Сокровище тени

Когда случилось это необычайное и счастливое событие, все члены семьи выдвинули разные объяснения его причин. Донья Луиса, мать, считала, что ребенка в лоб ужалила золотая стрекоза; дон Луис, отец, полагал, что малыш проглотил несколько семечек радиоактивной айвы; бабушка, вдова, верила, что дело в статуе святого Гиацинта, при последних словах мессы упавшей на голову Домингито; брат Маурус, дядя по матери, – целомудренный не только стыдными частями тела, но и всеми пятью чувствами, – настаивал, что начало этому положила чудесная облатка, съеденная мальчиком. И наконец, Никомед, дядя по отцу, упрямый выпивоха, твердил, что виной всему ангел-хранитель ребенка, закоренелый педераст. Что бы там ни было, правда заключается в том, что однажды утром Домингито проснулся, плача золотыми слезами.

Дон Луис решил было, что это обычный гной, но твердость слез и отсутствие дурного запаха породили в нем сомнения. Он собрал их и отнес в ближайшую ювелирную лавку. "Двадцатичетырехкаратное золото, то есть чистое! – сообщил ему ювелир. – Я покупаю все". Черт, пачка банкнот от ювелира позволит ему внести трехмесячную плату за квартиру! И дон Луис побежал домой расспрашивать сына.

– Домингито, что тебе снилось? Ночной кошмар? А если ты уснешь сейчас, то снова его увидишь?

Донья Луиса, бабушка и оба дяди (брат Маурус, извещенный о чуде по телефону, сел на мотороллер и немедля примчался к родственникам), столпившиеся позади дона Луиса, бросали на мальчика, как и он, озабоченные взгляды.

– Не знаю… не помню… Мне ничего не снилось… Отведите меня в школу…
– Непослушный мальчишка! Говорят тебе, ты должен снова заснуть!
– Но я спал всю ночь… Хочу встать…
– Нееет!

Ребенок попытался подняться, но десять рук удержали его в постели. Домингито заплакал. Из его глаз хлынули две золотые реки!

Взрослые собрали драгоценный металл, кудахча от счастья. Малышу не надо было спать и видеть сны: каждый раз, когда было из-за чего плакать, показывались золотые слезы.

Никомед захотел проверить это. Как только Домингито успокоился, сытно позавтракал и собрал тетради и книги для занятий, дядя дал ему крепкую пощечину. Изумительно: снова золотые слезы! Ням! По одной пощечине в неделю – и они заживут как короли!

Настали четыре месяца блаженства. Если удар по щеке был правильно рассчитан – то есть так, чтобы не сломать зуб, – за ним следовали полчаса громких рыданий. Целое состояние! Семейство перебралось на девятый этаж, в квартиру площадью триста квадратных метров; обновило свой гардероб, от обуви до шляп; приобрело холодильник, набитый четырьмястами кило аргентинских бифштексов; могло хвастаться пикапом последней модели. Что касается Домингито, жаловаться ему не разрешалось. Конечно, лицо его по временам покрывалось темными пятнами, но зато, запертый в своей комнате, он получал взамен вагоны игрушек.

Трудности начались на пятом месяце. Мальчик, привыкший к наказаниям, не только утратил страх вместе с удивлением, но даже пристрастился к боли. Чем сильнее была оплеуха, тем шире он улыбался.

– Что будем делать? – промурлыкал брат Маурус. - Этот шалопай сделался мазохистом! Глядите, я колю его в башку иголкой, а он и ухом не ведет! Не кажется ли вам, что с ним надо бы поступить, как с нашим Господом: взять три толстых гвоздя, пару деревяшек и распять?

– Святой брат, – обратилась к нему мать, – чтобы курица несла золотые яйца, не стоит делать из нее бульон. Лучше принести в жертву Пепо, его ангорского кролика.

В присутствии ребенка, привязанного к стулу, чьи веки были подняты и закреплены при помощи липкой ленты, зверька пригвоздили в стене, растянув ему лапки. За неимением копья бабушка вонзила ему в бок вилку. Кролика, истекающего кровью, оставили умирать, в то время как Домингито кричал от ужаса. Золотые слезы текли безостановочно целую неделю. Чтобы утешить мальчика, родственники подарили ему – после того как приобрели прекрасный участок у моря – белую мышь… умерщвленную через полгода. (Рыдания по этому поводу позволили возвести на участке виллу). То же самое случилось и собачкой чихуахуа. Но когда ребенку навязали полосатого кота, он выгнал того пинками. То же самое с белкой, шимпанзе и попугаем… Пришлось менять тактику.

Поначалу думали отрезать Домингито фалангу пальца, но, вспомнив, что он стал нечувствителен к физической боли, решили истязать его морально. Дон Луис запачкал свою одежду и голову куриной кровью и растянулся посреди улицы – так, чтобы из-под рубахи виднелись коровьи кишки. При словах доньи Луисы: "Твоего отца задавили!" мальчик выбежал из дома, увидел лежащее тело, сделался белее своих носков и завизжал. Бабушка и дяди собрали в хрустальный рог все слезы до единой. А затем дон Луис со смехом поднялся, и все семейство тоже зашлось в хохоте. "Это шутка, дурачок!.." Однако Домингито был не таким дураком. В следующий раз, когда брат Маурус якобы разбился на мотороллере – его тонзура была облеплена телячьими мозгами, – мальчик, смеясь, подошел к "покойнику" и помочился ему на лицо.

Семейство в отчаянии – дела из-за отсутствия драгоценных слез шли под гору – потеряло рассудок и пустилось на бессмысленные действия: мальчика пытались поразить зрелищем грязных порноснимков; нанимали актеров, загримированных под мумию, Дракулу и прочих чудовищ, чтобы они выли всю ночь и стучали в окна; грозили ребенку, что его бросят львам в зоопарке; и наконец мать припугнула Домингито, что из-за вечно сухих глаз ему отрежут шею навахой. Без толку! Душа ребенка ссохлась, как кожа, и ничто больше не заставило бы его плакать.

Реальный мир, как и мир снов, является танцем, в котором события происходят всегда в нужный момент: слух о мальчике с золотыми слезами распространился, и его похитили. Семейство ждало у телефона, готовое заплатить столько, сколько потребуют бандиты, но в эти бесконечные дни не раздалось ни одного звонка. За неимением сырья на продажу, уверенные, что его источник закрыт для них навсегда, родственники с величайшей горечью уже решились на продажу всего, что досталось им с таким трудом.

Вышеназванные бандиты (на деле – почтенный аптекарь с женой), видя, что прижигание ступней серной кислотой не действует на мальчика, решили разжалобить его нищетой. Его привезли в беднейшую деревню и кинули сдобную булку в толпу оборванных, рахитичных детей. Первобытная схватка между ними – каждый старался заполучить кусок маленькой булки – так опечалила Домингито, что внутри него открылись плотины, сдерживавшие злобу, и потекли слезы; но на этот раз не золотые, а медовые. То был мед, слаще, чем в лучших ульях. Счастливые дети бедняков стали облизывать ему щеки – одной капли хватало каждому, чтобы насытиться на день, – а он плакал и плакал. Сладкая жидкость вылечила бедняка, который еле дышал из-за легочной инфекции; у кого-то прошла чесотка; паралитик, помазавший себе ноги, встал и пошел; все болезни в деревне исчезли. Аптекарь с супругой, боясь быть растерзанными, не осмелились увезти похищенного обратно. Они послали анонимную записку семье с указанием, где он. Родители, бабушка, дяди приехали немедленно, прихватив взвод карабинеров. Те разогнали дубинками голодных босяков и вызволили чудесного ребенка.

Усевшись вокруг прочного семейного стола, родственники – воображая, как они будут собирать новые слезы в бутылку и продавать их втридорога, как безотказное средство, – слушали Домингито, говорившего по-взрослому: "Дорогие мои, я поплачу в последний раз, и эти слезы даруют вам вечную жизнь!". И снова из его глаз покатились медовые слезы. Языки родственников жадно облизали его веки. Семейство впало в экстаз от такой сладости. Понемногу пища парализовала их – и, мертвые, они получили, как и обещал ребенок, страшную вечную жизнь.