Молчание

- Хорошо бы, вы рассказали мне все без утайки, - сказал Серафим, когда они с Уэлфордом снова остались одни. - Тут много неясного.

С минуту Том сидел, вперив взгляд в стеклянную стену, за которой медведь только что неуклюже исполнил очередное подводное сальто: его длинная белая шерсть расплющилась, как щетки на ветровом стекле автомобиля в мойке, и он исчез в зеленом мраке.

- Да тут и рассказывать нечего. Так, ерунда. Когда Неду было около года, он упал. Сломал руку. Карен тогда собиралась сама с ним сидеть. Но в тот раз она много выпила, надралась до потери памяти.

- Свидетели есть?

- Няня... прежняя, не та, что сейчас... Она их и обнаружила, когда вернулась.

- Давайте начистоту. Если бы ваша жена затеяла бракоразводный процесс, вы бы стали бороться за опекунство над сыном, правильно? Дали бы адвокатам указание раскопать эту историю, чтобы выставить Карен нерадивой матерью?

- Были и другие эпизоды... Однако мне надо возвращаться на службу.

- Минуточку... - Ладонь Серафима легла на его руку. - Вы бы стали бороться за сына?

Том замялся.

- Разумеется.

- Тогда, в качестве возможного решения, она будет вынуждена удалить вас со сцены.

- Решения?

Серафим печально покивал.

Несмотря на то что Тому претило общение с людьми такого сорта, он понял, чем был примечателен этот человек. Он излучал ауру первозданной энергии, игнорировать которую, судя по всему, было бы ошибкой.

- Сказать по чести, я откровенничаю с вами об этих сугубо личных вещах только потому, - высокопарно проговорил Том, - что не верю, что Карен хочет развода. Кроме того, мне представился случай узнать, что она не обладает качествами, необходимыми для совершения убийства. Я слишком ей нужен. Я нужен ей практически во всем.

- У нее есть мотив.

- Что-то я не уверен.

- В чем? В том, что она встречается с этим парнем? Что она занимала эти деньги? Хотите сказать, что это все фантазия? Ей-богу, мы застукали их горяченькими...

Серафим достал из кармана пиджака желтый конверт и положил его на скамейку.

- Здесь все, Том.

- Позвольте мне кое-что вам объяснить, - сказал Уэлфорд. - Моя жена имеет склонность обвинять себя в том, в чем она вовсе не виновата, даже в том, чего не было, - просто невезение, нескоординированность. Возможно, поскольку она воспитана в католической вере, ей кажется, что она должна нести наказание за «грехи». Я говорю о болезни, которой она страдает с малых лет.

- И что? Вы будете ссылаться на ее невменяемость?

- Она начала заниматься самоистязанием еще в детстве, тайком раздирая себе руки и ноги щепками, ножами, стрелками компаса и не знаю уж чем еще. Стала, что называется, «резчицей». Конечно, она всегда это отрицала. Был один доктор, с которым она однажды беседовала. Он сказал мне, что у девочек ее происхождения это не редкость - он употребил выражение «дисфункциональное расстройство». Отец вечно в разъездах: продавал страховки, торговал по мелочи в рассрочку - что угодно, лишь бы подальше от дома. А если возвращался - начинал пить, дебоширить. В конце концов он ушел навсегда. Ей было тогда восемь лет. Мать отыгрывалась на Карен, Карен - на себе...

- Том, - мягко сказал Серафим, - по долгу службы я выслушиваю много историй о горькой судьбе. Но я, хоть убей, не понимаю, почему люди вроде вас женятся на таких женщинах.

- Думаете, вы один? - Том засмеялся, чувствуя, что разговаривать стало легче. - Когда я начал за ней ухаживать (мы познакомились на одной вечеринке в центре города), все наперебой кинулись меня предупреждать, что эта связь до добра не доведет. Красивая, мозговитая, с норовом, но не та девушка, с которой стоит заводить серьезные отношения.

На самом деле Том увидел Карен уже после вечеринки: она стояла на краю тротуара, дрожа от холода, в черном жакетике из шелка «марабу» и в темных очках. Была морозная февральская ночь, и он решил ее подвезти. «Вам куда?» - спросил он. На горизонте, насколько он помнил, - ни одного такси. «Шизик! - пробормотала она, грациозно скользнув на заднее сиденье его лимузина. - Тогда уж не жалей лошадей!» Но всегда находились люди, утверждавшие, что их встреча не была случайной.

- С Карен было опасно. Может, в этом и состояла ее привлекательность. Она ловила кайф, выставляя себя исчадием ада. Дело не только в наркотиках и пьянстве. Она любила «прошвырнуться по городу», целыми ночами таскаясь по самым жутким кварталам Нью- Йорка - одна! Поверьте, я не идиот, чтобы гоняться за каждой несчастной девчонкой. Но я организовал за ней слежку - просто чтобы знать, что с ней ничего не случилось.

- И вы продолжаете за ней следить, продолжаете платить сыщикам. Так вы на это смотрите?

- О том, что она занимается самоистязанием, я узнал только после ее возвращения из клиники. Стал замечать у нее на теле эти следы - ровненькие сеточки царапин и порезов, как правило, в тех местах, где их не видно. Она всегда находила вполне правдоподобные объяснения. И вот однажды, вскоре после того, как мы поженились, мне попался детский пластиковый контейнер для завтраков, спрятанный в углу ее шкафа в нашей спальне. На крышке были выцарапаны инициалы К. С. Контейнер сохранился у нее со школьных лет, тогда она носила фамилию Стро, Карен Стро. Чего там только не было: бритвочки, лезвия, гвозди, четки, осколки стекла.

- Иисус Мария! - Серафим в ужасе отшатнулся.

- Портативный жертвенный алтарь. Вам это может показаться странным, но я понял тогда, как сильно я ее люблю. Я убедил ее пройти повторный курс лечения, и около двух лет, пока Нед был маленький, все вроде бы шло нормально. В клинике нам объяснили, что Карен практикует самоистязание как способ подавить душевную боль, снять невыносимое эмоциональное напряжение. Да, она была счастлива. Я давал ей все, что можно пожелать, и в награду она подарила мне сына. Кратковременное обострение наступило около шести месяцев назад, когда Нед перестал говорить. В одну из последних ночей я обнаружил, что царапины появились снова.

- Вы чего-то не договариваете, Том.

- В последнее время ее что-то очень гнетет.

- Что же - если не то, что я думаю? Зачем ей понадобились деньги?

- Не имею ни малейшего представления.

- И почему надо было обращаться именно ко мне? Занимать деньги у ростовщиков... Знаете, как это у нас называют? «Самострел», иными словами, членовредительство.

- О чем я вам и говорю. Как раз по ее профилю. Карен бывает довольно изобретательна, когда дело касается самоистязания, - возможно, все это просто очередной способ подвергать себя опасности.

Серафим повернул голову и посмотрел на него.

- Это вас подвергают, мистер Уэлфорд. Послушайте пленку. Тогда вы, возможно, измените мнение о «профиле» вашей жены. А парень, с которым она кувыркается? Она вкладывает в это всю душу и сердце - сами услышите.

Том посмотрел на свои руки. У него вдруг возникло дикое желание сцепить их на глотке Серафима. Но он усилием воли заставил себя сохранить спокойствие и переменил тему разговора, спросив как бы вскользь:

- Ваш человек случайно не выяснял историю болезни Хейнса?

- Пытается. Медицинские записи не так-то легко добыть. А что вас беспокоит - СПИД? Господь с вами, они просто собираются вас замочить.

- Прежде всего, мне надо показать Карен докторам, что я и сделаю, как только пойму, что происходит. - Том взял со скамейки желтый конверт и сунул его в карман пиджака. - А там, возможно, мы с вами придем к какому-либо соглашению.

- Но только на тех же условиях, что и с вашей женой.

- Если я смогу удостовериться, что сделка действительно имела место, то вы получите назад свои деньги. - Том поднялся. - Надеюсь, после этого мы с вами больше никогда не увидимся.

Он коротко кивнул ростовщику и, взглянув на часы, зашагал к выходу из зоопарка. Серафим перехватил его у турникетов напротив Арсенала.

- Мы говорим об основной сумме, плюс проценты за ту неделю, что мои деньги не работали, плюс то, что набежит, если заем не будет возвращен раньше оговоренного срока, что в случае вашей жены составляет один месяц. При шести с пяти еженедельно это будет еще четыреста тысяч. Вас устроит, если в сумме - гонорар за слежку я отметаю - мы сговоримся на миллионе ровно?

- У вас чертовски крепкие нервы, - бросил Том на ходу.

- Мы с вами деловые люди. Мы понимаем друг друга.

Том резко развернулся.

- Только давайте проясним одно: у нас с вами нет абсолютно ничего общего.

Серафим усмехнулся и возвел очи к небу.

Они вместе вышли из парка и молча остановились в тени деревьев на западной стороне Пятой авеню. Том вспотел, чувствуя теперь жару: за то короткое время, что они провели в зоопарке, температура доползла до тридцати пяти. Он нетерпеливо озирался в поисках такси.

- Вас не подвезти? - спросил Серафим, махнув рукой в сторону серого «линкольна-таункара» с затемненными стеклами, припаркованного на противоположной стороне улицы. У автомобиля, прислонившись к капоту и сложив на груди длинные пухлые руки, стоял молодой амбал.

Том не ответил.

Серафим пожал плечами и сошел с тротуара, но вдруг остановился, как будто что-то забыл. Потом раскинул руки и, взвесив на ладонях воздух, спросил:

- Знаете, что я еще принимаю в расчет? То, что человек вашего положения не может позволить себе впутываться в подобные дела. Это будет некрасиво.

- Хотите взять меня шантажом?

- Помилуйте, Уэлфорд, - я предлагаю вам покровительство.