Принцесса Курдистана. Любовь на растерзанной земле

Часть I

Детство

1

Девочка пешмерга

Багдад
Суббота 8 июля 1972 года

Я курд в стране, где ненавидят курдов.

И хотя я родилась и выросла в Багдаде, сердце мое принадлежит Сулеймании. Багдад был родиной моего арабского отца, а Сулеймания — родным городом моей матери. Сулеймания находится в 330 километрах к северу от Багдада и расположена в Курдистане. Каждый год в течение десяти длинных месяцев с сентября по июль я мучилась в пыльном Багдаде, мечтая об июле и августе, которые называла «счастливыми месяцами», когда однообразно коричневые долины Месопотамии оставались позади и я с матерью и своими братьями и сестрами перебиралась в расцвеченные красками горы и долины Курдистана.
Особенно хорошо я помню одну поездку в 1972 году, когда мне было десять лет. Я была настолько возбуждена в связи с предстоящим путешествием, что мама, готовившаяся к отъезду, стала называть меня несносным ребенком. Мне казалось, меня никто не замечает. И когда мой любимый дядя Азиз, живший с нами в течение уже нескольких лет, заметил, что я стою с отсутствующим видом на кухне, он отправился со мной на прогулку в наш сад, стены которого были увиты цветущей бугенвиллеей.
Дядя посоветовал мне собирать лимоны и апельсины, чтобы время текло не так медленно. В саду у нас росло множество фруктовых деревьев и кустов, в том числе апельсины, абрикосы, сливы, мандарины и финиковые пальмы. Как мне повезло родиться в стране, где вокруг, как самоцветы, зрели прекрасные фрукты. Больше всего я любила наренг — цитрусовый плод, кислый апельсин. Когда он созревал, из него выжимали сок, заливали его в подносы и отправляли замораживаться. А когда на веранде у нас собирались гости, мама подавала им ледяную воду с сахаром и кубиками замороженного сока.
Я очень любила, когда это происходило: тогда я вела себя как взрослая дама, тоже потягивала восхитительный напиток и вслух высказывала свое мнение. В свои десять лет я была самым младшим и самым любимым ребенком, и все делали вид, что воспринимают меня всерьез.
К моей радости, в этот момент у задней двери появился мой старший брат Раад, которому исполнилось восемнадцать лет и который осенью должен был пойти учиться в колледж. «Пошли, Джоанна! — окликнул он меня. — Посторожи, когда приедет такси».
Дядя Азиз кивнул и забрал у меня уже собранные мною фрукты. А я кинулась через кухню, где мама и моя четырнадцатилетняя сестра Муна готовили сэндвичи с курицей и печенье с финиками, чтобы нам было чем перекусить в дороге. Я пробежала сквозь дом и, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, остановилась на крыльце в ожидании, когда приедет такси, которое должно было отвезти нас на автобусную станцию.
Я не сводила глаз с бульвара, мечтая о том, чтобы у нас была собственная машина и мы могли бы путешествовать со всеми удобствами.
Все наши родственники из семьи аль-Аскари имели дорогие автомобили. Но они были состоятельными людьми. А мы, к несчастью, были бедны. Но даже если бы у нас и были деньги, мой отец никогда не смог бы получить водительских прав, поскольку он не мог слышать предупредительных сигналов машин, автобусов и повозок, запряженных ослами, которыми были запружены улицы Багдада. Мой отец с детства страдал глухотой. Поэтому его единственным транспортным средством являлся старый велосипед.
Я смотрела на его велосипед, стоящий рядом с оградой сада. Как мне хотелось вскочить на него и уехать. Однако в отличие от моих братьев мне это не дозволялось. Лишь Раад мог балансировать на багажнике, а Саад сидеть на руле. Я завидовала им, но сколько бы я их ни просила, катание на велосипеде было непозволительно для девочки в Багдаде.
Для того чтобы отвлечься от всех этих грустных мыслей, я заставила себя сосредоточиться на уличном движении, чтобы не пропустить такси.
Наблюдать за жизнью улицы было очень интересно. Передо мной разворачивался калейдоскоп утренней жизни Багдада. Фигуры людей мерцали, как миражи, — мужчины спешили в ближайшие кофейни, а усталые женщины направлялись к рынку. Мальчики постарше развлекались игрой в камушки, делая мелкие ставки, а малышня играла в «классики». Девочек почти не было, так как в то время считалось, что уважающие себя 6арышни должны сидеть по домам после окончания учебного года.
Я была очень благодарна маме за то, что она не заставляла меня заниматься домашней работой, ибо я ее терпеть не могла. И хотя она умудрялась содержать самый чистый дом во всем Багдаде и у всех моих сестер были свои обязанности, я была избавлена от них, поскольку была самой маленькой.
«Соль! Соль!» — привлек меня крик погонщика верблюда, который раз в неделю появлялся в нашей округе. Обычно по утрам, когда до меня доносились его хриплые крики, я еще нежилась в постели под теплыми одеялами, поэтому я с интересом принялась его рассматривать.
«Соль! Соль!» — продолжал он издавать свои заунывные крики.
Это был темнокожий человек с резкими чертами лица и изогнутыми бровями, он был облачен в поношенную серую рубашку и потрепанные коричневые штаны. В руках он держал свернутую петлей веревку, сплетенную из красной и синей шерсти, которая была наброшена на длинную шею маленького верблюда. Мне сразу же понравился этот верблюд с его волнистой светлой шерстью и изогнутыми губами, раздвинутыми в улыбке; шаркая ногами и покачиваясь из стороны в сторону, он двигался в такт певучему ритму криков погонщика. Его ценная ноша была упакована в грубые холщовые мешки, которые покачивались по бокам. Однако когда хозяин похлопал его по крупу палкой, он недовольно рыгнул, ив углах открытого рта у него начала собираться пенящаяся слюна. «Соль! Соль!» — продолжал кричать уличный торговец, пыхтя сигаретой, свисавшей у него из угла рта. Потом он встретился со мной глазами, вынул изо рта сигарету и расплылся в заискивающей улыбке. Глаза у него округлились, и он закивал в предвкушении.
Однако я отрицательно покачала головой и махнула рукой, помня, что у мамы на кухне стоит еще целый мешок соли. Он добродушно пожал плечами, отвернулся и снова закричал: «Соль! Соль!»
Мой взгляд привлекла молодая крестьянка, облаченная в свободную блузу и цветастую юбку, которая несла на голове большой круглый поднос. Ее ноги были обмотаны белой тканью для защиты от солнца.
Я уже достаточно знала, чтобы догадаться, что она приехала с юга Ирака, из области заболоченной низменности. Уроженки этих мест славились такой же красотой, как и сама местность.
Она продавала сливки из молока буйволиц, которые были разложены в круглые контейнеры, стоявшие на подносе.
Я наблюдала за целой вереницей голодных окрестных котов, которые появились за ней из соседней улицы. Выжидательно мяукая, они метались из стороны в сторону, привлеченные ароматом сливок. Несмотря на свою юность и красоту, девушка казалась придавленной тяготами жизни.
Мне стало ее жалко, и будь у меня деньги, я бы купила у нее все ее сливки. Поэтому я обрадовалась, когда к ней подошел покупатель, показывая руками, какое количество сливок ему надо. Неулыбчивая продавщица отстегнула от пояса тонкий стальной стержень, достала с подноса контейнер и, пользуясь стержнем как ножом, отрезала нужный кусок от густых сливок.
Коты с надеждой подняли головы в ожидании возможного падения излишков, но девушка была достаточно опытной, чтобы допустить такую оплошность.
Покупатель протянул девушке несколько монет и удалился со своей драгоценной покупкой.
Количество котов у ног девушки стало еще больше, но торговка их словно не замечала, не обратила она внимания и на меня, когда проходила мимо ворот нашего дома, И я подумала, что, наверное, у нее очень тяжелая жизнь, если она постоянно находится в столь подавленном состоянии, что доказывала привычная недовольная гримаска на ее лице.
Когда она прошла мимо, я попыталась представить себе жизнь этой девушки, столь отличную от моей, ибо, несмотря на свой юный возраст, я уже знала, что Ирак населен самыми разными людьми, существенно отличающимися друг от друга по своей вере и образу жизни.
После Первой мировой войны и поражения Османской империи французы и англичане решили объединить три главных географических района и превратить их в современный Ирак. Центральная часть Ирака по большей части представляла собой известняковое плато, и именно там находился Багдад. Хотя современный Багдад не может считаться красивым городом, он гордится своим славным прошлым, дворцами и мечетями, рынками и садами.
Вторая крупная область представляет собой заболоченную низменность на юге, откуда и происходила торговка буйволовыми сливками. Эти места изобиловали самой разнообразной растительностью, там водилось множество птиц и рыб. Согласно древнему арабскому тексту этот пейзаж возник в результате разрушительного наводнения, которое было настолько мощным, что мазанки оказались размытыми и вновь превратились в глину, а сама земля оказалась разделенной на тысячу мелких островков. Те, кому удалось уцелеть, переселились в плавучие хижины, сделанные из тростника я битума.
Третья иракская область располагалась на севере и славилась заснеженными вершинами гор, роскошными лесами, садами и водопадами. Поскольку там было прохладнее, именно здесь располагались многочисленные курорты и места отдыха. И хотя иракские арабы называют эту область Северным Ираком, курды используют ее истинное название — Курдистан.
Я снова огляделась по сторонам в поисках такси и заметила группу соседних хулиганов - компанию из четырех мальчиков, моих ровесников, которым нравилось издеваться надо мной из-за того, что я курдка. Стоило нам встретиться глазами, как они принялись скакать, глумливо хихикать и распевать: «Курдка! Курдка!» Один из них, самый наглый, смеялся громче всех и кричал: «Ха-ха-ха! Дочка глухонемого!»
Когда мы встретились с ним глазами, на мгновение мне показалось, что меня покинули все силы, однако мое безучастное отношение к происходящему длилось всего мгновение. «Эй!» — закричала я, ринувшись с крыльца и едва помедлив, чтобы подобрать несколько камней из-под благоухающего куста. Я еще никогда так агрессивно не реагировала на их оскорбления, но в последнее время решила походить на отца — смелого человека, который всегда умел себя защитить, даже если это предполагало схватку.
Мальчишки были настолько изумлены тем, что девочка собирается оказать им сопротивление, что инстинктивно развернулись и бросились наутек.
Одному из мальчишек я попала камнем в руку. Он закричал от боли, и остальные кинулись врассыпную, чтобы избежать такой же участи. Ну и глупый же у них был вид!
Я громко рассмеялась, наблюдая за тем, как эти трусы спасались бегством, и ощутила чувство огромного удовлетворения. К тому же они убегали от девочки, что доставляло мне еще большее удовольствие.
Никогда еще я не чувствовала Себя такой сильной. Больше никогда им не удастся напугать меня. Никогда!
Я понимала, что мне никому не следует рассказывать об этом, ибо мои родители пришли бы в ужас от того, что их дочь так грубо себя ведет. Я быстро отерла грязь с рук, а когда подняла голову, чтобы проверить, не вернулись ли мои мучители, то увидела, что к дому наконец подъехало такси.
— Оно здесь! — закричала я и бросилась к дому, Я открыла дверь и закричала изо всех сил: — Такси здесь! Поехали!
Все заметались, хватая чемоданы, которые надо было уложить в багажник.
Выскочивший из машины тощий водитель принялся громко кричать, руководя погрузкой наших вещей, И хотя мама учила меня никогда не смотреть пристально на людей, я не могла отвезти взгляд от его изможденного морщинистого лица. Он нервно обтирал свои шишковатые руки о рваные потертые штаны, и я поняла, что он беден.
В действительности бедняками была большая часть жителей Багдада. Я посмотрела на отца, дядю Азиза и своих братьев. Несмотря на то что мы тоже были бедными, все были аккуратно одеты в чистую одежду, на которой не было ни дыр, ни потертостей.
Я окинула взглядом свое ярко-розовое платьице. Обычно арабы в Багдаде носили одежду тусклых оттенков, чаще всего черного или темно-синего цвета, но на нас, курдов, это не распространялось. Нам нравились яркие краски. Мое прелестное розовое платьице было свежевыстиранным и свежевыглаженным и пахло как новое, хотя я уже давно его носила.
Мама умела содержать все в идеальном порядке. Все в нашем доме выглядело таким чистым и аккуратным, что, возможно, наши недоброжелатели даже не догадывались о том, что мы бедны; уж по крайней мере мы не походили на бедняков. И вероятно, наш аккуратный вид лишь подогревал их ненависть.
Мужчинам никак не удавалось захлопнуть багажник. «Машина кренится набок!» — указала им я.
Заметивший это водитель начал давать указания, с тем чтобы вес был распределен равномерно на все колеса. Шины выглядели отслужившими свой срок, даже на мой неопытный взгляд, но я решила ни с кем не делиться этим наблюдением. Иначе мама настояла бы на том, чтобы это такси отпустили и вызвали другое. А я не хотела, чтобы наше путешествие откладывалось даже на мгновение, так как мечтала о нем уже целый год, с тех пор как в августе мы покинули Сулейманию.
Когда водитель убедился в том, что все в порядке, он снова нырнул в машину и закричал: «Йелла, йелла! Поехали!»
Мы с мамой и Муной устроились на заднем сиденье. Дядя Азиз обошел машину, открыл дверцу с моей стороны и осторожно сдвинул меня к середине. Он собирался проводить нас на вокзал, хотя было решено, что в Курдистан он с нами не поедет.
В 1962 году, когда я родилась, мой дядя, учившийся тогда в Сулеймании, был арестован только за то, что был курдом. Пытки, которым его подвергли, навсегда изменили его жизнь. С этого времени он не мог жить на севере, где отбывал тюремное заключение. Именно поэтому он переехал в Багдад к старшей сестре, моей матери.
Даже по прошествии десяти лет порой какое-нибудь незначительное событие вновь заставляло его замыкаться — ой переставал разговаривать и выходить из своей комнаты. В течение многих лет он не мог ни учиться, ни работать. Однако я его очень любила, так как он всегда с готовностью присоединялся к моим детским играм.
Итак, он должен был остаться в Багдаде один, пока мы будем гостить у моей бабушки Амины, моих теток и их детей в Сулеймании.
Водитель громко закричал, что он торопится, а потому нам пора отправляться. Раад и Саад поспешно залезли на переднее сиденье рядом с водителем.
Однако стоило машине тронуться с места, как я вспомнила, что не попрощалась с отцом. Папа редко ездил с нами в Курдистан. Он не был курдом, да и если бы был им, он все равно всегда оставался в Багдаде, чтобы работать, так как у нас никогда не хватало денег для то-i го, чтобы он мог поехать отдохнуть. Бедный папа.
Я смотрела назад до тех пор, пока улыбающееся лицо папы не скрылось из виду — он нагнулся, чтобы поднять что-то с земли, и тогда я заметила, что кое-где волосы у него топорщатся, а в других местах прилипли к голове. Видимо, он вспотел, перенося в машину наш багаж.
И вдруг я ощутила сосущее чувство под ложечкой, меня охватили необъяснимые опасения за моего отца. Однако я отогнала от себя дурные предчувствия, как только мы начали пробираться сквозь оживленное движение полуденного Багдада.
В отличие от большинства городов Багдад вырос не из маленького поселения, но создавался в соответствии с планом. В 762 году халиф Абу Джафар аль-Мансур замыслил создать город с круговой планировкой. Он мечтал о городе, состоящем из трех замкнутых окружностей на западном берегу Тигра.
Халиф аль-Мансур правил государством, находясь во внутренней крепости, армия располагалась в следующем замкнутом кольце, а внешнее кольцо было отдано гражданскому населению. Однако современный Багдад успел давно уже выйти за пределы первоначального плана, утратив все очарование, если таковое ему было присуще.
Кроме нескольких главных улиц он производил хаотическое впечатление.
Наш водитель втиснулся в общий поток и, соревнуясь с толпами пешеходов, повозками, легковыми машинами и микроавтобусами, начал пробиваться к главной дороге.
Яркие рекламные щиты расхваливали западные продукты. Другие превозносили преимущества иракцев, якобы возникшие вследствие прихода к власти партии Баас, что произошло за четыре года до этого, в 1968 году, вследствие очередного правительственного переворота. Я слышала, как мой брат Раад иронично называл баасистов «возвращенцами», так как они уже находились у власти в 1963 году, однако тогда их быстро сместили из-за коррупции и неспособности управлять страной. Впрочем, теперь все утверждали, что Баас глубоко укоренился.
Несмотря на то что я была слишком мала, для того чтобы разбираться в политике, я понимала, насколько разрушительной была революция 1958 года, унесшая жизни моих родственников и лишившая отца его собственного дела. Я была более внимательной, чем большинство моих ровесников, и слышала, как окружающие с оптимизмом отзываются о новом правительстве. Я понимала, что взрослые хотят лишь одного — прекращения смут и волнений, которыми сопровождалась каждая очередная смена правительства в Ираке.