-
Позвонить -
СообщенияУ вас пока нет сообщений! -
Mой Лабиринт50 р. Дарим 50р. за регистрацию. Правила30 р. Баллы за ваши отзывы на книги5% Постоянная скидка уже на 2-й заказ -
0
ОтложеноЗдесь будут храниться ваши отложенные товары.Вы сможете собирать коллекции книг, а мы предупредим, когда отсутствующие товары снова появятся в наличии! -
0
КорзинаВаша корзина невероятно пуста.Лабиринт.Сейчас
Не знаете, что почитать?Здесь наша редакция собирает для вас лучшие книги и важные события.Главные книгиА тут читатели выбирают все самое любимое.
Ваша корзина невероятно пуста.
Не знаете, что почитать?
Лабиринт.Сейчас
Не знаете, что почитать?
Здесь наша редакция собирает для вас
лучшие книги и важные события.
Главные книги
А тут читатели выбирают все самое любимое.
- Доставка и оплата
- Сертификаты
- Рейтинги
- Новинки
- Скидки
-
+7 499 920-95-25
Круглосуточная поддержкаВсе адреса и телефоны Лабиринта
//= cDetectMobile::isMobile() ? "tel:{$geotargeting['showphone']}" : '/contact/'; ?>//= $geotargeting['showphone']; ?>
-
Круглосуточная поддержкаВсе адреса и телефоны Лабиринта
//= cDetectMobile::isMobile() ? "tel:{$geotargeting['showphone']}" : '/contact/'; ?>//= $geotargeting['showphone']; ?>
-
Круглосуточная поддержкаВсе адреса и телефоны Лабиринта
- Контакты
- Поддержка
- Главное 2024
- Все книги
- Билингвы
- Книги для детей
- Комиксы, Манга, Артбуки
- Молодежная литература
-
Нехудожественная литература
- Назад в «Книги»
- Все книги в жанре «Нехудожественная литература»
- Все книги жанра
- Бизнес. Экономика
- Государство и право. Юриспруденция
- Домашние ремесла. Рукоделие
- Домоводство
- Естественные науки
- Информационные технологии
- История. Исторические науки
- Книги для родителей
- Коллекционирование
- Красота. Этикет
- Кулинария
- Культура. Искусство
- Медицина и здоровье
- Охота. Рыбалка. Собирательство
- Психология
- Публицистика
- Развлечения. Праздники
- Растениеводство
- Ремонт. Строительство. Интерьер
- Секс. Камасутра
- Технические науки
- Туризм. Путеводители. Транспорт
- Универсальные энциклопедии
- Уход за животными
- Филологические науки
- Философские науки. Социология
- Фитнес. Спорт. Самооборона
- Эзотерика. Парапсихология
- Периодические издания
- Религия
-
Учебная, методическая литература и словари
- Назад в «Книги»
- Все книги в жанре «Учебная, методическая литература и словари»
- Все книги жанра
- Вспомогательные материалы для студентов
- Демонстрационные материалы
- Дополнительное образование для детей
- Дошкольное обучение
- Иностранные языки: грамматика и учебники
- Книги для школы
- Педагогика
- Подготовка в вуз
- Пособия для детей с ограниченными возможностями
- Словари и разговорники
- Художественная литература
- Скидки · Обзоры · Рецензии · Подборки читателей · Новинки · Рейтинг · Авторы · Изд-ва · Серии
- Все книги на иностранном языке
- Книги на английском языке
- Книги на других языках
- Книги на испанском языке
- Книги на итальянском языке
- Книги на китайском языке
-
Книги на немецком языке
- Назад в «Иностранные»
- Все книги в жанре «Книги на немецком языке»
- Все книги жанра
- Адаптированная литература на немецком языке
- Классическая литература на немецком языке
- Курсы изучения языка
- Литература на немецком языке для детей
- Нехудожественная литература на немецком языке
- Современная литература на немецком языке
-
Книги на французском языке
- Назад в «Иностранные»
- Все книги в жанре «Книги на французском языке»
- Все книги жанра
- Адаптированная литература на французском языке
- Графические романы на французском языке
- Классическая литература на французском языке
- Курсы изучения языка
- Литература на французском языке для детей
- Нехудожественная литература на французском языке
- Современная литература на французском языке
- Комиксы и манга на иностранных языках
- Все игрушки
-
Детское творчество
- Назад в «Игрушки»
- Все товары в разделе «Детское творчество»
- Все товары раздела
- Алмазные мозаики
- Витражная роспись
- Гравюры
- Другие виды творчества
- Конструирование из бумаги и другого материала
- Лепка
- Наборы для рукоделия
- Наклейки детские
- Панч-дыроколы фигурные
- Работаем с воском, гелем, мылом
- Работаем с гипсом
- Работаем с деревом
- Скрапбук
- Сопутствующие товары для детского творчества
- Творческие наборы для раскрашивания
- Фрески
-
Игры и Игрушки
- Назад в «Игрушки»
- Все товары в разделе «Игры и Игрушки»
- Все товары раздела
- Все для праздника
- Головоломки
- Детские сувениры
- Детские часы
- Другие виды игрушек
- Игрушка-антистресс
- Игрушки для самых маленьких
- Игры для активного отдыха
- Игры с мишенью
- Книжки-игрушки
- Конструкторы
- Куклы и аксессуары для кукол
- Кукольный театр
- Магнитные буквы, цифры, игры
- Машинки и Транспорт
- Музыкальные инструменты
- Мягкие игрушки
- Наборы для тематических игр
- Настольные игры
- Научные игры для детей
- Пазлы
- Роботы и трансформеры
- Ростомеры
- Сборные модели
- Слаймы
- Фигурки
- Электронные игры
- Скидки · Отзывы · Новинки · Рейтинг · Производители · Серии
- Все канцтовары
-
Аксессуары для книг
- Назад в «Канцтовары»
- Все товары в разделе «Аксессуары для книг»
- Все товары раздела
- Закладки для книг
- Обложки для книг
- Глобусы
-
Обложки для документов
- Назад в «Канцтовары»
- Все товары в разделе «Обложки для документов»
- Все товары раздела
- Другие обложки
- Конверты для путешествий
- Обложки для автодокументов
- Обложки для военных билетов
- Обложки для зачетных книжек
- Обложки для паспортов
- Обложки для проездных билетов
- Обложки для студенческих билетов
- Чехлы для карт, обложки для пропусков
- Офисная канцелярия
- Папки, скоросшиватели, разделители
-
Письменные принадлежности
- Назад в «Канцтовары»
- Все товары в разделе «Письменные принадлежности»
- Все товары раздела
- Карандаши черногрифельные
- Ручки
- Принадлежности для черчения
-
Рисование
- Назад в «Канцтовары»
- Все товары в разделе «Рисование»
- Все товары раздела
- Аксессуары для рисования
- Инструменты и материалы для каллиграфии
- Карандаши цветные
- Кисти
- Краски
- Линеры для творчества
- Мелки
- Наборы для рисования
- Палитры, стаканы-непроливайки
- Папки для чертежей и рисунков
- Пастель
- Тушь, перья
- Уголь художественный
- Фломастеры
- Холсты. Мольберты
- Сумки
-
Товары для школы
- Назад в «Канцтовары»
- Все товары в разделе «Товары для школы»
- Все товары раздела
- Веера, счетный материал, счетные палочки
- Другие виды школьной канцелярии
- Канцелярские наборы
- Косметички, кошельки
- Ластики
- Мешки для обуви
- Ножницы школьные
- Обложки для тетрадей и книг
- Папки для школьных тетрадей. Папки для труда
- Пеналы
- Пластилин
- Подставки для книг
- Рюкзаки, портфели
- Точилки
- Фартуки. Клеенки для уроков труда
- Школьная бумажно-беловая продукция
- Школьные наборы, подставки, органайзеры
- Для школы · Скидки · Отзывы · Новинки · Производители · Серии
- Все CD/DVD
-
Аудио
- Назад в «CD/DVD»
- Все товары в разделе «Аудио»
- Все товары раздела
- Аудиокниги
- Музыка
- Религия
- Видео
- Софт
- Скидки · Отзывы · Новинки · Рейтинг · Производители · Серии
- Все сувениры
- Календари
-
Сувенирная продукция
- Назад в «Сувениры»
- Все товары в разделе «Сувенирная продукция»
- Все товары раздела
- Альбомы, рамки для фотографий
- Воздушные шары
- Детские сувениры
- Значки и медали
- Игрушки для животных
- Конверты для денег
- Магниты
- Новогодние сувениры
- Открытки
- Пакеты подарочные
- Подарочная упаковка
- Подарочные сертификаты
- Постеры и наклейки
- Праздничные аксессуары
- Таблички и статусы для рабочего стола
- Шкатулки
- Другое
- Скидки · Отзывы · Новинки · Рейтинг · Производители · Серии
- Весь клуб
- Журнал
-
Скидки и подарки
- Назад в «Клуб»
- Акции
- Бонус за рецензию
-
Только у нас
- Назад в «Клуб»
- Главные книги
- Подарочные сертификаты
- Эксклюзивы
- Предзаказы
-
Развлечения
- Назад в «Клуб»
- Литтесты
- Конкурсы
- Дома с детьми
-
Лабиринт — всем
- Назад в «Клуб»
- Партнерство
-
Приложения Лабиринта
- Назад в «Клуб»
- Apple App Store
- Google Play
- Huawei AppGallery
Скидки и подарки
Только у нас
Развлечения
Лабиринт — всем
Приложения Лабиринта
Мы используем файлы cookie и другие средства сохранения предпочтений и анализа действий посетителей сайта. Подробнее в пользовательском соглашении. Нажмите «Принять», если даете согласие на это.
Другие способы входа
Какой сервис вы хотите использовать?
Примем заказ, ответим на все вопросы
Укажите регион, чтобы мы точнее рассчитали условия доставки
Например:
Москва,
Санкт-Петербург,
Новосибирск,
Екатеринбург,
Нижний Новгород,
Краснодар,
Челябинск,
Кемерово,
Тюмень,
Красноярск,
Казань,
Пермь,
Ростов-на-Дону,
Самара,
Омск
Рецензии на книгу «Дмитрий Шостакович. Путешествие» Оксана Дворниченко
Прикрепил фото.
Прошу мою рецензию читать снизу-вверх. Не знаю почему, но каждое последующее сообщение спускается вниз. Видимо, так задумано разработчиками. С уважением, Р.
Незадолго до Нового года он узнал, что недалеко от Москвы в поселке Академии наук СССР продается прекрасный загородный дом со всеми удобствами и хозяин готов дать Шостаковичу любую рассрочку.
Когда Шостакович приехал осматривать дом, хозяева приготовились показать ему красивый вход, комнаты, но он направился прямо в ванную, открыл кран, проверил, течет ли вода, удостоверился, что течет, и коротко сказал: всё, беру.
«Дальше не будете смотреть?» — Хозяева в недоумении переглянулись.
«Нет, не буду, всё, я покупаю, всё», — торопливо проговорил Шостакович, как всегда несколько раз повторив фразу, и уехал.
К воде у Шостаковича было особое отношение. Привыкший по утрам принимать ванну и постоянно мыть руки, измученный неполадками с водой на старой даче, он долго не раздумывал — исправный водопровод для него оказался решающим.
Прежнюю дачу в Болшеве, подаренную Сталиным, Шостакович вернул государству, вызвав удивление многих — ведь он мог продать ее.
Дети восторженно встретили новость о загородном доме, и в семье пошли оживленные разговоры о переезде.
Из записок секретаря: «Утром Д.Д. мне позвонил и сказал, что едет по делам оформления дачи. Уезжая, он попросил Максима купить водки и вина, т.к., когда он вернется, будет уже поздно, — будем обмывать дачу. К 5 часам Д.Д. приехал, довольный, счастливый. Мы уже все приготовили. За столом он обратился к Максиму и Гале: "Я вас воспитываю, и когда я умру, чтобы вы ни в коем случае не ходили и не требовали исполнения и печатания моих произведений. Иначе я из гроба вас буду донимать"».
На этой даче в Жуковке, вблизи Москвы, Шостаковичу предстояло провести последние годы своей жизни. Здесь, в кабинете на втором этаже, в окружении елей, были написаны многие его сочинения.
Из кабинета дверь ведет на балкон с двумя большими цветочными вазами по углам, в которых раньше, при Шостаковиче, сажали настурции. Точно такие же отштукатуренные вазы стояли тогда в каждом советском Парке культуры и отдыха. У стены скамейка, на которой он любил сидеть, точно такие стояли в парках — с изогнутой спинкой и тяжелыми чугунными ножками, чтобы их нельзя было передвинуть. Так и кажется, что где-то поблизости притаилась девушка с веслом или пионерка в вечном салюте.
Я помню этот кабинет еще в присутствии его хозяина — стол между окнами, рояль, напольные часы с боем слева у входа, шкаф с пластинками и книгами, на маленьком столике электрический самоварчик с росписью — явный подарок. Сам хозяин в шерстяной безрукавке поверх рубашки. И за ним, и вокруг в окнах — те же сосны.
Сейчас кабинета нет, только деревья стоят немыми свидетелями присутствия здесь композитора, и часы бьют, отсчитывая время без него.
Галина Дмитриевна: «Он любил звук этих часов — они до сих пор бьют исправно, причем всегда следил, чтобы не было расхождения даже в полминутки. Мы говорили — ну что такое полминутки, — нет, чтобы все было четко, — он был очень пунктуальный и обязательный, опозданий не воспринимал — «что такое опоздал, будильник не прозвенел», никаких таких не может быть разговоров. Сказал в 9 часов, значит, в 9, сказал в 10 часов, значит, в 10, очень был пунктуальный.
Еще он любил термометры и барометры, — в каждой комнате у него был маленький термометр, — он их сам прибивал, знал, где надо их прибить, — подальше от батареи, подальше от окна, — и всегда следил за температурой в комнатах.
Он очень любил эти вещи, хотя к мебели относился безразлично.
Таким человеком был Шостакович.
Я старался выбрать наиболее яркие цитаты из книги Оксаны Дворниченко, чтобы передать облик этого замечательного человека и генильнейшего композитора.
Конечно, для того чтобы познакомиться с Дмитрием Дмитриевичем ещё ближе, нужно слушать его музыку: вдумываясь, стараться её понять. Ибо только она по-настоящему может передать образ Шостаковича, его мысли, его душу...
Как-то Дмитрий Дмитриевич сказал: "Когда я читаю «Палату № 6» Чехова, то мне кажется, что я читаю мемуары обо мне. Перечитайте «Палату № 6». Тогда «мой образ» для Вас станет ясным".
С каким трепетом и любовью рассказывается в книге об отношении Дмитрия Дмитриевича к своей матери. Она, безусловно, сыграла огромнеюшую роль в его жизни, в его воспитании, в формировании его личности. Мать всегда очень сильно опекала своего Митеньку. Даже во взрослом возрасте. Конечно, это очень стесняло Шостаковича, но он безумно любил свою мать.
Родная моя мамочка, пребываю сейчас в некотором волнении... Вчера был концерт. Очень удачно. Большой успех. По приезде мне надо будет с тобой о многом детально и спокойно, деловито побеседовать. Набирайся, милая мамочка, как можно больше бодрости и смотри на все решительно сквозь розовые очки. Погоди. Еще наше время не настало. И мы заживем. Только главное в жизни — это бодрость, радость, энергия, творчество, искусство и дух. Духом мы богаты. Духовная жизнь у нас, как ни у кого. Я давно не получал от тебя писем. Что случилось? Хотя теперь уж можно не писать, скоро увидимся. Цепляйся, мамочка, за все радостное. Радости ведь так много, что мы иногда не замечаем. Везде должна быть радость. Например, дал я концерт и получил хотя бы 20 рублей — радость, проехал зайцем в трамвае — радость, везде и всюду — радость. Ты не сердись на меня за эти дурацкие рассуждения. Я просто радуюсь, что смогу привезти домой немного денег. Посылаю тебе с письмом и программу концерта. Афиши я привезу с собой. Интересно, какие будут рецензии. Наверное, ругательные. Опять огорчаться не следует ни в коем случае. Пускай пишут, что Шостакович бездарен, что сочиненья его, извини за выражение, г... собачье. Пускай. Мы себя еще покажем... Крепко-крепко тебя целую, и поцелуй Марусю и Зою.
Д.Шостакович.
И опять хочу привести цитаты из книги, где Шостакович описан в быту. Мне кажется, что нижеприведённые отрывки говорят о многом.
Сестра Нины Васильевны, жившая в это время на даче в Комарове, вспоминала: «По нему мы узнавали время. Восход солнца. Раннее утро — он сидит, пишет на верхней веранде. На закате, по узкой дорожке, что проходила под насыпью, близ дачи, он уходил навстречу солнцу: быстрой, сухой походкой. Не шел, а летел. Возвращался походкой медленной. Успокоенный: что-то утряслось, стало ровнее.
В нем было сильно чувство организованности. Он как бы не расплескивал себя, а всегда был целен в пространстве людей. Если был сильно не согласен и понимал, что спорить бесполезно, он молчал, но молчание выражало его отношение. Ни у кого я еще не наблюдала такого красноречивого молчания. Он никогда не позволял себе пуститься в резкий спор. Молчание действовало.
Все его движения по дому никого не беспокоили. Дверьми не хлопал, не терпел грубой передвижки стульев. Деликатность и осторожность чувствовались во всем».
Ирина Антоновна: «Когда Дмитрий Дмитриевич не сочинял, он очень много слушал музыки. С утра он слушал «Известия» и программы передач и все записывал на календаре, что его интересовало, чтобы в течение дня не пропустить. То же самое по телевидению. Интересовали его и спортивные программы: футбол, хоккей он регулярно смотрел. Старался гулять, ему врачи рекомендовали, после завтрака, перед обедом, после ужина — на даче, по кружку.
Он был легкий человек, в быту непритязательный. У него были обязательные установки — он требовал, чтобы рубашки были чистые, стулья целые, чтобы не было перегоревших лампочек и сломанных кранов, а в остальном — требования его далеко не шли. Он придерживался довольно строгого распорядка дня — завтрак в 9 часов, обед в 2 часа, ужин в 7 часов, но если концерт, то после концерта. И очень был организованным человеком, много успевавшим, поразительно много успевавшим. Он быстро все делал. Если он начинал что-то делать, то он это делал быстро.
Когда Дмитрий Дмитриевич сочинял, то садился после завтрака и работал до обеда, потом немного отдыхал, потом сочинял до ужина. И последующие дни так же. И в это время он очень не любил, когда его отвлекали на всякие собрания, совещания — это нарушало ход работы.
Он, видимо, когда садился за стол записывать, все уже сочинил, потому что он очень быстро все записывал и партитуру сразу писал. Он делал маленький эскиз, на одну страничку, и сразу писал партитуру.
Вот когда он записывал эскиз, то я знала, что не надо ничего в этот момент говорить, ходить и вообще мешать. А когда писал партитуру, то можно было. Он любил, чтобы я рядом сидела, что-нибудь читала, что-нибудь говорила. Пожалуйста». (Из интервью автору)
У меня нет строгого распределения дня. Раньше я мог работать сразу над несколькими произведениями. А сейчас — нет, теперь могу работать только над одним.
О себе, о собственном творчестве всегда трудно говорить.
Если у меня хорошо идет работа, то пишу почти все время, и утром, и днем, и вечером. Очевидно, это неправильный творческий метод, и к тому же я очень быстро пишу, что также считаю своим недостатком. Из-за этого у меня встречаются неудачные места, которые впоследствии иногда исправляю.
Не знаю, как другие, а для меня писать — безразлично где. Сознание мое всегда наполнено музыкой... Я, например, не раз писал, едучи в поезде в неудобной позе, и наоборот возвращался «пустой», без единого написанного нотного листа из комфортабельнейшего санатория. Преодолевать в процессе творчества приходится самого себя, а не внешнюю среду.
У нас все пишут симфонии, хотя далеко не все умеют это делать и имеют, что сказать в этом жанре. Иногда, кажется, автора заботит лишь одно — чтобы, как в канонических образцах, непременно была героическая главная тема, лирическая побочная, ну, как полагается, экспозиция, разработка, реприза и т.д. Заботит форма, а не мысль. Мысль же и большое чувство начинают отходить на второй и даже на третий план. Неужели же обязательно таким авторам во что бы то ни стало писать симфонии?! А вспомните, у Шопена не было ни одной симфонии, но ведь это отнюдь не снижает значения его творчества...
Меня больше всего огорчает, что часто даже очень одаренные люди пишут формально, обязательно с «жизнеутверждающим» финалом.
И хотя я по своим убеждениям не фантазер, а реалист, но считаю, что многое в вопросах творчества является необъяснимым.
Дети для него были всё — помню, отец никогда яблоко не возьмет со стола, если рядом дети. Он обязательно спросит, особенно такие вещи, как фрукты, — в те годы было трудно все достать. Вообще все принадлежало детям, все для детей.
Это ещё раз доказавает - каким замечательным отцом был Дмитрий Дмитриевич!
Шостакович никогда не любил ничего объяснять. На этот счёт у него было своё собственное мнение. И я это мнение полностью разделяю.
«...Вообще отец не любил и неумел что-либо объяснять, в голову втемяшивать. Так он и музыку никогда не объяснял. Он считал это бессмысленным занятием. Если человек не понимает сам, ему все равно не объяснишь». (Из интервью автору)
В архивах мне посчастливилось держать в руках все сохранившиеся сочинения Шостаковича. Поражает сама нотная графика, особенно первоначальные наброски, где торопливо начертаны лишь россыпи нот, без указания длительностей, без штилей, а сбоку наметки инструментовки. Ноты кажутся брошенными в беспорядке на нотный лист, как некое новое неведомое созвездие, которое потом превратится в целую музыкальную галактику. Это генетический код будущего музыкального произведения, который Шостакович ощущал сразу как целое — все звучание, все инструменты. В этом смысле у него не было привычки сначала записать некую тему, а потом ее инструментовать — он мыслил сразу оркестрово, звуковыми фактурами.
Начертание нот имело для Шостаковича образный смысл, он называл свою руку «умной» и даже письма не мог диктовать — должен был писать сам. Процесс записи сам по себе возбуждал воображение. «Ноты сами подсказывают мне», — любил повторять Прокофьев. Так мог бы сказать и Шостакович. В конце жизни, теряя подвижность руки, на совет диктовать он отвечал: «У меня ум в руке, я сам должен писать».
Писал с лихорадочной быстротой, заполняя нотами, похожими на пляшущих человечков, большие, по 30 строк, нотные листы. Несколько мгновений — и ручка начинала писать ноты сразу по всему листу в 30 строк, сразу набело, начисто. Это какая-то магия знаков, пауз, ритма — в стремительности, без остановки, без передышки — пока лист не готов.
Из работы таинства не делал, благоговейной тишины не требовал. На письменном столе никогда не оставалось черновиков. Черновики не сохранял, а бросал в корзинку, содержимое которой домработница Феня выбрасывала в мусорный ящик. Один из друзей, обнаружил, что все черновики выбрасываются в мусорный ящик, и попросил Феню сохранять их и передавать ему. Так были сохранены черновые наброски незаконченной оперы по Гоголю «Игроки», много музыки к фильмам, прелюдии и фуги.
Жадность к творчеству всю жизнь оставалась ненасытной. Скучал, сникал, нервничал, если долго не сочинял. Закончив, чувствовал освобождение, зазывал друзей, шутил, раскладывал пасьянсы, изучал футбольные таблицы.
Б.Тищенко: «Стиль работы Дмитрия Дмитриевича напоминает моцартовский. Сочинение появляется внезапно. Никаких лишних слов до этого: «...замысел вынашиваю», «обдумываю» — этого ничего нет. В самое короткое время появляется чистовая партитура, без всякой «подготовительной работы», «эскизов», клавиров и т.п. Невольно вспоминаются моцартовские слова о том, что он любит охватить одним взглядом всю будущую симфонию, увидеть ее целиком, как яблочко на ладони.
Надо себе представить, какого внутреннего напряжения и сосредоточенности требует такая работа. После окончания сочинения Дмитрий Дмитриевич весел, шутлив, разговорчив. В промежутках между окончанием одной и началом другой работы нередко бывает озабочен, нервен и недоволен самим собой». (Из интервью автору)
От первых ученических этюдов по голосоведению и до последних нот, написанных рукой композитора, — разные состояния, но почти не меняющийся с годами почерк. Как он писал ноты — мало кто это видел...
Максим Дмитриевич: «Писал чернилами, ручкой-вставочкой. У меня до сих пор хранится ручка, которой отец написал многие свои сочинения — с обгрызанным кончиком, который он любил иногда погрызть». (Из интервью автору)
Галина Дмитриевна: «Нужно обладать талантом писателя, чтобы рассказать, как он писал ноты. Он отчеркивал тактики линейкой, не просто от руки, а обязательно линейкой отчеркивал, потом все прописывал нужное. И всегда очень сердился, когда мы у него утаскивали карандаши нужного калибра и линейку. У него всегда была линейка, а у нас — никогда, мы ее унесем, он: «Обратно положите линейку на стол!» — потому что он все тактики проводил по линейке.
Вот так он быстренько и писал, и писал, причем перьевой ручкой, макающейся. И когда вошли в моду шариковые ручки и всякие такие, он ими не мог писать, потому что он говорил, что делает нажим — и получается нотка кругленькая. Он писал только перьевыми ручками, определенными перышками, — они уже потом стали исчезать из продажи. Он просил, если кто увидит, чтобы купили ему, — я не помню, как они назывались. Вот этими перышками он писал. Потом он даже не на шариковые перешел, а на самопишущие, но в основном писал макающимися.
Писал он очень быстро, мелко — его почерк трудно разбирать, — а вот нотки писал очень четко и быстро. И на рояле никогда не играл, когда сочинял. Фильм был снят о сочинении Седьмой симфонии, там показано, как он за роялем сочинял, — обычно он так не делал. Всегда слышал звучание и писал сразу ноты. Там даже правок почти нет — хорошо работал!» (Из интервью автору)
Максим Дмитриевич: «А что касается графики, то во второй части его Четвертой симфонии, говорят, он нарисовал свой автопортрет — там идет постепенное включение сперва духовых, а потом струнных инструментов, — и это получается как бы его профиль в нотах...» (Из интервью автору)
Галина Дмитриевна: «И когда работал, тишины не требовал, никаких таких особых условий, если уж очень громко там. Когда мы стали взрослые, если магнитофон в соседней комнате, конечно, он прекращал, а так — особой тишины не требовал. Он был неприхотливым человеком.
Своими творческими планами не делился, скорее, не любил об этом говорить, пока не кончит сочинение. Вот кончит и сразу: «Сегодня кончил такое-то произведение». Или: «Я сегодня кончил такую-то симфонию, первую часть, вторую — какие-то этапы». А так не делился». (Из интервью автору)
Один газетный репортер добивался у Шостаковича ответа на вопрос о процессе сочинения музыки. Шостакович ответил: «Очень просто, очень просто. Беру бумагу, перо и чернила, сажусь, макаю и пишу, макаю и пишу».
Анна Вильямс о Шостаковиче: «У него была необыкновенная память, обязательность и точность. Всех и все ПОМНИЛ. Он был одинок. Это изначально в нем было заложено. Он был честолюбив и говорил, что творческий человек должен быть честолюбив. Отличался воспитанностью, старомодной для нашего времени, и интеллигентностью, не позволявшей внешне выделять себя».
Равнодушный к быту, Шостакович за столом любил сидеть на определенном месте: у него была привычка своего положения по
отношению к окну, к свету. Знакомый вспоминал, что обстановка его комнаты была столь же неожиданной, как и в его первой квартире в Москве, — возникало впечатление полнейшей отрешенности композитора от обстановки дома и всего окружающего. «Думается, что Шостакович, по сути дела, был одинокий человек, полностью сосредоточенный на своих постоянных раздумьях и творческих исканиях, безразличный к тому, что окружало его в быту».
Галина Дмитриевна: «Вообще я не помню, чтоб он особенно занимался ремонтом, какие обои, комната, какая мебель — это его мало интересовало. Этим жены занимались. Он как-то говорил, что привязывается к вещам. «К столу вот я привязался. Ободрался стол, но его не надо менять — я к нему привык, хороший стол, еще с ленинградских времен, зачем его менять, пусть лампа стоит моя, не нужно другой». Или "это еще из Ленинграда у нас"». (Из интервью автору)
Шостакович любил папиросы «Казбек», пачка которых всегда лежала на столе — это можно видеть и по кадрам хроники; говорил, что до болезни выкуривал по две пачки в день. Любил рано вставать и работать по утрам. Утром обязательно принимал ванну, поэтому в любой квартире беспокоился лишь о том, чтобы была горячая вода, исправный кран.
Распорядок дня соблюдался точно. Завтрак в 9.00 — всегда. Имел привычку до и после обеда съедать кусочек черного хлеба с солью. Не любил творог, мед, варенье.
Любил обилие часов в квартире — старинных, напольных, следил, чтобы звенели одновременно. Галина Дмитриевна вспоминала, как они с отцом устанавливали часы, чтобы они били секунда в секунду. «Он очень любил всякие часы, они у нас были в каждой комнате. А били только те, что стояли на полу в столовой, и те, которые находились у него в кабинете на столе. И вот отец добивался, чтобы бой звучал одновременно, по этой причине мы с ним ловили "сигналы точного времени"».
Иногда для отдыха Шостакович отправлялся на почту отправлять письма: в его настольном блокноте были аккуратно отмечены дни рождения друзей, коллег, и он никогда не забывал их поздравить телеграммой или открыткой.
Будучи человеком по натуре весьма аккуратным, Шостакович — надо не надо — раз в два месяца ходил к дантисту. С такой же регулярностью он посещал и парикмахерскую. На письменном столе у него был перекидной календарь, где заранее были отмечены дни, в которые надо идти к дантисту или в парикмахерскую.
На каждую премьеру своих сочинений он закупал двадцать билетов, и делал это всегда заблаговременно, к администраторам не обращался.
Галина Дмитриевна: «На одежду не обращал особого внимания, может, в молодости — все хотят быть франтоватыми. Фрак на нем хорошо сидел, бабочку завязывал. А так, дома, он никогда не ходил ни в пижаме, ни в каких-нибудь спортивных костюмах. Он был всегда в брюках, рубашке, если тепло, и в пиджаке, если зимой. Никаких спецдомашних одежд не было, в халате я его никогда не помню, вплоть до последних дней. И очень удивлялся — кто-то поселился на соседней даче, было жарко, и сосед ходил в одних трусах. Отец говорил: "Боже, да что это такое, человек ходит в одних трусах"». (Из интервью автору)
Когда старый костюм изнашивался, из ателье приезжал обслуживавший всех композиторов портной, и шился новый костюм, к которому Шостакович медленно, с неудовольствием, привыкал.
Удивительным человеком был Дмитрий Дмитриевич Шостакович!
Занятно описывается и творческий процесс композитора, стиль его работы.
Безумно интересны суждения Дмитрия Дмитриевича о Прокофьеве - гениальнейшем композиторе, современнике Шостаковича.
Шостакович о Прокофьеве:
Это один из тех художников, чье творчество определяет облик прогрессивного искусства нашего века. Как много прекрасной музыки он написал, и вся она вошла в жизнь: звучит, волнует, радует людей во всем мире.
Сергей Прокофьев — гордость и слава советской музыки, крупнейшее явление в музыкальном искусстве мира. Музыка Прокофьева крепко утвердилась в репертуаре лучших оркестров и солистов, на сценах многочисленных оперных и балетных театров. Музыку Прокофьева любят и в нашей великой стране, и за ее пределами. Я подчеркиваю слово любят, ибо настоящая любовь к музыке современного композитора в силу многих причин явление не столь уж частое. Музыку Прокофьева, при всей ее новаторской смелости и оригинальности, при всей бескомпромиссности в решении больших и сложных задач развития современного языка и стиля, любят и слушатели и исполнители.
В одной из своих статей Сергей Прокофьев писал: «Музыку прежде всего надо сочинять большую, то есть такую, где и замысел, и техническое выполнение соответствовали бы размаху эпохи».
Большая музыка. Мне представляется очень характерным это определение задач современного композитора, данное Прокофьевым. Сочинять большую музыку — он следовал этому принципу всю свою жизнь. Были ли это тончайшие миниатюры «Мимолетностей», величественная эпопея «Войны и мира», мудрая сказка о «гадком утенке», или мечтательная лирика Первого скрипичного концерта — это всегда большая музыка, музыка, наделенная необыкновенной внутренней энергией, жизненной силой, всегда устремленная вперед к новым берегам.
Мне думается, нет такой области приложения композиторского мастерства, которая не была бы испробована Прокофьевым. Подобно величайшим гениям прошлого — Моцарту, Бетховену, Чайковскому, он во всеоружии безотказной техники владел любыми жанрами — от массовой песни до оперы, от инструментального ансамбля до симфонии. И во всем он был новым, смелым, оригинальным, чуждым шаблону, вдохновенным.
Не помню, кто это сказал — гений это талант плюс труд. Эти слова могут быть по праву отнесены к Прокофьеву, композитору, который умел замечательно рационально организовать свой труд, посвящая творчеству лучшие часы дня, работая ежедневно, планомерно, самоотверженно. В последние годы жизни, уже будучи тяжело больным, он выговорил себе у врачей право работать хотя бы один час в день. И надо сказать — он сумел использовать этот один час! Если вспомнить, сколько прекрасных произведений было им создано в этих жестких временных границах — таких, как Седьмая симфония, балет «Каменный цветок», оратория «На страже мира», новая редакция «Войны и мира», Симфония-концерт для виолончели с оркестром и многое другое, — то остается только поражаться необыкновенной мощи творческого духа этого гениального музыканта. Он сумел использовать этот один час даже в день смерти, работая над партитурой «Каменного цветка».
Хочу верить, что недалеко то время, когда на советской сцене будут идти все оперы этого великого музыкального драматурга, еще и такие шедевры, как «Обручение в монастыре», «Огненный ангел», «Игрок», «Любовь к трем апельсинам».
Особенно мне понравились воспоминания, свидетельствующие о быте и домашней обстановке Дмитрия Дмитриевича.
Шостакович был обыкновенным человеком. Следующий эпизод свидетельствует об этом.
Дирижер Рудольф Баршай: «Познакомился я с ним, когда мы организовали квартет. Мы выучили Первый квартет Шостаковича, были в восторге, счастливы, увлечены им. Я позвонил Шостаковичу и сказал: «Дмитрий Дмитриевич, я студент консерватории такой-то, мы выучили ваш Первый квартет и хотели вам сыграть». Он сразу: «Когда у вас следующая репетиция?» Я говорю: «Завтра». — «В котором часу?» — «В 9 утра». — «Где?» — «В консерватории». — «В каком классе?» — «В 47-м». — «Я там буду».
Такой короткий разговор.
Он приехал, опоздав на две или три минуты, — один из нас пошел его встретить. И когда он пришел, опоздав на две или три минуты, он перед нами, мальчишками, извинялся еще пять минут, а мы не знали, куда деться от смущения, — перед нами сам Шостакович стоит и извиняется. А он говорил: «Вы, пожалуйста, не сердитесь, я вообще никогда никуда не опаздываю, но сейчас такой мороз». Было очень холодно, градусов 20, и говорил, что «с транспортом очень трудно сейчас, вы понимаете. Но вообще я никуда не опаздываю, вы не сердитесь». А мы не знали, что говорить.
Дмитрий Дмитриевич был прекрасным отцом для своих детей, любящим и заботливым: он всегда старался, чтобы его дети воспитывали в себе вкус.
Галина Дмитриевна: «Что отец нам читал в детстве? То, что всегда папы читают маленьким детям. Потом, когда мы подросли, он просто требовал, чтоб мы прочитали Достоевского, Гоголя, Чехова — к этим писателям он относился особенно. Цитировал часто наизусть из «Мертвых душ». А когда мы стали в школе это проходить, говорил, что это надо наизусть выучить — это прекрасный язык — он часто цитировал любимых писателей.
Ещё хочу привести один эпизод, который свидетельствует о том, каким обязательным и правильным человеком был Шостакович.
К.Кондрашин: «Мне поручили на заключительном вечере дирижировать концертом Баха для трех фортепиано. Исполнять его должны были М.В.Юдина, Т.П.Николаева и П.А.Серебряков. Однако М.В.Юдина поранила палец и играть не смогла. Дмитрий Дмитриевич согласился исполнить вместо нее партию второго фортепиано без подготовки (солисты играли по нотам, а больших технических трудностей этот концерт не содержит).
Ha сцене рояли стояли хвостами в публику со снятыми крышками, а оркестр располагался сзади полукругом. Предварительные фортепианные и оркестровые репетиции прошли благополучно, но на генеральной произошла маленькая заминка: в 3-й части каждый пианист по очереди играет сольную инвенцию, после которой следует интерлюдия оркестра, — Дмитрий Дмитриевич в своей слегка запнулся, но повторил два такта и закончил благополучно.
Вечером перед концертом, отозвав меня в сторонку, он сказал: «Кирилл Петрович, я ошибся в своем соло на репетиции и очень волнуюсь. Разрешите, Серебряков сыграет обе инвенции — и мою, и свою. Ведь все равно рояли стоят хвостами в публику, и никто не видит, кто из солистов играет». Я, конечно, согласился.
На концерте П.А.Серебряков отлично сыграл за Дмитрия Дмитриевича инвенцию, но в своей собственной запутался и даже на мгновение остановился. После концерта я увидел Дмитрия Дмитриевича, стоящего в углу, нервно протирающего очки.
— Что с вами, Дмитрий Дмитриевич? — испугался я.
— Какая обидная накладка. Как мне неловко!
— Но вы то тут при чем?
— Ну как же! Ведь я подвел товарища, которому пришлось волноваться за оба сольных места, а публика не знает, что он выручал меня».
Там же, в Берлине, получив гонорар за концерт, отправились в магазин. Шостакович пошел со всеми, но держался в стороне, и на лице его было написано страдание. «Терпеть не могу ходить по магазинам. Купите мне, пожалуйста, то же самое, что купили себе», — попросил он Кондрашина. «Но ведь размеры у нас, вероятно, разные, да и цвет вам может не подойти», — возразил Кондрашин. «Подойдет, подойдет, только поскорее, пожалуйста».
Это было очень трудное для композитора время. Спустя 26 лет после написания симфонии Кирилл Петрович Кондрашин стал первым её исполнителем. 30 декабря 1961 года, Москва, Большой зал консерватории.
Далее я хочу привести описание Шостаковича как педагога. Дмитрий Дмитриевич был (не побоюсь этого слова) гениальным педагогом - педагогом от Бога...
Вот что сохранилось из воспоминаний того времени, когда Дмитрий Дмитриевич преподавал в консерватории:
С неумолимой пунктуальностью Шостакович приходил на занятия первым и ожидал вечно запаздывающих учеников. При их появлении шел навстречу, каждому пожимал руку и называл по имени-отчеству и только на «вы». Телеграммами извещал о дне и часе предстоящих занятий, не допуская, чтобы они приходили напрасно и тратили время на ожидание.
Пунктуальность его заключалась не только в том, чтобы приходить вовремя. Он был пунктуален во всём. И никогда не отзывался ни о ком плохо. У него было, на мой взгляд, потрясающее человеческое качество, которое он в себе воспитал: он никогда не позволял себе никого обидеть, даже малейшей фразой или замечанием.
Б.Тищенко: «— Писать надо без рояля, чернилами и сразу в партитуру, — говорил он.
— А если ошибка? — спрашивает кто-то из нас.
— А вы будете думать, прежде чем поставить ноту.
Его мнения всегда определенны, точны. Он не любил половинчатости, рыхлости во всем: в высказываниях, вкусах. Вплоть до мелочей.
— Какого чаю вам налить — покрепче или послабее? — спрашивает Дмитрий Дмитриевич.
— Мне все равно...
— Как может быть все равно? Либо покрепче, либо послабее.
Не любил пространных рассуждений, общих мест. Никакой велеречивости, патетики, все конкретно, точно, емко.
Очень требователен к людям, а еще больше — к себе. Никогда на занятиях не иллюстрировал свои мысли своими сочинениями. Разве что раза два показал, какие он ошибки допустил: написал неисполнимую трель фаготу и т.п.
Удивительно добрый и непримиримый, смеющийся, колючий, страдающий, даже стонущий, как от раны в сердце, и нежный, заботливый — таков этот человек...»
Г.Уствольская: «Он не правил партитуру. Старался понять. Если ему нравилось, это было видно. Он считал: композитор или получится, или нет. Лучший курс жизни — все перенести в себе».
А.Успенский: «Мои студенты часто меня спрашивают: в чем заключался педагогический метод Шостаковича? Я до сих пор не могу ответить на этот вопрос, ибо Д.Д. не учил нас сочинять музыку. Метод мелочной опеки и подсказки был ему чужд. По выражению лица, по интонации мы научились определять отношение Д.Д. к прослушанному. Вспоминаю случай, когда ему, по нашему ощущению, явно не понравились представленные опусы. После прослушивания одного из них он закрыл партитуру и сказал: «Да, да, вот, понимаете ли, записано очень хорошо, и бумага хорошая, бумага хорошая! Ну, кто следующий?» Тем самым сочинению был вынесен приговор, и обжалованию он не подлежал!»
Шостакович обладал феноменальнейшей памятью. Об этом свидетельствуют многие. И ещё более потрясающий был у него слух! Помнится, где-то читал о том, как будучи студентом консерватории, Дмитрий Дмитриевич развлекался с коллегами по курсу: четыре человека подходили к инструменту (фортепиано) и нажимали в общей сложности 40 клавиш (один палец на клавишу), во второй раз кто-то один убирал палец с какой-нибудь клавиши, а в это время молодой Шостакович должен был угадать какую клавишу не нажали во второй раз. Феноменально, но он всегда попадал в точку!!!
Где работать, заниматься творчеством - Шостакович себе этих вопросов никогда не задавал. Он мог работать в любой обстановке. Ну, или почти в любой.
Обстановку, в которой жил Шостакович, описывает скульптор И.Слоним — ему Шостакович согласился позировать для портрета: «Вся мебель комнаты состояла из рояля, стола с чернильницей и стула. До моего прихода он работал, и я начал извиняться. «Вы мне нисколько не помешали, никто не может мне помешать, когда я работаю», — сказал Шостакович. Я тогда подумал, что он сказал это просто из вежливости, но я вспомнил об этом, когда стал свидетелем такой сцены: Шостакович работает у стола, а его дети (четырех и шести лет) кувыркаются по всей комнате (и надо отдать им справедливость, это дети, которых не только видно, но и слышно). Затем следует такой диалог:
— Папа, пап!
— Ну, что?
— Папа, что ты делаешь, папа!
— Пишу.
Тридцать секунд молчания.
— Папа! А что ты пишешь, папа?
— Музыку...
Первые пять минут он сидел прямо, не сгибаясь, затем играл на щеке упражнения для пяти пальцев, опускал голову до самых колен, закрывал почти всю голову руками. Он ни секунды не сидел спокойно, он беспрерывно выходил из комнаты и возвращался обратно.
Он терпеть не может неопределенных разговоров. Когда он говорит о музыке, он подбегает к роялю и объясняет свою мысль, точно так же как разговор о книгах должен у него сопровождаться цитированием выдержек. Я помню, как он сыграл почти всего «Бориса Годунова» — когда мы говорили о Мусоргском, почти всего «Петрушку» — когда разговор шел о Стравинском».
О Вагнере.
У Вагнера имеются гениальные страницы. Но много музыки просто хорошей, а иногда и посредственной. Таково мое мнение. Гением он не был (несмотря на некоторые гениальные вещи). «Гений и злодейство две вещи несовместимые». Я разделяю это суждение Моцарта, которое приписывает ему Пушкин. Разделяю бесповоротно. Вагнер злодеем не был. Но злодейство довольно широкое понятие. Это не только убийства, клевета, ложь. Это и фанаберия, нелюбовь к ближнему, эгоизм. Судя по твоему письму, Маркс относился к Вагнеру правильно. Вагнер был очень неприятной личностью. Антисемит, реакционер, плохо относящийся к коллегам, самовлюбленный и т.п.
Как-то у Шостаковича спросили: "Какое произведение Вы бы взяли с собой на необитаемый остров?" Недолго думая, Дмитрий Дмитриевич ответил: ""Песнь о Земле" Густава Малера". Это громадное по своим масштабам полотно, с вокалом, написанное австрийским композитором буквально на закате земного пути, было для Шостаковича тем недосягаемым абсолютом совершенства, идеалом, который только можно себе представить из всего созданного в музыке за всю историю Человечества.
Прошли годы...
Как-то Шостакович заметил: «Я считал, что «Песнь о Земле» — лучшее произведение за все времена, а сейчас мне кажется, что Бах покрепче».
Он боготворил И.-С.Баха. Мне кажется, что своими прелюдиями и фугами Дмитрий Дмитриевич отдал ему должное.
Очень замечательно Шостакович как-то сказал о прелюдиях и фугах Баха:
Любую прелюдию и фугу Баха можно играть в любом темпе с любыми динамическими оттенками или без таковых, и все равно будет прекрасно. Вот как надо писать музыку, чтобы ни одна каналья не могла ее испортить. 28 августа 1955 г.
Разве не так?!.
Бесспорно, музыка была у Шостаковича главным делом всей жизни. Но и литература играла в жизни Великого композитора огромнейшее значение. Литература и музыка не могли жить в нём раздельно. Они взаимно дополняли друг друга.
На первом плане склонность к литературе прозаической (поэзию совершенно не понимаю и не ценю; из поэтов относительно люблю Державина и Маяковского): «Бесы», «Братья Карамазовы» и вообще... Достоевский; наряду с ним Салтыков-Щедрин; в ином плане Гоголь («Вечера на хуторе», «Миргород», «Мертвые души»... Не нравится «Портрет» и «Страшная месть»...). Далее Чехов. Толстой как художник несколько чужд (как теоретик искусства во многом убеждает). Резко отрицательное отношение к Тургеневу, Гончарову... Не очень люблю Островского... Из западных: не могу оценить Шекспира (впрочем, не видел ни одного творения его на сцене). На 1-м месте Мопассан; страшно люблю Гете («Фауст»), Гейне, Стефана Цвейга; к Шиллеру отношение вроде как к Островскому (не слишком...); Вольтера страшно люблю. Резко отрицательное отношение к А.Франсу; из «классиков» выделяю Гомера, Данте...
На протяжении большей части своей жизни Шостакович вынашивал в себе замысел оперы "Чёрный монах" по одноименной повести А.П.Чехова. Увы, этой опере не суждено было родиться из под его пера.
Очень интересно в книге описывается про Четвёртую симфонию, ставшую, на мой взгляд, одной из вершин творчества композитора.
В настоящее время я вплотную подошел к написанию Четвертой симфонии, которая будет своего рода credo моей творческой работы. Какие основные задачи я ставлю себе в настоящее время? Сейчас передо мной стоит основная задача: найти собственный, простой и выразительный музыкальный язык. Иногда борьба за простой язык понимается несколько поверхностно. Часто «простота» переходит в эпигонство. Но говорить просто — это не значит говорить так, как говорили 50—100 лет тому назад. Это ошибка, в которую впадают многие композиторы, боясь упреков в формализме. И формализм и эпигонство — злейшие враги советской музыкальной культуры. Минуя эти Сциллу и Харибду, советский композитор сможет стать подлинным певцом нашей великой эпохи. 3 апреля 1935 г.
Композитор начал писать симфонию 13 сентября 1936 года; окончание ее датировано 20 мая 1937 года. Сколько событий произошло между этими двумя датами.
11 декабря намечено исполнение моей 4-й симфонии. Я дрожу от страха. 23 сентября 1936 г.
Репетиции Четвертой начались уже после «сумбура». Настроение не только у Шостаковича, но и у музыкантов было подавленное. Немецкий дирижер начал репетировать, не изучив партитуру. Оркестр играл вяло. «Что, что?» — спрашивал дирижер, стуча палочкой по пюпитру. Шостакович сидел в зале, нервничал — от бессилия, от невозможности повлиять на происходящее. Дирижер ничего не спрашивал, только брезгливо переворачивал страницы партитуры. Шостакович понял, что исполнение симфонии может привести к дальнейшему нагнетанию кампании против него. Во время следующей репетиции он сказал дирижеру: «Я чувствую, мне надо еще поработать над симфонией».
— Яа, Яа, — обрадовался дирижер, и Шостакович забрал партитуру.
Четвертая симфония впервые прозвучит через четверть века.
На мой взгляд, очень достойная работа, освещающая практически весь творческий путь композитора.
Основой для повествования послужили встречи и беседы автора данной книги непосредственно с самим Дмитрием Дмитриевичем, а также встречи и интервью, данными в разные годы автору Е.Мравинским, М.Ростроповичем, К.Пендерецким, Р.Баршаем, вдовой композитора Ириной Шостакович, его детьми Максимом и Галиной - друзьями, родными и близкими, людьми, сыгравших в судьбе Великого композитора важную роль.
В книге девять глав, каждая из которых является одним из девяти дней путешествия по океану из Европы в Америку на пассажирском лайнере "Михаил Лермонтов".
Дмитрий Дмитриевич отправился в это путешествие для того, чтобы врачи в клинике под Вашингтоном вынесли свой вердикт по поводу его болезни, так мучившей его в последние годы. Это путешествие было последней надеждой композитора. "А в университете Эванстон под Чикаго его ждал почётный ритуал облачения в профессорскую мантию". Беседы и интервью автора "Путешествия", также присутствующей на борту лайнера в течение девяти дней, с Дмитрием Дмитриевичем составили основную канву к девяти главам повествования. Образ Шостаковича нас ни на минуту не покидает.
Я хотел бы цитатами и выдержками из прочитанной мною книги показать, что труд Оксаны Дворниченко заслуживает внимания любителей музыки Дмитрия Дмитриевича, а также может вполне заинтересовать тех, кто с творчеством Великого композитора знаком мало, или не знаком вовсе. Думаю, всем будет очень интересно.
К слову скажу, что Шостакович после Чайковского, пожалуй, самый мой любимый композитор.
Текст, который идёт непосредственно от лица Дмитрия Дмитриевича, я выделил жирным шрифтом. Другие выдержки из книги следуют курсивом.
Меня, честно говоря, всегда интересовали вкусы и пристрастия Шостаковича в музыке. Естесственно, она Дмитрия Дмитриевича окружала всюду. Я имею ввиду не только его собственные сочинения. Нет. Настоящий Художник должен быть всегда в курсе всех событий в той области, которую он выбрал себе для служения на протяжении всего земного существования. Впитывать в себя не только созданное Великими Мастерами ранее, но и идти в ногу со временем, постигать ту эпоху, в которой ему довелось жить. Нижеприведённая цитата свидетельствует о музыкальных предпочтениях Дмитрия Дмитриевича.
В своих ответах на анкету Шостакович писал в 1926 году:
Излюбленные композиторы
Бах И.С., Моцарт, Гайдн, Глюк, Гендель, Бетховен, Шуберт, Шопен, Лист, Мендельсон, Шуман, Брамс, Малер, Шёнберг, Хиндемит, Кшенек, А.Берг, Верди («Аида»), Бэла Барток, Рих. Штраус, Р. Вагнер...
Из русских — на 1-м месте Чайковский и Стравинский; затем Глинка, Даргомыжский («Каменный гость»), Мусоргский (все), Бородин (все), Римский-Корсаков («Китеж», «Золотой петушок»), Рахманинов, Прокофьев, Шебалин...
Резко отрицательное отношение к Скрябину (на 1-м месте! Было всегда!), Брукнеру, Мясковскому, Метнеру, Фейнбергу...
Нет музыканта, не переболевшего Чайковским. Я жил им много лет. Я знал (и знаю) его от первой до последней нотки. И великое его, и слабое. Конечно, его бесспорный шедевр — «Пиковая дама», равной ей нет во всей мировой оперной музыке. Но теперь слушать Шестую симфонию или фортепьянный концерт — для меня убийственно...
О Вагнере: Он поразительный, но я его не люблю. И не любил никогда. Хотя изучал, чем он достигает всех своих эффектов.
Более подробное высказывание своего отношения к общепризнанному гению немецкой оперы. Реформатора оперного театра, создателю бессмертных шедевров, прочно вошедших в репертуар крупнейших оперных театров мира.
Оксана Дворниченко – режиссёр-документалист, в 1975 году, ещё при жизни Дмитрия Дмитриевича, она сняла о нём первый фильм. Книга написана с помощью материалов, предоставленных вдовой и детьми композитора. Автор, чтобы организовать материал, использует такой композиционный ход. Летом 1973 года композитор на теплоходе «Михаил Лермонтов» плывёт в США и за девять дней путешествия вспоминает свою жизнь. «Воспоминания» его – фрагменты писем, статей, интервью самого Шостаковича, а также воспоминания близких и не очень людей: семьи, Евгения Мравинского, Мстислава Ростроповича, Бориса Тищенко и других. Девять дней путешествия по безбрежному океану – девять глав. От триумфа Первой симфонии до посмертной премьеры Альтовой сонаты. К этому автор прибавляет личностный момент, рассказывая о своих встречах с композитором.
«Путешествие» - книга, безусловно, интересная, а для жизнеописания это большой плюс. Здесь нет сухих музыковедческих отступлений, которые будут понятны только профессионалам и скучны обычным читателям. Книга прежде всего о человеке – Дмитрии Шостаковиче. А человеку были не чужды маленькие радости, например увлечение футболом. Или чего стоят хотя бы короткие записки, которыми во время томительных заседаний в консерватории композитор обменивался со своим другом Виссарионом Шебалиным. «Если у тебя есть желание выпить рюмку (или больше) водки, то прошу тебя после сегодняшнего заседания зайти ко мне». Шостакович был человек старого, классического воспитания и продолжал высокую эпистолярную традицию прежних эпох. Композитор не вёл дневника и не оставил мемуаров, но в его письмах близким людям (в первую очередь Исааку Гликману) можно найти свойственные дневникам душевные откровения и полнокровный портрет эпохи. Когда читаешь выдержки из писем, начинаешь жалеть, что традиция эта уходит. В этих письмах – всё: природное остроумие, прекрасный стиль и, конечно, дорогие душевные откровения с близким человеком.
Такой всесторонний взгляд на композитора позволяет создать его объёмный образ, избегая, по большому счёту, крайностей, которые свойственны современной, чаще всего псевдомузыковедческой литературе.
Есть что добавить?