Изображая жертву

В летнем кафе практически никого не было. Так только, пара девчонок прожигали семьдесят рублей, – заказали лагман, один на двоих, и чай с пахлавой. Пожилая женщина жевала резиновый шашлык и солдат срочной службы, видимо, в увольнительной, пил дешёвый морс и пялился на девчонок с лагманом. Летнее кафе "Узбекистан" как раз примыкало одной клеёнчатой стеной к воинской части внутренних войск, рядом стояла тюрьма и трамвайная остановка. Посетители кафе могли также наблюдать финальные аккорды строительства элитного комплекса "Тихвинский", который возводился неподалёку. Там, в этом комплексе всё должно было быть как бы всё, – и подземный гараж и рестораны, фитнессы-хуитнессы, бассейны и так, как бы, между прочим, ещё и квартиры, метров квадратных по сто семьдесят по тысячу пятьсот за квадрат. Рекламная растяжка говорила, что тот, кто в этом доме поселится, должен быть абсолютно счастлив, потому что выходить из этого дома совсем не обязательно, – всё для жизни есть. Конечно, это счастье, не выходить из этого дома совсем до самой смерти и не видеть это кафе "Узбекистан", куда, между прочим, в это время зашла странная компания. Капитан милиции – высокий лысый мужчина в форме капитана милиции, сержант – худой кудрявый парень в помятой одежде с погонами сержанта, женщина-прапорщица с видеокамерой, молодой человек в бейсболке и мужчина в красивом оранжевом свитере. Мужчина, кстати, был прикован наручниками к сержанту. И в свитере ему было жарко, потому что было лето, хоть и бабье. Капитан сразу пошёл к узбекской барной стойке, все остальные сели, только прапорщица стала ходить по кафе и настраивать видеокамеру.

– Так, пиво есть у вас, да?.. – капитан не хотел платить, поэтому сразу стал говорить строго, практически, прямо наорал на женщину за стойкой. Она поправила тюбетейку и, ничего не говоря, навалилась всей грудью на краник и выдавила капитану литровый пластиковый стакан пива "Красный Восток". – Сейчас мы начнём, нам чтобы никто не мешал!.. Капитан начал пить.

– Кто вам помешает, все кто едят здесь, они не причём, просто едят, вы делайте, что вам надо…

Капитан не слушал женщину и пил, прапорщица включила видеокамеру. Капитан, не глядя на неё, почувствовал, что его снимают, замахал рукой, прапорщица отвела камеру на сержанта и двух парней за столиком. Сержант листал меню, прикованный к нему мужчина в свитере терпеливо ждал, парень в бейсболке ничего не делал, просто улыбался и смотрел в камеру.

– Валь, может, после поедим, – сержанту что-то понравилось в меню, но денег, видимо, было не так много, поэтому он решил пробить, не захочет ли парень в бейсболке поесть с ним за компанию.

– А чё ты нарыл?

– Салат из крабовых палочек с кукурузой… недорогой, я люблю… как раз можно, смотри, возьмём по пиву и салат, а?

– Я бы тебе не советовал есть крабовые палочки… их делают в Прибалтике…

– И что?

– Прибалты спускают в палочки, потому что ненавидят русских... особенно латыши... они точно спускают и ещё мочатся на крабовые палочки, которые экспортируют в нашу страну...

– Что им, делать нечего? – сержант стал теребить затёкшую от наручника руку, он недовольно зыркнул на прикованного к нему Прометея в оранжевом свитере, как будто он и был тот латыш, который ссыт в крабовые палочки.

– Понимаешь, Севик… Мы их сильно обидели... сильно... Я в университете проходил... мы их завоевали, а они хотели, чтобы их завоевали фашисты... не сраслось... Представляешь, – вот ты бы смог так обидеться на человека, чтобы ссать ему в еду, это что такое сделать надо, чтобы так достать, а?.. А у них ведь даже специальные работники есть на заводах, где эти палочки из сайры делают... Их поят пивом, а потом они ссут в жбаны с сайровым фаршем, а у кого есть желание, – тот ещё и спускает туда...

– Они же ещё поставляют нам творожки в шоколадной глазури, мне мама покупает, с абрикосовым наполнителем…

– Интересно, что они с ними вытворяют?.. – это был даже не вопрос, просто мужчина в оранжевом свитере подключился к беседе, но капитан оборвал её.

– Так, Люда, включай!

– Уже... – лицо прапорщицы спрятолось за камерой, Валя и Сева встали.

– Так, значит, начинаем следственный эксперимент сорок восемь пять два, – капитан отвернулся от Люды и, уже не так волнуясь, обратился к мужчине в свитере. – Так, Карась, где вы сидели? Карась кивнул на тот самый столик, где только что обсуждался вопрос межэтнических взаимоотношений, – Вот за этим столиком.

– С кем вы сидели?

– С Маринкой…

– Так, с Маринкой… потом что... – капитан грустно посмотрел в сторону барной стойки на краники пива.

– Потом она встала, сказала, что ей надо пописять... Подошла к этой... – Карась кивнул в ту же сторону, куда только что грустно смотрел капитан. Женщина в тюбетейке оживилась, стала протирать стойку национальной тряпочкой.

– Так, она что, – сразу, как вы пришли, пошла пописять?..

– Нет...

– Так, а что же случилось до того, как?

– Мы разговаривали...

– Так, о чём вы разговаривали?

– Разговаривали... я её спрашивал...

– О чём?

– О дне рождения Игоря...

Прапорщица высунулась из-за камеры:

– Он мямлит – ничего не слышно!

– О чём спрашивал, громче говори!

– О дне рождения Игоря…

– Так, дальше, что конкретно ты её спрашивал?

– Я же уже говорил!.. – утомлённый Карась бросил эту фразу прямо в лицо капитана и замолчал.

Всем было плохо, – и Карасю, и сержанту, который напряжённо думал о творожках с абрикосовым наполнителем, и Люде, которая, по очереди, снимала с ног туфли и разминала пальчики, и парню в бейсболке, который осматривал волосок на пластиковом стуле. Изначально он не заметил его и видимо сидел на этом волоске, а теперь, когда встал, ему стало очень противно, – чей это волосок и откуда, и стоит ли теперь стирать брюки, после того, как посидел на чужом волоске, причём, скорее всего, с лобка. Но капитан собрался с силами и прервал эту всеобщую немочь:

– Так, значит, тут следственный эксперимент, – мы всё записываем, поэтому ещё раз, громко, на камеру! Или не понял?!

Может быть, Карась и не понял, но зато сержант понимал капитана без слов, поэтому, как только капитан недовольно хмыкнул, Сева взмахнул рукой и, как бы нехотя, ткнул кулаком Карасю по печени. В ту же секунду, как Карась пал на землю "Узбекистана", Люда принялась снимать виды, – а именно, как трамвай подходит к остановке, и как люди заходят и выходят из него.

Всем сразу как бы полегчало, как будто Карась принял на себя всю эту боль и тоску, которая томила милиционеров.

– Мороженое у вас есть? – спросил капитан у женщины в тюбетейке.

– Нет... – видимо у неё был сын, такой же непутёвый, как этот Карась. Может, и он вот так же был бит милиционерами. Так что женщина выразила свой социальный протест в этом коротком узбекском лае.

– Что-нибудь холодного бы… Так… Тогда пиво мне ещё нацеди… раз больше ничего холодного нет…

Груди женщины включили краники, сама она оставалась неподвижной. Капитан выпил, сержант помог

Карасю подняться.

– Так, значит, о чём ты спрашивал потерпевшую?.. – продолжил дознаваться капитан.

Люда присела на корточки, чтобы получился такой необычный план снизу, – два лица напротив друг друга, – счастливое, после пива, капитана и пыльное, после земли, Карася.

– Почему она осталась на ночь у Игоря... после дня рождения... – Карась заговорил строго, по-мужски. Капитан и Сева в очередной раз убедились в правоте своего педагогического подхода.

– Так, дальше, что она ответила?..

– Она сказала, что все остались, и она тоже не пошла домой, потому что было уже темно...

– Ага…

– Я ей сказал, что звонил в этот вечер её подруге, она пришла домой и сказала, что у Игоря осталась только Аня... Аня сказала, что подруга перепутала, потом сказала, что хочет писять, подошла к этой в тюбетейке, попросила у неё ключ от туалета...

– Так, за этим столом вы сидели? – капитан кивнул на столик, за которым совсем недавно сидели Валя и Сева.

– Да...

– Так, садимся...

Карась сел за стол, Валя замешкался. Волосок был на том же самом месте, а другого стула рядом не было.

– Валя?!

Капитан уставился на Валю, Валя понял, что мешкать нельзя, он наклонился к стулу, и что есть силы стал набирать воздух ртом, чтобы дунуть, но не рассчитал, и когда набирал воздух ртом, втянул этот волосок в себя.

Валя закашлялся, отвернулся, стал собирать во рту слюну и судорожно выплёвывать из себя волосок.

Женщина в тюбетейке занервничала.

– Здесь, между прочим, люди едят, что ваш парень делает?!

Капитан нагнулся к Вале.

– Валя, ты что делаешь?

Люда открыла второй глаз:

– Может, с сердцем что?

– Какое, с сердцем, молодой парень! Валя, Валь! – капитан стал хлопать Валю по спине.

– Что вы его хлопаете, он же не подавился! – Люда покраснела, предчувствуя недоброе. Она направила камеру на Валю, предполагая, что, может, это последние минуты его жизни, и как было бы неплохо запечатлеть их. Честно говоря, у Люды был небольшой секрет. Она копировала втихаря плёнки со следственными экспериментами и склеивала в небольшие фильмы. Мечта Люды была попасть в ротацию Каннского кинофестиваля в разделе авторское документальное кино. Она встречалась с одним бывшим заключённым, который до того, как стать заключённым, работал на местной киностудии осветителем. Он-то и рассказал Люде о Каннах и о больших возможностях, если ты умеешь снимать.

– Может, астма? – Сева подорвался было подсесть к Вале и поучаствовать в его судьбе, но прикованный к его руке Карась помешал ему.

– Валь, Валя, не умирай, это, принеси ему запить, пива налей ему! – капитан проорал это в сторону барной стойки. Женщина в тюбетейке нацедила пиво и поднесла Вале стаканчик.

– Ну, как? – никто об этом не спросил, но все посмотрели на Валю так, что этот вопрос прозвучал у него в голове. Он попил ещё пива и прошептал – Проглотил…

– Кого?

– Волос…

– Ты чё, Валя! Мы тут снимаем, ты что устраиваешь? Это же плёнка, официальный документ! Ты зачем всё в цирк превращаешь? Садись, давай, и рот не разевай, если к тебе волосы залетают… Так… Всё так было, Карась?

Карась уставился на Валю. Валя продолжал морщиться, но собрался с силами и сел на злополучный стул.

– Нет, – почти прошептал Карась, – не так, я сидел на его месте… Он неправильно сел…

– Так, пересаживаемся! – капитан отвернулся от столика, чтобы случайно не убить и Валю, и Карася за тот цирк, который они принялись изображать.

Валя и Карась стали выполнять приказ капитана, прапорщица снимала. Посетители кафе давно доели свою еду, но никто не хотел уходить, – и солдат, и девочки, и старая женщина, – все смотрели, как снимается кино, хотя вовсе это было и не кино, но тоже с камерой. Капитан дождался, пока все рассядутся по своим местам, и произнёс чётко и громко – специально для Люды:

– Так, значит, Маринка сказала, что хочет писять и пошла?

– Да...

– Так, значит, Валя, вставай...

Валя очень зло посмотрел на Карася, потом на капитана, встал, бормоча:

– Зачем я садился, если она пошла пописять…