший состояние на ме­таллоломе, и собственник моего будущего обита­лища, скупил всю Крысиную верфь в надежде пре­вратить ее в лестерский аналог парижского Левого берега.


Я признался Марку, что всегда хотел побаловаться акварелью.

Тот кивнул: «Прекрасно», но у меня сложилось впечатление, что он понятия не имеет, о чем это я.

С тоской оглядев пустое пространство и абсо­лютно белые стены, Марк сказал:

   Вот в таком месте я хотел бы жить, но у меня трое малолеток и жена, помешанная на огороде.

Я ему посочувствовал и рассказал, что до недав­него времени полный рабочий день трудился ро­дителем двух мальчиков, но теперь о семнадцати­летнем Гленне заботятся Британские вооруженные силы, а девятилетний Уильям уехал к матери в Нигерию.

У’Блюдок завистливо глянул на меня:

   Такой молодой, а уже сбагрил двух оглоедов.

Я возразил на это, что в мои тридцать четыре с половиной года пора наконец заняться самим собой.

После того как У’Блюдок продемонстрировал разделочный стол и дощечку для резки сыра из цельного гранита, я согласился приобрести квар­тиру.

Перед уходом я еще раз вышел на балкон, что­бы бросить последний взгляд на пейзаж. Солнце медленно сползало за многоэтажную автостоянку. По дорожке на противоположной стороне канала трусила лиса с пакетом из магазина «Теско» в зу­бах. Коричневое млекопитающее (вероятно, водя­ная крыса) соскользнуло в воду и растворилось в золотистой дали. Прямо передо мной величествен­но колыхались лебеди. Самый большой лебедь по­смотрел мне прямо в глаза, словно говоря: «Добро пожаловать в новый дом, Адриан».

 


10 вечера

 

Приглушил радио на кухне и сообщил роди­телям, что при первой же возможности освобо­жу гостевую комнату и переберусь в живописный лофт на старой аккумуляторной фабрике у Крыси­ной верфи в Лестере.

Мама не сумела скрыть восторга, услыхав новость.

Отец хмыкнул:

   Старая  аккумуляторная  фабрика? Твой дед там когда-то работал, но ему пришлось уволиться, когда его покусала крыса и началось заражение крови. Мы думали, ему ногу отчекрыжат.

А мама добавила:

   Крысиная верфь? Это не там собираются от­крыть ночлежку?

   Тебя неправильно информировали, — сказал я. — Вся эта территория преобразуется в лестерский культурный центр.

Когда я спросил у мамы, не сошьет ли она занавески для моего нового туалета из стеклобло­ков, она саркастически ответила:

   Извини, но, похоже, ты меня с кем-то пута­ешь. Когда это у меня в доме водились нитка с иголкой?

Ровно в семь отец увеличил громкость и мы послушали новости. Британских военачальников волновал вопрос, какова будет их роль, если Бри­тания вступит в войну с Ираком. Биржевые индек­сы опять упали.

Отец со стуком уронил голову на стол и про­стонал:

   Убью этого мерзавца из банка, который уго­ворил меня вложить пенсию в фонд «Вечная молодость».


Когда зазвучала тема «Арчеров», родители разом потянулись к сигаретам, закурили и, приот­крыв рты, принялись внимать этой сельскохо­зяйственной мыльной опере. Они теперь все делают вместе, в который раз пытаясь спасти свой брак.

 

Мама и папа — пожилые осколки демографи­ческого взрыва, соответственно пятидесяти девяти и шестидесяти двух лет от роду. Я все жду, когда они наконец признают свой возраст и оденутся, как подобает приличным старикам. Сплю и вижу их в бежевых полупальто, кримпленовых брюках и — маму, разумеется, — с седым перманентом, похожим на цветную капусту. Но они упорно про­должают втискиваться в линялые джинсы и чер­ные кожаные косухи.

Папа так и вовсе считает, что длинные седые патлы придают ему вид человека, вхожего в шоу-бизнес. Бедняга себя обманывает. По нему сразу видно, кто он такой — торговец обогревателями на пенсии.

Теперь он постоянно носит бейсболку, по­скольку его макушка лишилась большей части во­лосяного покрова и обнажился результат юно­шеской глупости: на предсвадебном мальчишнике после десяти пинт портера папа согласился, чтобы ему обрили голову и вытатуировали на черепушке зелеными чернилами «Я СБРЕНДИЛ».

Мальчишник состоялся за неделю до свадьбы, и потому на единственной свадебной фотокарточке отец похож на беглого каторжника Абеля Мэгвича из диккенсовских «Больших надежд».

Все прочие татушки папа удалил за счет Нацио­нальной службы здравоохранения, но выведение зеленых чернил они оплачивать не стали. Посове­товали обратиться в частную клинику, где наколки выводят лазером — за тысячу с лишним фунтов. Мама уговаривает его взять кредит в банке на это дело, но отец упирается: мол, проще и дешевле носить бейсболку. Мама же говорит, что ей осто­чертело читать «Я СБРЕНДИЛ» всякий раз, когда отец поворачивается в постели к ней спиной, то есть, судя по всему, каждую ночь.

 

11 вечера

 

Принял ванну, воспользовавшись маминым айвово-абрикосовым ароматерапевтическим маслом. Масляные блямбы плавали на поверхности воды — ни дать ни взять нефтяная пленка, что умертвила большую часть фауны и флоры Новой Шотландии. Потом полчаса смывал под душем эту гадость.

С помощью двух зеркал изучил плешь. Теперь она размером с мятный леденец «Требор».

Проверил электронную почту. Пришло письмо от моей сестры Рози: она раздумывает, не бросить ли университет в Халле — разочаровалась в нанобиологии. Пишет, что Саймона, ее парня, нельзя оставлять одного ни на минуту, иначе ему никог­да не избавиться от пристрастия к крэку. Просит ничего не говорить родителям, поскольку у них абсолютно старорежимное отношение к наркозависимым.

Остальное — обычный спам от фирм, предла­гающих удлинить мой пенис.

 

За двадцать лет Адриан Моул, его взбалмошное семейство, его разнообразные друзья примерили и испытали на собственной шкуре, казалось бы, все мыслимые и немыслимые смешные и ужасные ситуации, какие только могут случиться в нашем нелепом мире. Но вот жизнь совершила новый поворот: настала эпоха глобализма, терроризма и кредиток. И Адриан снова в первых рядах - пробует на вкус и на ощупь перемены. И рассказывает нам о них, разглядывая жизнь в свой юмористический микроскоп.
Наш герой все так же наивен, так же дотошен и все так же помешан на литературной деятельности. Он постоянен и неизменен, это мир вокруг меняется и вихрится. Адриану же остается описывать происходящее - едко, смешно и точно.
Сью Таунсенд после некоторого перерыва решила вернуться к своему любимому герою. И новая книжка "Дневников Адриана Моула" - как новый этап в нашей жизни. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул - самый успешный комический герой последней четвери века, и свой пьедестал он не собирается никому уступать.
Перевод с английского Игорь Алюков.