Анна Анисимова — писательница, имя которой знакомо всем, кто интересуется отечественной детской литературой: у нее есть победы и номинации на премиях детских писателей, а «Гутя» стала настоящим хитом. Лабиринт побеседовал с автором о детстве и творческом пути.
Лабиринт Начать лучше всего с детства и поможет нам в этом книжка «Кедровый слоник», потому что она о детстве. Расскажите немного о ней и о том, где вы родились, как оказались на Крайнем Севере?
Анна Анисимова Я родилась в Иркутской области, в поселке Кропоткин Бодайбинского района. Эта территория считается приравненной по условиям жизни к территориям Крайнего Севера. Это район золотобычи еще с девятнадцатого века. Это места, в которые непросто добраться. Там очень холодно, жить там трудно, кругом тайга, но когда я была маленькой, я обо всем этом даже не задумывалась, потому что это был мой мир, такой как есть. И книжка «Кедровый слоник» — она о поселке моего детства, о мире моего детства.
Моя мама туда попала по распределению, после учебы в строительном техникуме в Магадане. И мама называет это ссылкой, потому что она совсем не хотела там жить. А мой папа родился в этих местах. И папин папа, мой дедушка, тоже. Поэтому у меня там такая, можно сказать, родовая территория. И это одна из линий книги, мне было важно это подчеркнуть в «Кедровом слонике» — через кедровый стланик, который семьями растет на кропоткинских гольцах — так называются местные горы.
Л Золото в руках держали?
АА Нет, не держала. Когда я была ребенком, то вообще не задумывалась над тем, что это место богато золотом. В детском возрасте тебе нет дела до таких вещей. А еще мы ведь жили в поселке, а золото добывали на разных участках за поселком. И там строгий учет, чтобы не было хищений. А недалеко от Кропоткина есть место под названием Гераськин перевал. Считается, что оно получило своего название из-за одного давнего разбоя. Но я не стала добавлять эту легенду в детскую книгу.
Л А что за люди живут в столь суровых условиях?
АА Конечно, разные. Как везде. Но почти все взрослые, которых я помню из детства, — это люди очень щедрые, открытые и дружелюбные. Сейчас я бы сказала, это люди, которые прочно стоят на земле. И еще такой момент. У меня в детстве всегда было ощущение, что меня все знают. Наверное, из-за того, что это место непроходное, поселок маленький — и все действительно друг друга знали, знали кто чей ребенок, и все дружили семьями. Так что если ты что-то натворишь, это обязательно дойдет до твоих родителей, потому что все у всех на виду. Но вот это ощущение того, что все вместе, тоже многое дает, я думаю.
Л Каким вы были ребенком?
АА Ой, думаю, я была довольно эгоистичным ребенком. Когда я стала взрослой, то поняла, что все время жила в своих фантазиях, в своей голове, постоянно что-то выдумывала и много общалась сама с собой, несмотря на то что у меня были друзья (в основном, дети друзей родителей). Из-за этого мне иногда казалось, как я сейчас думаю, что мир вертится только вокруг меня. Наверное, можно было быть более эмпатичным ребенком, как теперь принято говорить. В «Кедровом слонике» есть такая мысль: когда внешних событий не очень много, ты изобретаешь свои. Я написала об этом в рассказе про школьный класс, который собирается в поход на голец. Помню то детское желание — не идти со всеми и ощутить, как я себя буду чувствовать, если не пойду. Хотелось сделать что-то нетипичное. Ведь у нас не так уж много было занятий. Была обычная школа. Была музыкальная школа. Было поле, на котором мальчишки гоняли мяч. Еще был клуб с разными самодеятельными концертами, где я даже стояла на сцене. Так что приходилось самой организовывать свою жизнь. И я очень много играла. И это самый богатый материал, который у меня остался из детства — игры.
Л Книжка «Кедровый слоник» — это благодарность тому месту, где вы родились? Когда возник ее замысел?
АА Я стала собирать эти истории, когда в последний раз ездила в Кропоткин, в 2013 году. Помню, что села в поезд и вдруг стала записывать все, что вижу, все, что приходит мне в голову: как долго ехать из Новосибирска в Таксимо, что такое БАМ, как мелькает тайга, как перебраться через реку Витим… И пока была в поселке, делала записи: вот наши горы-гольцы, вот наша речка Ныгри, вот свежие шишки кедрового стланика… Я несколько лет там не была и мне, видимо, хотелось все запомнить и ничего не упустить. Правда, сначала это был не «Кедровый слоник». Я воображала, что со мной едет ребенок, и от его лица вела записи. Но потом, когда вернулась домой, оказалось, что что-то не так. И только через пару лет я сообразила, что мне нужно все рассказать от самой себя. Ведь выдуманный мальчик — гость. А я хочу от самой себя поделиться этим местом, открыть его другим и поблагодарить его за все происходящее со мной сейчас. Ведь ощущение такой свободной и полной жизни в таком закрытом пространстве с надежными людьми — оно до сих пор со мной. Мне кажется, что нет дня, когда бы я что-то не вспоминала из детства. И для меня любая книжка, которая связана с местом — это с одной стороны возвращение в это место, а с другой — продление себя в этом месте. Возможность снова быть там, в стране моего детства.
Л Кому вы посоветуете книгу «Кедровый слоник»?
АА Надеюсь, что эту книжку будет интересно читать всем. Я стремилась сделать так, чтобы все рассказы были отшлифованы памятью и чувствами о прошлом. Думаю, у каждого может набраться горстка таких драгоценных воспоминаний, каждый внутри себя постоянно вспоминает что-то дорогое и этим как бы шлифует это дорогое, как золото. Рассыпное золото, что добывают, похоже на крупинки и песчинки, маленькие лепестки и камешки. Может, кому-то эти песчинки воспоминаний покажутся незначительными, но на самом деле это настоящие драгоценности нашей души, как бы пафосно это ни звучало. Такие штуки могут быть и у десятилетнего ребенка, и у пятнадцатилетнего, и у взрослого человека. Но больше, наверное, воспоминания о прошлом присущи взрослым. Мне иногда говорят: прочитали книжку и теперь хочется вспомнить и записать про свое родное место. Я живо отзываюсь на это и говорю: «Обязательно пишите!» Пусть будет больше рассказов про места, о которых мы совсем ничего не знаем.
Л Вы начинали как автор книг для самых маленьких. Как случился переход от историй для малышей к подростковым текстам?
АА У меня не было идеи — взять и перейти к подростковым текстам. Я до сих пор считаю, что больше пишу для дошкольников и младших школьников. А «Гутя» появилась потому, что у меня накопились какие-то материалы, которыми мне хотелось поделиться, а формат, в котором эти материалы можно было использовать, был для читателей постарше. Ну, и время от времени были вопросы: хочу ли я написать книгу для подростков. Наверное, это тоже меня подстегнуло. Так появилась «Гутя».
Л О чем эта книга?
АА Для меня она о многом сразу: о поиске себя; о значимости в твоей жизни человека, который позволит тебе увидеть себя иначе, который повернет тебя к чему-то созидательному, туда, где ты почувствуешь себя человеком более сильным; а еще о внутреннем раскрепощении; о свободе; об отсутствии страха; о том, что ты можешь не сомневаться в себе. Новая книга «Каскадерки идут до конца» в этом смысле для меня более конкретна, чем «Гутя». «Гутя» гораздо шире.
Л Такие люди, как Дашка, которая принесла Гуте эту свободу, раскрепощение и уверенность, часто вам встречаются?
АА Я бы сказала, что не часто, но встречаются. Такой друг, как Дашка, у меня был. В этом смысле история не придумана. У меня была университетская компания друзей, и среди нас был такой человек-праздник, моя подруга, которая, к сожалению, ушла из жизни после болезни. Для меня это стало огромной потерей. Она сильно на меня повлияла и была одной из причин возникновения «Гути». Но были и другие. Например, я несколько лет была больничным волонтером в петербургском благотворительном фонде «АдВита», который помогает детям с онкозаболеваниями. И видела в больницах детей, которые умели ярко жить несмотря на болезнь. Но однажды я пришла в больницу и узнала о смерти мальчика. Это было со мной в первый раз. И это было так неожиданно, потому что он тоже был как праздник, и его семья всегда была как праздник — такая поддерживающая, яркая, дружелюбная. Я была потрясена этой новостью, и именно после нее стала складываться книга «Гутя».
Л Как вы считаете, почему можно, почему нужно говорить о смерти в книгах для подростков?
АА С одной стороны, я, как художник в общем смысле этого слова, не думаю о том, что и кому нужно. Когда я работаю над художественным текстом, у меня обычно есть художественная задача, которую я пытаюсь решить. И в этот момент я не думаю о читателе, о педагогических целях, о том, что будет читатель извлекать из текста, как он будет его читать. Мне важнее найти язык и с этим языком поработать. И с «Гутей» было так же. Но когда я ее написала и стала читать глазами читателя, тут до меня дошло: «Боже мой, у меня в этом тексте умер ребенок. Что же я написала, как другие будут это читать!..». Но я все-таки думаю: читателю нужно проживать разное. Невозможно скрываться от жизни. Мне кажется, что детей нельзя обкрадывать. Нужно показывать им эту невероятную жизнь честно.
Л Вы читали отзывы о «Гуте» на Лабиринте? Какие впечатления?
АА Да, конечно. И до сих пор приходят отзывы на «Гутю», мне лично пишут. И я невероятно благодарна читателям за то, что они так чутко реагируют. Невозможно после всех этих отзывов думать о том, что люди не умеют сочувствовать или сопереживать.
Л Для вас важно получать обратную связь от читателей?
АА Конечно. Ведь книжка, когда выходит, начинает жить свою жизнь. Поэтому интересно наблюдать, что происходит со словами, которые мне уже не вполне принадлежат, как читатели с ними обходятся, что они в них вкладывают, что именно им приходится по сердцу, а что совершенно не отзывается. Интересно, как вообще живут слова и истории во времени. Бывает после выхода книжки так, что я уже с головой в совершенно других историях, делах, но вдруг пишут читатели и возвращают к прошлой работе, к былому. И это возвращение всегда вызывает большую благодарность: как будто я сегодняшняя могу перенестись в свое прошлое.
Л Что читателя ждет в книге «Каскадерки идут до конца»?
АА «Каскадерки», как я уже сказала, более конкретны, чем «Гутя». Это тоже история о дружбе двух девчонок, Вари и Кирки, но она подана иначе. Если Гутя после ухода Дашки задается вопросами: могла ли она хоть что-нибудь сделать для подруги, могла ли что-нибудь изменить, как-то повлиять на ситуацию болезни; то Варя из «Каскадерок» находит решение, понимает, что должна делать, и делает это. И эта история оптимистичнее. Когда я в своей голове продлеваю ее за пределы книжки, то понимаю, что дружба девочек сохраняется, они живут дальше и все у них в порядке. Я думаю, это желание, чтобы и «Гутя» закончилась так — хотя бы через «Каскадерок». Дело в том, что «Гутю» я писала летом, а уже в начале сентября поехала волонтерить на реабилитационную программу «АдВиты». Это была замечательная программа для детей, которые справились с онкологическими заболеваниями. Мы проводили для них разные занятия, в которых дети могли попробовать свои силы: пострелять из лука, походить по стропе (чем Кира с Варей занимаются в книжке), покататься на лошадях, поиграть в самые разные настолки и так далее. После программы я вернулась такая воодушевленная и заряженная! Стала перечитывать «Гутю» — и поняла, что обязана написать жизнеутверждающую вещь. Хотя «Гутя» для меня тоже история о жизни, о радости жить, но мне хотелось, чтобы все герои остались жить. Я стала об этом думать и этот текст пришел. Правда, сначала героями были двое мальчишек, а потом они трансформировались в двух девчонок.
Л Почему вы решили выбрать девочек?
АА А просто мальчики не сработали. И когда я поняла, что «Каскадерки» — это текст, связанный с «Гутей», то решила заменить их на девчонок.
Л Как у вас происходит работа над стилем и сюжетом книги?
АА Когда я знаю, какую историю хочу рассказать, моей самой главной задачей становится найти для нее подходящий язык и форму. Понять, будет ли она состоять из маленьких кусочков, или это будут длинные рассказы, будет это цикл или повесть. Понять, как раскрасить эту историю, этот скелет. Что касается «Каскадерок», то я довольно долго перебирала форму. Например, первая версия была в два раза длиннее, были пространные главы — и все это не шло. Ведь Кирка мечтает стать каскадеркой, так что надо было рассказывать историю динамично. Плюс Варя в книге рассуждает о моем любимом вальсе Шнитке: как он вьется и раскатывается, будто ты на шаре перебираешь ногами. Поэтому я тоже хотела, чтобы эта история раскатывалась все дальше и дальше, поэтому там другая структура, которую пришлось искать перебором, переписыванием, пока не нашлось нужное. Думаю, так происходит с каждым моим текстом. Для каждой новой истории ищешь новую форму высказывания. Пока не поймешь: надо — вот так!
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
