Издательство «Время» начинает серию публикаций «Творческая кухня» — мы расспрашиваем авторов, как именно, зачем и для кого они пишут, а также просим дать совет начинающим писателям. Сегодня о своем художественном методе расскажут наши детские и подростковые авторы — Жвалевский/Пастернак, Екатерина Тимашпольская, Лада Кутузова, Юлия Лавряшина и многие другие. Книги этих писателей очень разные — не удивительно, что они очень по-разному пишут, иногда буквально противоположными методами! Читайте и мотайте на ус.
Двухголовый писатель Жвалевский/Пастернак, автор двух десятков книг для детей, подростков и немного взрослых
Андрей Жвалевский Пишем мы давно — больше 15 лет. И если говорить о подходе, то он, наверно, за это время не поменялся.
Евгения Пастернак Мне кажется, подход со временем трансформировался естественным путем. Когда мы начинали писать, все было очень просто: я «за девочку», Андрей «за мальчика». Так была написана наша самая-самая первая совместная книга — взрослая, называется «М + Ж». На ней, наверно, произошла та самая притирка-подгонка.
АЖ Но там мы еще не использовали свою главную фишку, которую потом использовали всегда, — план. «М + Ж» мы писали по принципу «куда кривая выведет»: придумали начало — и дальше пусть все развивается само собой. В первой книге «М + Ж» — «А черт с ним, с этим платьем!» — мы позволили себе не раскрывать некоторых секретов, потому что мы сами не знали ответа.
ЕП То есть на самом деле мы не придумали финал. Сейчас бы мы себе такого, конечно, не позволили — но тогда нам почему-то показалось, что это хорошая идея.
АЖ Теперь нет — теперь мы сначала придумываем финал, мы четко знаем, куда мы ползем. И, в принципе, мы используем этот подход, начиная с «Правдивой истории Деда Мороза». Один раз мы пытались отступить в «Смерти Мертвым душам» — и прокляли себя за это дело.
ЕП Нам просто пришлось писать книжку два раза. Сначала мы попытались написать без плана, зашли в совершенно глухой тупик и болото, бросили, написали план — и книга пошла заново. В общем, это просто потерянное время, и больше мы никогда так не делали.
АЖ Вроде качественно схема всегда одна и та же, а вот количественно...
ЕП Нет, ну есть еще одно важное изменение, которое случилось. Раньше мы писали строго каждый у себя дома, перекидывая друг другу файлы, как в пинг-понге, туда-сюда. Сейчас мы очень часто пишем рядом. Началось это, наверно, с «Открытого финала» — когда мы его писали, в России был Год литературы и мы очень много ездили, причем на поездах. Было огромное количество свободного времени, когда ты сидишь в поезде и делать нечего, — и мы начали писать, передавая друг другу ноутбук. Пишу-пишу-пишу, дохожу до сцены, где, например, тренер Егоров ругается со своим подопечным, — я передаю ноутбук Андрею, потому что понимаю: два мальчика — это к нему. Андрей дописывает диалог, передает ноутбук мне — и так далее. Оказалось, это страшно эффективно — потому что рядом сидит еще одна голова. Она не участвует в процессе — писать все равно можно только наедине с ноутбуком, — но ей в любой момент можно задать уточняющий вопрос. И это очень здорово.
АЖ Причем вопрос может звучать так: «Слушай, а вот он позвонит ей?». И если нас подслушивают конкуренты или спецслужбы, они вообще ничего не поймут: кто «он»? кому «ей»? Но соавтор понимает — и говорит: «Нет, конечно! Он же ей писал!». Вот такая приятная технология.
Что сильно поменялось, так это соотношение собственно письма и всех сопроводительных вещей — того, что называется в кинематографе «постпродакшен». Раньше мы постпродакшеном не занимались вообще: написали «М + Ж», прочитали ее по диагонали — ну, вроде нормально! — и отправили в издательство. Потом уже редактор что-то выгребает, мы с ним что-то обсуждаем — но это потом. Теперь мы рукопись перечитываем двумя, четырьмя и более глазами — долго.
ЕП Иногда в сложных случаях мы перечитываем книгу по восемь раз. И это, конечно, сильно выматывает. Мы очень не любим эту работу — она нудная и кропотливая. Но, сжав зубы, терпим — потому что она еще и очень благодарная. Текст правда становится лучше. Как правило, на этом этапе он сильно сокращается — и добавляются какие-то новые грани. Это всегда лучше, но тяжело.
АЖ Времени занимает очень много — по три, четыре и более месяцев.
Лада Кутузова, автор книг для подростков и темного фэнтези (цикл «Темногорье»)
Методы бывают разные. Например, можно описать то, что было в реальности. Так случилось с книжкой «Человек-невидимка из 7Б». В свое время ко мне подошла приятельница и сказала: «А напиши о моих сыновьях!». Я подумала и решила, что напишу. Сюжет здесь, конечно, придуманный, но мальчишки правда занимались велоспортом BMX, у героев этой книги есть прототипы. Это такой метод, когда фактура берется из жизни, а потом просто дополняется нужными деталями. Придумывается интересный сюжет, более динамичный, чем он был в реальности, — может, влюбленность какая-то добавляется.
Есть метод автоматического письма — когда человек начинает о чем-то думать, и возникает поток мыслей, который автор просто записывает. Этот метод проблематичен тем, что не всегда получается что-то толковое. Иногда бывает так, что есть идея, она вынашивается, приходит снова и снова, а потом — раз! — что-то послужило толчком, и ты можешь писать, писать и писать довольно долго. У меня так получилось с книгой «Звезда имени тебя». Вообще это работает с книгами, которые затрагивают самого писателя. Еще, кстати, это работает с мистикой — потому что когда пишешь мистику, действительно происходят мистические вещи. И книга пишется сама, и добавляются какие-то детали, и герои тебе начинают помогать всяческими способами. Можно писать и так.
Еще один способ я называю продумыванием — когда ты подробно простраиваешь мир, героев, обстоятельства и идею, которые будут двигать сюжет. Это более сложный способ, потому что он требует большего времени, большей отдачи. Не получается сесть — и чтобы оно само собой написалось. Тут приходится работать.
Екатерина Тимашпольская, автор книг о Мите Тимкине и Кате Ершовой
Мой творческий метод на самом деле очень прост. Вы знаете, что моя основная профессия — это обычный учитель в школе. А то, что я пишу детские книги — это мое хобби, увлечение. И именно потому, что я простой учитель обычной московской школы, я очень ограничена во времени. Это время у меня определяется летними месяцами — июнь, июль, август. Собственно говоря, мой творческий метод заключается в том, что в эти месяцы я аврально пишу, пишу как можно больше.
Конечно, во время учебного года у меня появляются определенные наработки — которые я записываю, практически теряя сознание от усталости. Темными вечерами, а скорее всего — ночами, я пытаюсь что-то такое изобразить на бумаге — ну, в данном случае в компьютере. Я часто забываю сохранить свои наброски, все это теряется — я их восстанавливаю, долго чертыхаюсь, снова забываю сохранить, снова восстанавливаю… И наконец, когда приходит летнее время, я могу полноценно писать. И вот здесь я, конечно, пишу каждый день, стараюсь тратить на каждую главу по два-три дня и написать за лето одну или две книги. Потом будет не до того.
Ольга Фикс, автор книг «Улыбка химеры» , «Темное дитя» и «Сказка о городе Горечанске»
Сначала возникает идея. Я к ней привыкаю, приспосабливаюсь. Она возникает обычно совершенно некстати — во время работы или во сне. Я с ней какое-то время живу, обычно мне долго некогда ею заниматься. Но идея не отпускает — и в один момент я начинаю воплощать ее на бумаге. Чаще всего к тому моменту, как я сажусь писать первый набросок, идея уже какое-то время живет и уже появились нужные слова. И какой-то сюжет — потому что идея изначально бессюжетна, просто какой-то мир или что-то, что происходит рядом с нами, но немного в ином виде, перевернутое. Как, например, в «Институте репродукции» — когда я нахожусь в роддоме, но рожают в нем не женщины, а мужчины. Или как в «Сказке о городе Горечанске», где со мною вместе учатся всякие фантастические твари.
Потом я сажусь и записываю — до того момента, когда первый задуманный сюжетный кусок заканчивается. После этого мне опять нужно какое-то время жить, ходить, размышлять — и только через промежуток я смогу опять сесть и записать новую сложившуюся картинку. Поскольку в последние годы я выкладываю эти фрагменты в фейсбук, я стараюсь дописывать кусок до такого объема и состояния, который уже можно показать другим людям: у него должно быть свое начало, свой конец. Он должен являться произведением сам по себе — чтобы человек, который случайно наткнется на этот кусок, не зная, что это часть большого произведения, все равно смог прочесть и что-то оттуда вынести.
Юлия Лавряшина, автор более чем 50 книг для детей и взрослых
Довольно долго я писала рукой на бумаге — компьютеров еще не было, а сразу на машинке печатать не получалось, потому что я всегда серьезно правлю текст. К каждому листу была прикреплена целая кипа бумажек с исправлениями и вставками. Разобраться в этом могла только я сама... А потом у меня развилась аллергия на бумагу! Представьте, и такое бывает: писатель с аллергией на бумагу... Пришлось осваивать ноутбук, но я привыкла к нему довольно быстро — так удобно стало работать надо каждой фразой!
Все книги я очень долго начинаю: ищу нужный ритм, свой язык, жду, когда оживут герои... А потом уже пишу «запоем»! Самая длинная история создания, пожалуй, у повести «Пока, лосось!»: когда я только начинала, у меня родился рассказ, написанный от имени девочки. Но, как я поняла позднее, он был написан слишком взрослым языком, дети так не говорят и не размышляют.
И все же этот рассказ не переродился бы в повесть, которую я очень люблю, если б у нас не родилась младшая дочь. Без нее Алька — главная героиня книги — просто не возникла бы, хотя в ней осталось и много моего. Но некоторые эпизоды произошли как раз с Настей — и даже саму песенку «Пока, лосось!», которую запела вся школа, сочинила она, и в книге это отмечено.
Юлия Говорова, автор книги «Лось на диване, верветка на печи»
Пишу думая иногда (что уже немаловажно! :). Пишу и вижу, о чем сейчас пишу, и стараюсь все это передать. Пишу, чтобы сохранить все то, что дорого. Что со мной на оставшуюся жизнь. Пишу так, чтобы быть готовой поцеловать каждую написанную строчку, как учил Юрий Коваль.
Марина Дробкова, автор книги «На два голоса»
Обдумывание замысла — это обычно самая долгая часть творческого процесса (если только речь не о рассказе на конкурс, который надо написать за 3 дня). Замысел — всего лишь первый вопрос «Что будем писать?» И он требует решения — «Как будем писать». Например, в случае с повестью «На два голоса» хотелось написать короткое произведение о подростках, которые поют, и действие должно было происходить в Санкт-Петербурге. Больше никакой конкретики сначала не было.
Решение искалось долго: какие герои, какой сюжет, в чем основной конфликт, каким будет жанр (реалистическая проза, романтическая или все-таки юмористическая). Было написано несколько вариантов начала, они даже нравились тестерам, но не нравились мне. Казалось, что история ненастоящая, не та. Мелькали образы, но воедино не связывались. Нужен был звоночек, триггер, чтобы осколки калейдоскопа сложились в картинку. Обычно таким звонком служит какое-то другое произведение (или фильм), после которого ты начинаешь «видеть» собственное. На этот раз мне попалась повесть «Открытый финал» Жвалевского/Пастернак. Прочитав ее, я поняла, что хочу 6 героев и что на первом плане будет не поездка в Питер, не сам концерт, не любовь, не интрига, а творческое сотрудничество. Ну а дальше — повесть написалась очень быстро, от лица главной героини, даже без плана. Но чаще всего для большого произведения план нужен, чтобы знать, к чему вести сюжет.
По поводу влияния аудитории — здесь все просто. Подростки тоже люди, только с меньшим жизненным опытом. Я разговариваю с ними через свои тексты так, как разговаривала бы со взрослыми, вот и все.
Анна Северинец, автор книги «Вспоминая Вегас»
Книжку «Вспоминая Вегас» я писала для себя и для своих дочерей: что-то, о чем не говорится за семейным ужином или в повседневном разговоре, но о чем хочется говорить, да вот только как-то неловко — то ли из-за сложности вопросов, то ли из-за чрезмерной искренности ответов. Наверное, каждой маме хочется, чтобы ее дети знали ее подростком — и каждой дочери хочется правды о маме. Хотя, может, дело было совсем не так, и мне просто хотелось выговориться за себя тогдашнюю — кто там особенно слушает подростков и принимает всерьез все их глобальные заботы и космические проблемы?
В общем, это сложно сказать, откуда появляется книжка и в какой момент ты понимаешь, что она будет. Иногда мне кажется, что книги существуют где-то в безвоздушном пространстве, уже придуманные и даже написанные, и ждут только момента, чтобы запрыгнуть в кого-то подходящего, того, кто сможет сесть, отложить все дела — и честно, не отрываясь, мучаясь над словом и безжалостно выбрасывая лишнее, наберет это кем-то придуманное на ноутбуке.
Татьяна Март, автор книги «Поэтка»
Впервые задумалась об этом — и сразу вспомнила анекдот о сороконожке, у которой спросили, как она ходит, и сильно ее озадачили. Вот я тоже сейчас озадачилась — потому что все происходит как-то само собой и начинается с чего угодно. Первое, что приходит, — это образ, или строка, или целая фраза, которая потом становится самой первой или, возможно, самой последней в тексте. Но, наверно, главное условие, чтобы все это в принципе во мне возникло, — это одиночество и какое-то занятие, когда свободна голова.
Мытье посуды, прогулка, езда в транспорте, какое-то сидение без дела в моем случае часто бывает импульсом к творчеству. А если говорить о книге «Поэтка», то все началось с того, что у меня в голове возникли названия для двух рассказов — «Звезда Божоле» и «Клюквенный русский». Но если первый рассказ был написан и остался именно под этим названием, то «Клюквенный русский» впоследствии стал рассказом «Розовые страницы».
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
