Одноэтажная Америка

“Одноэтажная Америка” Владимира Познера
Несколько слов по поводу
Необходимое признание и предупреждение
Глава 1. О том, как мы приехали в Нью-Йорк и не попали в Куперстаун
Глава 2. Пит Сигер и кое-что о гражданском обществе
Глава 3. Как “позор у озер” превзошел все наши ожидания
Глава 4. Sic Transit Gloria Mundi
Глава 5. “Страшный город Чикаго”, или все с точностью до наоборот
Глава 6. А пройдет ли это в Пеории?
Глава 7. И все-таки война проиграна
Глава 8. “Я призван самим Богом”
Глава 9. Bye-bye, love…
Глава 10. Как сержант ВДВ Шейнин изменил свое мнение о “гнойных пидерах”
Глава 11. Голливуд
Глава 12. Сюжет, о котором нет ничего в нашем фильме
Глава 13. День печали, День счастья
Глава 14. Разговор со смертником
Глава 15. Под покровительством Св. Иуды
Глава 16. Американская демократия
Глава 17. И последняя
“Одноэтажная Америка” Брайана Кана
Глава 1. Москва
Глава 2. River Rouge
Глава 3. Деарборн
Глава 4. Чикаго
Глава 5. Пеория
Глава 6. Колорадо Спрингс
Глава 7. Геллап
Глава 8. Лас-Вегас
Глава 9. Сан-Франциско
Глава 10. Лос-Анджелес
Глава 11. Техас
Глава 12. Луизиана
Глава 13. Мемфис
Глава 14. Вашингтон

Фрагмент "Одноэтажной Америки" Владимира Познера

Несколько слов по поводу

Так случилось, что к русскому языку я пришел позд­нее вас, читатель. Не стану объяснять, почему: история эта длинная, да к тому же относящаяся к давно прошедшим годам.

В связи с этим поздним приходом я стал читать русскую литературу в относительно зрелом возрасте, то есть я не «проходил» ее, как школьник, который часто рассматривает это не как удовольствие, а как скучную обязаловку, а именно читал.

Учась на первом курсе биолого-почвенного факультета МГУ, я подружился с Семеном Милейковским, человеком весьма начитанным, несмотря на свои семнадцать лет, который познакомил меня с Ильфом и Петровым, точнее, с «Двенадцатью стульями». Познакомил довольно своеобразно, читая мне страницы за страницей чуть ли не ше­потом, во время летней практики, когда не было никого рядом. Это был год 1953-й, и, хотя Ильф и Петров не числились среди писателей запрещенных, они и не были осо­бенно разрешенными: после 1937 года произведения Иль­фа и Петрова не переиздавались, видимо, ни «Двенадцать стульев», ни «Золотой теленок» не вписывались в идеоло­гические каноны страны победивших рабочих и крестьян.

Тем более это относилось к «Одноэтажной Америке», о которой я хотел бы сказать особо.

В 1935 году Илья Ильф и Евгений Петров были откомандированы газетой «Правда» в Соединенные Штаты Америки для написания книги об этой стране. Это уже само по себе удивительно (тем более что у Ильфа были родственники, которые в свое время эмигрировали из России в Америку). В «Правде», главном печатном органе ВКП(б), ничего не появлялось случайно. По каким соображениям было принято решение послать двух писателей-сатириков в Америку, чтобы потом печатать их впечатле­ния на страницах этой идеологической «библии» партии? Мы вряд ли узнаем ответ на этот вопрос. Потому ли, что всего лишь за три года до этого на пост президента США был избран Франклин Делано Рузвельт, и были установ­лены дипломатические отношения между СССР и США? Потому ли, что рассчитывали именно на сатирический та­лант писателей, которые представят советскому читателю американский капитализм «соответствующим» образом? Так или иначе, они поехали.

Прибыв в Нью-Йорк, Ильф и Петров провели там месяц, налаживая контакты и готовясь к поездке. Им, не знавшим английского языка и не умевшим водить машину, удалось найти американскую супружескую пару, ко­торая согласилась быть их водителями-переводчиками, купили новенький «Форд» и отправились. Путешествие длилось ровно шестьдесят дней. Они проехали из Нью-Йорка, на Восточном побережье, до Калифорнии, на Западном, и обратно, побывав в двадцати пяти штатах и со­тнях городов и населенных пунктах, они встретились с бесчисленным количеством американцев и, вернувшись домой, написали книгу. Книгу совершенно удивительную по нескольким причинам.

В ней сорок семь глав, причем известно, что семь глав они написали вместе, а двадцать— раздельно. Однако только специалист-текстолог способен определить, какие главы писал Ильф, а какие Петров. Это во-первых.

Во-вторых, ни Ильф, ни Петров не бывали раньше в Америке и не знали английского, что уже было отмечено, но это нисколько не помешало им необыкновенно тонко и точно почувствовать дух страны и народа. Я, человек, выросший в Америке и прочитавший множество книг о ней, полагаю, что «Одноэтажная Америка» не только лучшая книга, написанная иностранцами об Америке (за исклю­чением исследования деТоквиля «О демократии в Амери­ке» середины XIX века), но вообще одно из лучших «от­крытий Америки», с которым может сравниться разве что «В поисках Америки с Чарли» Джона Стейнбека.

Каким образом этим двум одесситам удалось все­го лишь за три месяца разобраться в сложнейшей стра­не — для меня загадка. Сегодня, перечитывая «Одноэтаж­ную...», понимаешь, что, по существу, они очень мало в чем ошиблись, если не считать, конечно, некоторых их оценок, касающихся, например, джаза и американского кино.

И еще: это был 1935 год, тяжелейшее время Вели­кой депрессии, охватившей Америку, лишившей работы миллионы людей, но при этом ни Ильф, ни Петров не сомневались в способности американского народа выстоять, преодолеть кризис. Пожалуй, они ошиблись только в од­ном: сравнивая Советский Союз и США, они неизменно подчеркивали преимущества первой страны социализма перед главной страной капитализма: только что в СССР триумфально завершилась первая пятилетка, страна явно была на подъеме, об ужасах насильственной коллективи­зации знали немногие, массовые репрессии 1937—1938 го­дов еще были впереди. Как мне кажется, Ильф и Петров искренне верили в преимущества советского социализма. Восхищаясь достижениями американцев и Америки, они искренне возмущались социальной несправедливостью американского общества, и, хваля СССР, они не «отраба­тывали номер», а с гордостью подчеркивали преимущес­тва той страны, гражданами которой они имели счастье быть. Да, они заблуждались— что ж, заблуждались не только они.

В 1961 году, когда вышло пятитомное собрание сочинений Ильфа и Петрова, я впервые прочел «Одноэтажную Америку».

Прошли годы. Я сменил множество работ — был литературным секретарем Самуила Яковлевича Маршака, от­ветственным секретарем журналов «Совьет Лайф», «Спут­ника», комментатором Главной редакции радиовешания на США и Англию Гостелерадио. Именно там, в конце се­мидесятых, я стал регулярно выступать на разных кана­лах американского телевидения (делалось это по спутнику связи, поскольку я был невыездным). Приблизительно в это время я перечитал «Одноэтажную...» и тогда подумал: как было бы здорово повторить путешествие Ильфа и Пет­рова, но на сей раз для телевидения.

Эта мечта казалась совершенно нереальной. Я знал, что меня никогда не выпустят из страны — по крайней мере, так заявил мне в лицо какой-то генеральский чин с бычьим затылком. Как выяснилось, генерал заблуждался: не стало больше невыездных, пал «железный занавес», а с ним и главное препятствие на пути осуществления заду­манного. Но должно было пройти еще много лет, судьбе предстояло выписать затейливые кренделя, должны были совпасть самые разные обстоятельства, звезды и планеты выстроиться определенным образом, чтобы все сошлось.

Потребовалось двадцать пять лет, но мечта осуществилась: мы — наша телевизионная группа — повторили путе­шествие Ильфа и Петрова, сняли документальный фильм «Одноэтажная Америка». Несмотря ни на что, все сбы­лось.

Как писал когда-то мой любимый Николай Васильевич Гоголь: «Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, — редко, но бывают».

Прав был Гоголь. Прав.

Фрагмент "Одноэтажной Америки" Брайана Кана

Глава 2 RIVER ROUGE

Владимир Познер и одиннадцать человек его команды приехали в Нью-Йорк первого августа и сразу начали сни­мать. Их следующей остановкой был Кливленд — точнее, знаменитый и единственный не только в США, но на всем белом свете медицинский центр в Кливленде. Я должен был в первые дни путешествия присоединиться к группе в Детройте.

Я выехал из своего дома в Хелене, штат Монтана, в семь часов вечера и рано утром прилетел в Солт-Лейк-Сити. Там сел на ранний самолет до Детройта. Когда самолет на­брал высоту, я посмотрел в иллюминатор. Необозримый океан белых облаков простирался подо мной, над верши­нами Голубых гор Вирджинии. Я летел в Солт-Лейк-Сити всю ночь и не видел землю. Теперь мне пришла в голову мысль, что я пролетел над всеми Соединенными Штата­ми. Какая огромная она, моя страна!

Мое сухопутное путешествие через всю Америку нача­лось с легкого комического эпизода.

Мне сказали, что обязательно кто-нибудь из русской съемочной группы встретит меня в Детройте. Но никого не было. Несколько минут я размышлял о том, как вообше мог связаться с ними. На кой дьявол мне такая авантюра?

Затем вспомнил, что у меня есть номер мобильного телефона Владимира. Позвонил. Он ответил, что машина уже в пути и дал мне номер Артема Шишкина, выпускающе­го еженедельное русское телевизионное шоу Владимира. Я набрал этот номер...

—Это Артем?

—Да, это Артем.

—Здравствуйте, я Брайан Кан. Я в аэропорту.

—Да, Брайан. Мы в дороге. Вы в каком аэропорту? — Его английский был отличным, разве немного монотон­ным.

Я не имел ни малейшего понятия.

— Я не знаю названия, но это, должно быть, единствен­ный аэропорт в Детройте, потому что большой.

Пауза.

— Хорошо, я думаю, мы правильно едем. Где я вас найду?

Это был трудный вопрос. Аэропорт был и в самом деле довольно большой. Я не понимал, в какой его части нахо­жусь.

— Я прилетел на «Дельте». Посмотрите на табло, где «Дельта». Я буду стоять у бордюра снаружи. Если найду какой-то другой ориентир, немедленно позвоню.

Я вышел наружу, надеясь увидеть обозначение и номер терминала. Ничего. «Хорошо,— подумал я,— здесь, на­верное, только один терминал, где садятся самолеты «Де­льты».

Прошло десять минут, затем двадцать. Я позвонил Ар­тему.

Он сообщил:

— Мы здесь, в аэропорту, но я не знаю, в каком вы тер­минале.

— Я стою под знаком «Дельта», снаружи у бордюра.

— Да, но в каком терминале?

— Я не знаю. Попробую разобраться и перезвоню.

Я вошел внутрь снова, в конце концов, нашел кого-то, кто сообщил, что это терминал номер три. Звоню Артему.

— Хорошо, мы вас найдем.

Я простоял у бордюра минут десять. Опять зазвонил телефон.

—Вы где?

—Я прямо здесь.

—Да, я знаю. Но где здесь? —Здесь, под знаком «Дельта», на тротуаре.

—Мы тоже здесь с машиной, под знаком, на котором написано «Дельта». Но вас мы не видим.

—Хорошо, какая у вас машина?

— Черный «Форд-Эксплорер».

Я осмотрел все машины.

— Нет, вас здесь нет.

— Но мы здесь, под знаком «Дельта» я стою на тротуа­ре. Я среднего роста, совершенно лысый, на мне полосатая рубашка.

Я начал выходить из себя:

— Это невозможно! Я стою прямо здесь, а вас здесь нет!

— Да, я тоже вас не вижу. Но я здесь!

Теперь мне стало абсолютно ясно: все русские какие-то не такие. Они — какие-то другие. Но... если это так, то ка­ким же образом они были наняты в эту серьезнейшую ко­манду для поездки через всю Америку да еще по маршруту Ильфа и Петрова!!

Я стоял и обдумывал ситуацию. «Где они вообще могут быть?» Наконец пришла в голову мысль: «Может быть, как во многих аэропортах, здесь два уровня — один для прибывающих, второй — для улетающих?..»

Я поплелся обратно внутрь, на эскалаторе спустился на нижний этаж и вышел на улицу, прямо под тем местом, где я простоял больше получаса...

И тотчас увидел лысого человека крепкого телосло­жения, в небольших очках, в полосатой рубашке и с тату на правом плече: солдаты с винтовками, бегущие в атаку. «Артем! Он все время находился в правильном месте! Но почему про тату он мне ничего не сказал?»

— Добро пожаловать в Детройт! — сказал он и крепко пожал мне руку.

Артем широко улыбался, рассматривая меня своими светло-зелеными, кошачьими глазами. Они излучали уве­ренность, граничащую с безрассудностью. Позже я узнал, что он служил в Афганистане комбатом. Это подтвердило мое первое ощущение, что Артем, как говорил Конан Дойл, может быть «опасным человеком, легко впадающим в гнев».

Я представился Саше, водителю. Саша погрузил мою сумку в машину, и мы направились на встречу со съемоч­ной группой в Ford's River Rouge.

—Как туда проехать? — спросил я.

—Это не очень далеко, — сказал Саша. Он дотронулся до маленького приспособления на панели автомобиля. — «У нас есть GPS». — Он нажал несколько кнопок на панели управ­ления, устройство издало электронный звук и зажглось.

Минут пятнадцать мы ехали по свободной дороге. По­том Артем и Саша стали переглядываться и уставились на GPS. Артем по-русски сказал: «Что-то не так». (Сорок лет назад я учил русский в колледже и говорил неплохо. Ко времени этого путешествия я помнил его ровно настоль­ко, чтобы понять, что у нас некоторые проблемы).

— Да знаю, — сказал Саша. Он постучал по кнопкам на панели GPS. Устройство показало: «Дорога Миллера 001». Потом экран засветился желтым:

«ОШИБКА! ОШИБКА! ОШИБКА!!»

Мои спутники посмотрели друг на друга.

—Давай попробуем эту дорогу Миллера, — сказал Артем.

—Ок! — сказал Саша, продолжая нажимать кнопки на панели.

«ОШИБКА! ОШИБКА!!»

Они озадаченно смотрели друг на друга.

Артем набрал на своем мобильном номер и поговорил с кем-то из членов группы, спрашивая направление. Вся команда была из Москвы и не знакома с дорогами Детройта. Они ответили, что спросят кого-нибудь и перезвонят.

Я обдумывал ситуацию: "Детройт, конечно, большой го­род, его хорошо нужно знать, чтобы не заблудиться в нем и его окрестностях. Но по карте наверняка можно найти Ford's River Rouge".

—У вас случайно нет карты?

—Зачем карта? — сказал Артем. — У нас ведь есть GPS.

Это был не последний случай за время нашего приключения, когда, пересекая страну, русские и я не соглаша­лись друг с другом.

— Я знаю, — сказал я, — но это не работает. Могу я взглянуть на карту?

Зеленые поля River Rouge несложно было найти. Мы находились недалеко от них. Десять минут спустя мы свер­нули на парковку рядом с сияющим фабричным комплек­сом, украшенным большими металлическими звездами.

Я вошел в помещение фабрики и оказался... на подиуме, прямонад сборочной линией. Новые корпуса грузовиков двигались между роботами, которые вращались с жуткой скоростью, извергая искры. Вереница была бесконечной. Даже с подиума не было видно, где она начиналась. Я подумал, что каждый будущий грузовик Соединенных Штатрв рано или поздно оказывается на сборочном конвейере.

Я чувствовал себя довольно странно, оказавшись здесь. Истоки этого странного ощущения глубоко уходили в историю нашей семьи.

В 1920-м мой двоюродный дедушка, архитектор Аль­берт Кан, разрабатывал и строил первый River Rouge для Генри Форда: промышленный комплекс, который рез­ко изменил картину индустриального мира. Он занимал больше сотни акров. Процесс производства начинался с плавки металла и заканчивался готовыми автомобилями. За время их многолетних отношений Кан выполнил боль­ше тысячи заказов для Форда и проявил себя, как ведущий промышленный архитектор.

Жизнь полна иронии. Кан был евреем, а Форд антисе­митом. Форд написал и опубликовал всемирно известный памфлет под названием «The International Jew» («Международное еврейство»).

Адольф Гитлер хранил несколько экземпляров этого памфлета в своем кабинете в качестве подарка особо важ­ным посетителям.

Впрочем, Форд, симпатизировавший фюреру, ког­да тот пришел к власти, вовсе не считал себя антисеми­том. Больше того, он думал, что, нанимая на работу та­ких людей, как Альберт Кан, тем самым доказывает свое лояльное отношение к евреям. В свою очередь, Кан счи­тал, что его главный клиент просто не осведомлен о неко­торых аспектах жизни и продолжал работать на него. Но в 1938-м Гитлер наградил Генри Форда орденом Немец­кого Орла, самым почетным орденом нацистской Герма­нии для иностранцев, и Альберт Кан понял, что не мо­жет продолжать отношения с нацистским орденоносцем в прежнем их виде и решил круто их изменить. Кан всег­да лично встречался с Фордом, обсуждая бизнес. Теперь он попросил своего брата и моего деда, Моритца, взять на себя эту миссию.

В 1929-м советское правительство вышло с предложе­нием к фирме Albert Kahn, Inc. Советы предложили за­ключить контракт о наблюдении за индустриальным строительством в СССР, предусмотренным первым пяти­летним планом. Политика фирмы была консервативна, но началась Великая депрессия, и заказы было трудно полу­чить. Советы отрезаны от мира, их валюта неконвертиру­ема. По достижении результата контракт должен был быть оплачен золотом. Кан принял предложение и в 1930-м воз­главил коллегию из тридцати инженеров и конструкторов, которые направились в Москву. Восемнадцать месяцев они наблюдали за строительством более чем 500 промыш­ленных объектов, включая легендарный Сталинградский тракторный завод. Они также обучали сотни молодых рус­ских, выпускников технического института. Моя бабушка сопровождала команду американских специалистов. По­том, вернувшись домой, она рисовала картины, графику. Сюжеты были посвящены испытаниям, вынесенным со­ветским народом.

СССР тратил огромные средства на инструменты и оборудование, необходимые для строительства промышленных объектов. Делалось очень много и для того, что­бы иностранные специалисты не нуждались ни в чем в бедной, полуразрушенной стране. Один маленький при­мер: мои дедушка с бабушкой жили в отеле «Националь», в прекрасном номере с видом на Тверскую. Кроме благоустроенного жилья, правительство предоставило в их рас­поряжение на полный рабочий день квалифицированно­го помощника. Его основной обязанностью была закупка продуктов. Советское правительство хотело быть уверен­ным, что у американцев достаточно хорошей еды.

Резкий поворот событий пришелся на 1938 год, когда мой отец, названный в честь его знаменитого дяди, рабо­тал в семейной фирме. Недавний радикал, он после Ве­ликой депрессии и гражданской войны в Испании начал писать антифашистские речи, часть которых посвятил де­ловым отношениям Форда с немцами. Это не понравилось руководству фирмы, которое в достаточно жестких выра­жениях сообщило ему, что его речи создают ситуацию, на­носящую непоправимый вред общему делу. У него и у его знаменитого дяди одинаковые имена, а он, человек с та­ким именем, критикует самого крупного клиента семейной фирмы. Они предупредили его, что он должен выбрать между его речами и его работой.

Мой отец усмехнулся: «Хорошо, я полагаю, что больше не работаю в фирме». Он повернулся, чтобы уйти, и остановил­ся: «Ради Бога, как вы можете сидеть здесь и работать на этих людей?! Вы роете могилу для своих собственных внуков».

Автомобильные заводы, которые построил Генри Форд в Штатах и Германии, играли значительную роль в вой­не, производя танки, грузовики, самолеты. В Советском Союзе такие же заводы были построены и сконструиро­ваны Альбертом Каном. Они помогали русским перего­нять нацистов в производстве танков и самолетов в период титанической, решающей битвы на Восточном фронте. Сталинградский тракторный завод даже тогда, когда его почти сровняли с землей, играл центральную роль в геро­ической обороне города на поворотном этапе войны.

Шестьдесят четыре года спустя я стоял на подиуме, над сборочной линией завода Форда, думая об Альберте Кане, его архитектурном даре, о тех компромиссах, на которые он был вынужден пойти, чтобы остаться в бизнесе. Думал я и о Генри Форде, его конструкторском гении, о том, что он обо­жал Гитлера, когда тот пришел к власти. Это была странная, только ему присущая смесь великодушия и прогрессивных идей с пуританским консерватизмом. Трудно было предста­вить, что в одном человеке причудливо сочетались деревен­ский романтизм, наивные политические взгляды и фана­тичная вера в технический прогресс. И поражало меня, что эти вопиющие противоречия повлияли с такой силой на многих и многих людей. На всю мою страну. И не только.