Козлы!: Роман

«Домашняя стирка. Высокое качество. Низкие цены…» В двадцатый раз перечитываю объявление на окне. У меня в сумочке лежит книжка, но читать стоя я не люблю. Может, зайти позже, когда народу будет поменьше? Но человеческий поток непредсказуем, Да и уходить сейчас жалко, ведь я уже отстояла 10 минут. Как было бы здорово, умей я быстро принимать решения: припарковываю машину, захожу в гладильный зал, в мгновение ока прикидываю, сколько придется ждать, разворачиваюсь и ухожу. Но это не мой стиль, я вечно колеблюсь, топчусь на месте и в итоге оказываюсь зажатой в очереди позади. У типа, что высится передо мной, мясистый затылок и перхоть в придачу. А над головой молодой приемщицы в розовом халате реет белым призраком мое подвенечное платье.

Цепочка из тридцати пуговиц на спине – словно два ряда молочных зубов. Одного зуба не хватает. Наверное, выпал при стирке. Ладно, трагедии из этого я делать не стану, все равно завтра утром мне это платье не надевать. И вообще я его больше никогда не надену. Если хорошенько подумать, ухнуть сотню евро на возвращение девственной чистоты свадебным обноскам – невероятная глупость. Лучше бы я сбросила эти тряпки с моста Искусств и насладилась зрелищем: вот, падая, парашютом раскрывается юбка, платье медленно сносит течением, кружева, удаляясь, сливаются с барашками волн. К сожалению, романтичности во мне столько же, сколько решительности – то и другое отсутствует напрочь, потому я и торчу здесь, в жуткой духоте гладильной и покорно жду, когда мне, наконец, отдадут совершенно ненужное платье, которое вдобавок займет половину моего шкафа.

Позиция у стойки прочно оккупирована тучной дамой. Разглядываю ее от нечего делать. Первое, что бросается глаза, ­- яркие ногти на ногах и врезающиеся в тело бретельки бюстгальтера. Затем: сухая кожа, фигура, погребенная под лишним весом, вены, раскинувшиеся на икрах картой Парижского метро, – словом, возраст обрушился на даму россыпью мелких пакостей. Ей вручают пластиковый пакет, который липнет к телу, в пакете золотисто-розовый костюм. Точно такой же наводящий тоску оттенок, заимствованный у пирожных и гладиолусов, моя мать выбрала для нарядов подружек невесты. В результате за моей спиной взбитыми сливками колыхалась приторная масса: это Розали, Солен и Люси несли мою фату. Да и вся процессия словно бы состояла из подданных Ее Величества Сладости. Даже Франсуа напоминал кусок масла - казалось, он вот-вот растает под взглядом моих прекрасных глаз.

На самом деле растаяла я. Когда Франсуа произнес магическое «да», превратившись в моего супруга, я едва не залилась слезами.

Трудное словцо - это «да». Его так часто слышишь в кино, по телевизору, встречаешь в романах со счастливым концом, что нужно изрядно поломать голову, чтобы найти свою неповторимую интонацию. Можно едва слышно прошептать это слово, потупив взор, или же, наоборот, глядя прямо в глаза избраннику, заставить эхом раскатиться под церковными сводами. А еще можно выдержать паузу, изображая раздумье, при этом все остальные делают вид, будто затаили дыхание. Но как ни старайтесь, ваше «да» все равно прозвучит не без фальши, если, конечно, вы загодя не позаботились о том, чтобы выучиться на актера.

Жарко. Ноги наливаются свинцом. У типа с перхотью расплылись темные пятна под мышками. Толстуха с педикюром, наконец, отчаливает от прилавка, предварительно пересчитав сдачу дважды – сначала в евро, потом в франках. Одна из тех, кто до сих пор не понял: древние франки приказали долго жить.

Молодой человек в шортах протягивает квитанцию. Хорошо бы, ему выдали брюки. Ненавижу волосатые мужские ноги. У Франсуа, между прочим, на теле ни волоска, кожа бархатистая, белая, как у принцессы на горошине. Любовь – не что иное, как совместимость кожных покровов, я в этом убедилась!

Выйдя за Франсуа, у кого-то я вызвала зависть, а кого-то всерьез расстроила. Софи на свадьбе вымученно улыбалась, пожелания счастья кривили ей губы. Каролина весь вечер неестественно громко хохотала. Так ведут себя девушки, которые якобы не верят в любовь, а сами каждый вечер молят небеса выслать им господина и повелителя экспресс-почтой. Что касается Морган, онаа исполнила с моим дорогим и единственным медленный танец, который можно было смело назвать «последний шанс».

Зря я надеялась, молодой человек не собирается расставаться с шортами. Ему заворачивают ночнушку из белого шелка, отделанную ленточками и кружевами. Должно быть, он близко знаком с владелицей этой сексуальной вещицы. А мне казалось, ему больше подошла бы крупная девица с широкими бедрами, рюкзаком за спиной и в пропахших потом кроссовках - любительница неделями лазать по горам с , ночуя в каком-нибудь сарае. Как часто мы ошибаемся в людях!.. Вчера в Монопри я видела, как один малый с мерзкой рожей и к тому же далеко не первой молодости без малейшего стеснения покупал несколько упаковок с презервативами. Даже у последнего урода находятся в жизни свои маленькие радости. Нет, я все понимаю, но девушка в такой ночнушке и какой-то обормот в шортах - это уж слишком.

Под моим подвенечным платьем скрывались чулки, пояс с подвязками и кружевное белье – в общем, полный боекомплект для сражения наповал любого молодого самца подходящей ориентации. Но на Франсуа моя экипировка не произвела ни малейшего впечатления. Поэтому на следующий день после свадьбы я вернулась к более удобному и экономичному варианту: хб трусикам-лодочкам. И это тоже не спровоцировало никаких комментариев. Что ж, полное отсутствие реакции с его стороны помогло мне усвоить одну весьма важную вещь: замужество – еще не конец пути, но лишь дорожный знак на дороге, по которой мы все куда-то едем.

За мной очередь в несколько человек, передо мной еще двое. Приемщица заметила меня и кивнула, будто старой знакомой. Мы виделись лишь раз, но, благодаря моему сказочному платью, она меня запомнила. На меня оборачиваются, улыбаются. И опять над моей головой зажигается нимб невестиной славы. Я немного смущена, внимание явно не заслужено. Что я такого сделала? Всего-навсего совершила старомодный обряд, причем в слишком юном возрасте. Да таких дурочек миллионы!

Глаза приемщицы загораются любопытством. Похоже, она мысленно стаскивает с меня холщовую юбку, рубашку мужского покроя и наряжает в подвенечные оборки с рюшами. Но с немытой головой и самодельным макияжем я смотрелась бы жалко в этой белоснежной роскоши! Именно так я выглядела, когда примеряла платье в салоне для новобрачных; тогда пришлось мобилизовать все мое воображение, чтобы оно дорисовало персиковый отлив кожи в вырезе декольте, накладные локоны и макияж а ля Грета Гарбо - тот, что отвлекает внимание от лоснящегося носа. Увы, одним только платьем, пусть и стоимостью 2000 евро, не отделаешься, если хочешь предстать во всей красе в свой Великий День. Не тут-то было, от тебя потребуется еще миллион всяких ухищрений.

По спине струится пот, я сейчас расплавлюсь. Гладильные машины пышут горячим паром. Дама в голубом закатила скандал - костюм ее мужа до сих пор не готов, насмерть перепуганная служащая впопыхах доглаживает брюки. Я уже готова плюнуть на платье и рвануть домой под холодный душ, но приемщица продолжает заговорщицки поглядывать на меня. Для нее упаковать мое платье – событие дня, не могу же я лишить человека такого удовольствия.

Голубая дама, наконец, уходит, прихватив по дороге прилагающегося к костюму мужчину, он смирно дожидался, припаркованный у входа в прачечную. Еще на прошлой неделе костюм Франсуа пылился в дальнем углу нашего шкафа. Его единственный костюм. Свадебный он брал напрокат. А что, если и мне сдавать свою реликвию в аренду неимущим новобрачным? Или передать по наследству Морган. Она ведь столько сил положила, чтобы заполучить мужа! Тип с мясистым затылком кладет на стойку квитанцию. Молча. Вместо человеческой речи - повелительный взгляд, на мелкий обслуживающий персонал он не намерен тратить слов. Так пусть потом не жалуется, что ему не с кем поговорить! Я больше не рискую строить догадки о том, что и кому выдадут , но не удивлюсь, если этот английский лорд уйдет с клубным галстуком и непромокаемым плащом.

Опять промах! Но весьма поучительный. Толстомясому выдают фиолетовый жакет, к рукаву, на месте неотстиравшегося пятнышка, пришпилена булавка. Служащая объясняет, что ничего нельзя сделать, так как происхождение пятна неизвестно. Я помалкиваю, хотя мне происхождение этого пятна отлично известно: клубничный пирог, который сунули в багажник в притык к одежде. Пятно действительно не отстирывается, поэтому я и перестала носить этот жакет. Затем стараниями Франсуа он оказался на улице вместе с другим тряпьем в картонных коробках и кое-какой мебелью, разобранной на части. Выходит, этот тип роется, тряся перхотью, в мусорных баках, а потом приносит добычу сюда! Я бы с ним перекинулась парой слов. Не для того, чтобы унизить, мне просто интересно, не попадалась ли ему красная юбчонка, которая была на мне, когда я познакомилась с Франсуа.

- Вы за свадебным платьем? – Приемщица поедает меня глазами. - Пришлось повозиться с подолом, он был сильно забрызган, но все отошло. Вам явно не повезло с погодой…

Она могла бы работать сыщиком. Держу пари, не пройдет и тридцати секунд как она припомнит народную примету: «Дождь на свадьбу к погожему браку».

И я выигрываю пари! Девушка любовно разглаживает последние складочки на моем платье. Моем драгоценном идиотском платье, чудом уцелевшем при крушении нашего брака.

- Вы сдали его уже без пуговицы, – сообщает она с легким беспокйством в голосе.

Я киваю: может и так. Платье я отыскала среди битой посуды и мебели, оно валялось скомканным на мостовой. Шестью этажами выше пускали солнечных зайчиков окна нашей квартиры, чисто вымытые, распахнутые настежь в ожидании новых хозяев. А немного спустя, спрятавшись за угол, я наблюдала, как Франсуа выходит из дома, садится в машину, за рулем - сияющая Морган. И вот так, вдвоем, они уносятся навстречу новой жизни.

Приемщица протягивает мне пакет.

- Вот, пожалуйста, мадам, оно совсем как новое. Ужасно жалко, что погода вас подвела. Но ведь все прошло хорошо, правда?

Я тупо гляжу на нее.

- Ах да, очень хорошо, замечательно, чудесный был праздник!

Нельзя же признаться этой бедняжке, что пятна на платье - одиннадцатилетней давности, и только сегодня утром их уничтожили, как и мой брак.

Разыскакиваю на улицу, меня трясет - то ли от дикого хохота, то ли от рыданий. Но как бы там ни было, я крепко прижимаю к груди мое подвенечное платье.