Расщелина

Недавно в научной периодике появилась публикация о том, что первоначальный челове­ческий материал, весьма вероятно, принадле­жал исключительно к женскому полу. Мужчи­на же появился позже, как будто кто-то где-то Там спохватился. Идея подавала воду на уже крутящееся колесо моей сочинительской мель­ницы, ибо я давно раздумывала на эту же тему. Мне тоже казалось, что мужчины как пол на­много моложе, словно бы производная вариация. Им не хватает женской положительнос­ти, не хватает присущего женщинам согласия с окружающим миром. Думаю, что большинст­во со мной согласится, даже если и поспорит по поводу дефиниций. Мужчины нестабильны, эрратичны. Эксперименты матушки-природы?

Размышления на эту тему дали толчок при­чинно-следственным построениям и выклад­кам, всколыхнувшаяся фантазия материали­зовалась в виде набросков. Перед вами одна из историй о том, что могло бы случиться, если бы у представительницы племени женщин вдруг родился бы младенец мужского пола.

<...>

Вот какую сцену мне довелось наблюдать сегодня... Когда повозки в конце лета прибывают из деревни, нагруженные вином, оливками, фруктами, в доме царит радость, и я тоже ра­дуюсь. Подсматриваю из окон, как подсмат­ривают домашние рабы, слежу, как волы заворачивают с дороги, вслушиваюсь в скрип колес. Сегодня волы возбуждены дорожным шумом, ибо дорога на запад переполнена. Шку­ры животных порыжели от дорожной пыли, как и туника раба Марка. И волосы его тоже покрыты толстым слоем пыли. Девушки тот­час понеслись навстречу степенно вышагива­ющим волам, интересуясь не столько их по­клажей, которую им сейчас предстоит пере­нести в кладовые, сколько Марком: тот у нас в последние годы стал парнем хоть куда. Но глотка юноши была слишком забита пылью, чтобы толком ответить на приветствия девиц, и Марк первым делом бросился к водяному насосу. Здесь он схватил кувшин, присосался к нему. Пил, пил, пил... Облил водой голову, и кудри в тот же миг почернели. В спешке уро­нил кувшин, разбил о плиты, осколки разлетелись в стороны.

Навстречу осколкам броси­лась Лолла, мать которой отец мой привез из Сицилии. Лолла девушка весьма вспыльчивая, держать себя в руках не умеет. Она наброси­лась на Марка с упреками. Защищаясь, он за­орал на нее не менее громко. Остальные дела­ли вид, что не замечают их перепалки, носили кувшины с вином, с маслом, темный и золоти­стый виноград — в общем, занимались хозяй­ством. Обычная сцена. Волы замычали, и Лол­ла, схватив второй кувшин, зачерпнула воды и понеслась их поить, наполнять почти опус­тевшее корыто. Вообще-то напоить животных сразу по прибытии — обязанность Марка. Бы­ки склонили громадные головы свои к коры­ту, а Лолла снова принялась воспитывать погонщика. Марк — сын нашего домашнего ра­ба, они с Лоллой знают друг друга всю жизнь. Вспыльчивый характер девушки известен всем, и если бы Марк не устал после долгого пути по жаре, он, скорее всего, отшутился бы и утихомирил свою настырную подружку. Но они давно уже не дети. Видно, что их раздраженность вызвана не только невыносимым зноем.

Марк направился к волам, осторожно укло­няясь от рогов, принялся их уговаривать, по­глаживать, похлопывать. Он снял с животных постромки, отвел в тень большого фигового дерева, где перекинул упряжь через толстый нижний сук. По какой-то причине нежное обхождение Марка с быками еще больше разъ­ярило Лоллу. Она стояла, не обращая внима­ния на хлопоты других девушек с кладью, ще­ки ее наливались краской, глаза все ярче пылали упреком и негодованием. Но Марк не обращал на нее внимания. Он прошел мимо нее, как будто не видя, вытащил из узелка чи­стую тунику; пыльную, пропотевшую стянул с себя, облился водой и натянул новую на го­лое тело. Все равно жара все высушит и сно­ва смочит потом.

Казалось, Лолла отошла. Как будто даже ощутила раскаяние. Но юноша по-прежнему не обращал на нее внимания: стоял на краю веранды, глядя на своих подопечных волов.

— Марк...

Его имя Лолла произнесла без гнева, но и не заискивая, обычным тоном. Он передернул пле­чами, как будто желая отодвинуть ее. Послед­ние кувшины и корзины уже исчезли в доме. Молодые люди остались на веранде вдвоем.

— Марк...

Теперь ее тон просит, завлекает. Он повер­нул голову в ее сторону, бросил на девушку взгляд... не хотел бы я, чтобы на меня так смотрели. Презрительный, злой. Не такого взгляда Лолла ожидала. Марк прошел к воротам, запер их, отвернулся от ворот и от нее. Жилища ра­бов на краю сада. Юноша подхватил свой узе­лок и зашагал туда, где ему предстояло прове­сти ночь.

— Марк...

Она умоляет. Готова расплакаться. Он уже далеко, и она понеслась за ним. Она догна­ла его, когда он уже входил в дверь.

Дальше можно не наблюдать. Конечно же, Лолла под каким-нибудь надуманным предло­гом останется во дворе. Возможно, возьмет­ся ухаживать за быками, кормить их фигами... Или сделает вид, что колодец требует ухода. Марк, конечно, отправится с другими парнями в город поразвлечься. В Риме-то он не часто бывает. Однако ночь они проведут вместе, не­важно, захочет он того или нет.

Сей незначительный эпизод подводит для меня итог взаимоотношений полов, сложной связи мужчин и женщин.

Наблюдая за размеренным течением жиз­ни своего поместья, я часто наталкиваюсь на нечто ошеломляющее, и тогда меня тянет в ту комнату, где хранится собранный материал, над которым мне следовало бы поработать. Давно бы следовало. Как и другим, что были до меня.

Что это за материалы? Записи давних лет, за много веков, первоисточники их — устные предания, позднее изложенные в письменном виде. Предания, относящиеся к древним вре­менам, к древним людям, населявшим землю.

Громоздкая масса этого материала отпугну­ла уже не одного историка — причем не толь­ко из-за сложности, но и по причине своеобраз­ного характера. Приступающий к исследова­ниям уже с самого начала понимал, что, если даже будет ему суждено довести работу до за­вершения, дать ей имя и известить ученый мир о ее рождении, детище его тут же подвергнет­ся беспощадной уничижительной критике, ос­меянию и оплеванию.

Я не из тех, кому по вкусу свары ученой бра­тии. Что я за человек — не столь важно в дан­ном случае, но вот тема... не раз разгорались споры, следует ли ей вообще существовать вне пыльных полок секретных хранилищ.

Как уже упоминалось, история сия основа­на на древних документах, восходящих к еще более древним легендам и хроникам. Некото­рые из описанных событий оскорбят нежные чувства кое-кого из ныне живущих. Этому я уже был свидетелем, опробовав избранные от­рывки на сестре моей, Марцелле. Та пришла в ужас. Она не могла поверить, что милые да­мы способны проявить нечуткость к милым младенцам-мальчикам. Моя сестра, как и все прочие женщины, склонна приписывать себе все добродетели, якобы свойственные женской натуре. Я в этом случае всякий раз напоминаю Марцелле, что трудно убедить в ее природной щепетильности того, кто слышал ее кровожад­ные вопли на гладиаторских ристалищах. Так что субъектам особо впечатлительным, погру­женным в кротость и нежность чувств своих, рекомендую начать чтение со стр. 40.

Итак, я начинаю свое изложение не с наибо­лее раннего, но с самого важного и содержа­тельного с моей точки зрения фрагмента.