Букварь

Дамба

Дамба у водохранилища Гидигич построена была в 1946 году, спустя год после разгрома немецко-фашистской Германии и ее сателлитов. Что и было, — не победа, а строительство, — отмечено праздничным салютом, устроенным в селе Гидигич (одноименном водохранилищу) артиллеристами. Часть их была расквартирована в поселке временно, военные даже и не пытались обживаться, но глава местной администрации Василий Руснак общий язык с++ими нашел. Потому, когда он попросил командира артиллеристов помочь устроить праздник для местного населения, начальник военных, старенький, седой майор не стал отказывать. И вечером, после торжественного открытия дамбы, над Гидигичем в первый, — слава Богу, не в последний, — раз поднялись в небо снаряды салюта. И разорвались они, и осветили синюшное небо над поселком, и расцветили сумерки желтыми, зелеными и оранжевыми огнями. А куски парашютной ткани, на которых медленно спускаются с неба осветительные снаряды, местные пацаны еще не один год собирали. И матери шили мальчикам из этой прочной и легкой ткани, — чистый шелк, пропитанный чем-то секретным, — шейные платки.

Но это было позже. А 23 августа 1946 года седенький майор артиллерии, Петр Иванов, чистый русак, со слезами глядел на салют, который устроили его молодцы для освобожденных молдаван, и вспоминал дом. Вернее, дом, которого уже не было: семью Петра Георгиевича немцы расстреляли в 1942 году. И ладно бы еще жену — сварливую, легкомысленную женщину, с которой Петр все равно собрался разводиться, да война настала, — но еще и двух сыновей. Оттого на груди майора всегда была печать, снять которую никто не мог, и губы его не улыбались. Артиллерист поежился, и накинул на плечи худенькую шинель. Август 46-го года выдался холодным.

Холода, впрочем, не мешали местным жителям второй раз в этом году ловить судака, который на Гидигиче идет на мелкую рыбешку в августе и в мае, когда цветет акация. Ловить рыбу в этом водохранилище, вырытом всего за пару месяцев, было запрещено, — ее запустили уже большой для высокого начальства, которое ожидалось чуть позже, — но майор Иванов на нарушения смотрел сквозь пальцы. Уж очень нравилось ему глядеть на берег свежевырытого котлована, заполненного водой, и окруженного удочками, как глаз поверху — ресницами.

— Спасибо тебе, Петро, — густым басом прогудел глава местной администрации Василий Руснак, — за понимание, за помощь. Людям сейчас тяжело. Людям праздник нужен.
— Брось, Вася, — махнул рукой Петр, — разве советский артиллерист не поможет советскому колхознику?!
— Знаю, — глотнул едкого дыма махорки Василий, и скупо улыбнулся, — что тебя за это по голове не погладят. Ну, да председатель колхоза Василий Руснак тебя, друже, всегда прикроет. О салюте и не узнает никто. А если и узнают, объясним начальству.
— Да все в порядке, друг, — смущенно ответил Петр, — не стоит оно тех благодарностей. Что ты, как граф на балу, ими рассыпаешься…

После чего закурил «Беломорину», и, прищурившись, выпустил дым. Мужчины посидели на корточках, прислушиваясь к радостным голосам танцевавшей молодежи. Вдалеке послышался всплеск. Слышно было, судак играет…

Утром за майором артиллерии Петром Ивановым приехали из «особого» отдела, увезли в Кишинев, где судили, и на третий день расстреляли. В обвинении было сказано: «За развертывание боевой части в мирное время без приказа вышестоящего начальства… За стрельбу боевыми… По сообщению местных жителей..». Кто написал донос на расстрелянного майора, стало известно только в 1990-м году, когда демонстранты разгромили здание МВД, и выбросили на улицы архивы.

Иудой оказался глава местной администрации Василий Руснак.

Как он сам позже, на смертном одре, признался зятю, Георгице Йову, заложил он майора не по злому умыслу. Просто через два дня после открытия дамбы в Гидигич должно было прибыть руководство республики. В программе пребывания гостей был и пункт «рыбалка». К сожалению, всю рыбу, которую запустили в водохранилище для начальства, выловили селяне. Запретить им это Василий просто не мог: в 46 году в Молдавии свирепствовал голод. И вот, Василий специально попросил артиллеристов устроить салют, чтобы написать потом донос на майора, и заодно обвинить его в том, что его солдаты и рыбу глушили. Время было смутное. Разбираться никто не стал, и Петр Иванов лег костьми в расстрельном подвале НКВД, что у кладбища Армянского.

Так седенький майор Петров выкупил ценой себя полторы тысячи жизней жителей Гидигича. И, конечно, жизнь самого Василия Руснака. Но не душу. Потому что Руснак, плакавший перед смертью, и рассказавший зятю красивую историю о том, как он не мог не пожертвовать другом майором, не рассказал одного.

В пункте доноса было обвинение в краже средств, предназначенных для строительства дамбы.

Деньги на самом деле украл Василий, потому дамба получилась не прочной. И селяне, занятые на строительстве дамбы, получили за работу в 1947 году не по 300 рублей, как им обещал председатель, а по 100. Из-за этого даже старик Пынтя, потрясая вилами у председателева дома, кричал:

— Горе вам, богатые, ибо плата, удержанная вами работникам, вопиет, и поля ваши вопиют, и вот, гнев Божий настанет, и срежет вас серпом острым!!!

Само собой, Пынтю расстреляли, после чего недовольных в поселке не осталось. Водохранилище постепенно обрастало с берегов ивами и травами, рощицами, и душистым вереском. Зеленело и цвело, как молодая перспективная республика — Молдавская СССР, — как сады ее, и колхозы, и пашни. Стрекозы скользили по зеркальной глади Гидигича, плотва шастала у камышовых зарослей, судаки шныряли в глубине у дамбы… Покоем и силой дышал Гидигич — водохранилище протяженностью 30 километров, и шириной в 15 километров. Воды, — с гордостью говорили экскурсоводы гостям из братских республик, — в этом водохранилище хватит на то, чтобы затопить Кишинев. А ведь это большой и развивающийся город. Но вы не беспокойтесь. Сила стихии прочно окольцована берегами и дамбой, выстроенной советскими тружениками в рекордные сроки.

И только редкие утопленники, которых течение волокло по дну к основанию дамбы, могли видеть: основание ее разрушается. И зыбко оно, как богатство, которое Бог вот-вот пожнет острым серпом.

Дочь иуды, председателя колхоза Гидигич Василий Руснака, Мария Руснак, замуж должна была выйти в 1978 году, 20 октября. Потому 19 октября она с женихом, перспективным кишиневским инженером, приехавшим в МССР по распределению, Никитой Зверевым, пошла в поле, набрать цветов для венка.

— Ты погляди, милая, — поправлял очки в роговой оправе импозантный Никита, и Мария со стыдом чувствовала, как в паху у нее намокает, — какой размах… И это только лопатами да кирками. Каковы, черти! Гвозди бы делать из этих людей! Вот что значит, наша, Советская власть…



Мария опускала глаза. Во всем этом она — студентка филфака МолдГУ, — не разбиралась. Девушка просто хотела замуж, чтобы растить детей и слушаться мужа. Она и учиться-то поехала только чтобы мужа себе в городе найти. Замуж Мария очень хотела. В общежитии она то и дело падала в обморок, и чувствовала порой в себе жар, что врач «скорой», приехавший по вызову, объяснил коротко и грубо. «Жеребца тебе надо, кобылка». И жеребец нашелся. Да еще какой… Никита, хоть с виду и был мужчиной субтильным, мог делать это по шесть раз на дню. И порядочным оказался, жениться вот собираются.

* Эта дамба, — восторженно сказал Никита, — такая же прочная и нерушимая, как наша любовь!



Мария улыбнулась, почувствовала себя счастливой, и решила: да, любовь наша это дамба. Прочная, на века. И пусть отец ворчит, и говорит, что она за Никиту выскакивает, лишь бы в постели резвиться, пусть. Любовь их построена прочно.

Никита снова поправил очки, и повернулся к дамбе спиной. Тут-то Мария и увидала трещину, из которой тоненькой струйкой сильно забила вода… Никита увидел лицо невесты, обернулся, и бросился к дыре, заткнуть ее ладонью. В это время из дамбы рвануло еще несколько ручейков.

* Беги, любимая, — крикнул Никита, пытаясь заткнуть дыры еще и ногами, — беги!

Мария покорно улыбнулась, подошла к дамбе, и прислонилась спиной к одной, самой большой дыре…

Об этом случае позже писали в газете «Комсомолец Молдавии». Статья называлась «Герои нашего времени». Молодые люди сдерживали своими телами напор воды из трещин до самого вечера. Никита поседел, и спустя год покончил с собой от тоски, потому что Мария погибла. Слишком уж велика была сила давления воды на хрупкое девичье тело. После трагической гибели дочери и ее жениха председатель местного колхоза Василий Руснак, не без оснований считавший себя виновником всего случившегося, выпил литр средства для мытья окон, и умер в страшных мучениях. Перед смертью он рассказал обо всем мужу своей старшей дочери, Натальи.

А когда в поселке Гидигич читали статью о влюбленных, то все плакали. Там было написано: «Дамба Гидигича выстояла благодаря любви Никиты и Марии. Говорят, дамба была непрочна. Нет. Дамба была прочна».

И потом, после чего уж все рыдали взахлеб:

«Любовь скрепила ее прочнее цемента».

Дамбу отреставрировали, и прямо возле нее похоронили, под прекрасной надгробной плитой, Марию Руснак и, через год, Никиту Зверева. Очень часто здесь сидят влюбленные парочки, из уст в уста передающие историю о юноше и девушке, спасших ценой собственных жизней город Кишинев. Иногда влюбленные часто мечтают о том, что дамба снова даст течь, и они тоже спасут город, но, конечно, оба выживут и будут счастливы. Они подходят к дамбе, — теперь она бетонная, — и гладят ее шероховатую поверхность.

Но дамба всегда сухая.