Тэги
Двухголовый писатель Жвалевский-Пастернак отвечает — почти в унисон — на все каверзные и сложные вопросы, кроме одного: почему подростки читают и беззаветно любят книги минского дуэта? А секрет-то прост: Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак слишком хорошо помнят себя в «трудном» возрасте и считают, что из нынешних подростков выйдет ого-го какой толк!
В этой части интервью Дмитрий Гасин расспрашивает двухголового писателя о совместном творчестве, об ответственности за «сложные» темы; о том, что такое на самом деле подростковый бунт и что же с ним делать.
Дмитрий Гасин Писать вместе сложнее, чем в одиночку, или легче?
Евгения Пастернак Нет, ну в одиночку я бы все это точно не написала.
Андрей Жвалевский Конечно, сложнее в одиночку. Просто другие люди, которые пишут в одиночку, во-первых, не понимают, как это классно — писать вместе, а во-вторых, им просто не повезло. Нам повезло, мы нашли друг друга.
ЕП К тому же мы пробовали писать по одиночке, мы же физики, мы экспериментаторы — и по отдельности объективно получается хуже.
АЖ Отрицательный результат — тоже результат. Мы теперь точно знаем, что этого делать не надо.
ДГ Вы пишете книги на разный возраст: самая «младшая» книга — «Бежим отсюда!», сама старшая на текущий момент — наверно, «Пока я на краю». Для какого возраста писать было сложнее всего?
ЕП А тут дело не в возрасте, дело в теме. Вот, например, «Охота на василиска» была очень сложной книжкой, потому что тема сложная — наркотики. Но мы не думали о возрасте, когда писали. На книге формально стоит 12+, многие родители считают, что в 12 лет рановато читать о «таких вещах». Но наркологи, с которыми мы разговаривали, все утверждают, что заниматься профилактикой наркотиков после 12 уже поздно.
АЖ То есть формировать представление о том, что такое наркотики, почему они опасны, как они действуют на человека, нужно до 12 лет.
ДГ Это правда врачи говорят?
ЕП Да, это говорят специалисты-наркологи. Так что в принципе «Охоту на василиска» наоборот надо читать лет в 12 и не позже.
АЖ Когда возникает реальная опасность, когда искушения появляются, когда в компании тебе протягивают косячок — к этому моменту у тебя уже должно быть четкое представление, стоять порог. Если он не стоит, то ты, скорее всего, поведешься. Хотя бывает по-разному. А сложно нам писать все-таки для того возраста, для которого мы не пишем, — для самых маленьких. Вот тут нам очень сложно, прямо скажем — невозможно.
ДГ Возвращаясь к литературе для старших подростков. Вот этот принцип — «Предупрежден — значит вооружен» — работает ли он для всех вопросов, не только таких острых и проблемных, как наркотики? Предупреждать нужно обо всем?
ЕП А обо всем предупредить невозможно. Конечно, очень хочется — мы же, родители, для того и существуем, чтобы бегать вокруг, нервничать и думать, где бы еще соломки подстелить. А на самом деле — ты его хоть подушками обкрути, хоть соломку раскидай — он все равно упадет.
АЖ И есть еще вопрос о том, как предупреждать. Возьмем, например, суициды. Есть журналисты, которые как бы предупреждают, но на самом деле просто сеют панику. Вместо того чтобы успокаивать, давать какую-то опору, они снимают страх перед суицидом, рассказывают, что это происходит везде — а раз происходит везде, то и я могу. Вот это неправильный подход.
ЕП На самом деле у ВОЗа (Всемирная организация здравоохранения) прямо расписана журналистская этика по этому поводу — прямо по пунктам, что можно говорить, чего нельзя говорить… Но наши, создается ощущение, прочитали возовскую памятку и сделали все наоборот.
АЖ Мало того что нужно предупреждать — нужно делать это профессионально. Поэтому мы по всем сложным вопросам всегда консультируемся с психологами. Ни разу такого не было, чтобы мы что-то от балды написали.
ДГ И что же, вы читаете все эти памятки и проводите для каждой книги такую же работу, как для самой первой, «Правдивой истории Деда Мороза», где речь шла об истории Санкт-Петербурга и всей России?
ЕП Да, но там была совершенно другая степень ответственности. Если мы наврем что-нибудь об истории Санкт-Петербурга, ничего страшного не случится. А вот если мы наврем в книге о суицидах, мы можем навредить, подтолкнуть. И если бы из-за нашей книжки кто-нибудь когда-нибудь покончил с собой, мы бы себе этого никогда не простили. Это совсем другой уровень вовлеченности в тему.
ДГ Есть много хороших, умных, полезных книг, которые дети не читают и пользу из них не извлекают. А у ваших книг мощный педагогический заряд — и за эти пафосными тяжелыми словами таится простой факт: подростки их читают. Как вам это удается?
ЕП Не знаю. Мы пытаемся это выяснить у подростков, потому что мы сами не понимаем, как так происходит.
АЖ У нас нет никаких специальных секретов. Все, что мы скажем, вам скажет любой писатель: нужно быть честным, нужно не халтурить, нужно писать на актуальную тему, влезть в шкуру своего персонажа… Это азбука, это стараются делать все. Видимо, мы просто себя хорошо помним в этом возрасте.
ДГ В каком?
АЖ Я, наверно, с 14 до 16.
ЕП А я чуть позже — с 16, наверно.
ДГ То есть то свое мироощущение, те эмоции вы можете воссоздать? И знаете, как поведет себя герой, даже если сюжет еще неясен?
ЕП Да, я прямо шкурой их чувствую. Иногда, когда много подростков в зале, идет какая-то встреча, и рядом со мной находятся другие взрослые, не Андрей, — я тут же становлюсь подростком, сливаюсь с ними. Взрослый человек говорит — а у меня внутри совершенно подростковый протест! Я прямо кожей чувствую, что они прямо сейчас переживают внутри.
ДГ А что делать с этим подростковым протестом, неприятием? Что это вообще такое?
АЖ Ну это биология. Это даже не психология — подростковый протест заложен не в человеческой психике, а в природе любого высокоорганизованного живого существа, начиная с птиц. Как только птенец становится достаточно большим, он должен вылететь из гнезда. До этого момента он ребенок, птенчик, и мама его кормит и греет — но однажды он обязательно должен покинуть свое гнездо. Поэтому у него в мозгу происходят необратимые изменения, он становится совершенно бесстрашным, безрассудным, перестает бояться высоты. Он делает то, чего делать, по идее, не должен — он рискует, он выходит на край гнезда, толкается и летит куда-то в неизвестность. У человеческих детенышей то же самое: в какой-то момент он понимает, что сейчас он ничего не боится; он знает обо всех последствиях, но его это совершенно не волнует. А всех тех, кто пытается придавить его к гнезду своей тушей — как бы защитить, — он считает вредителями, ведь они мешают вырваться на свободу.
ДГ Как же так? Ведь самый часто встречающийся отзыв от родителей: «Мы же им обо всем этом рассказывали! Мы обо всем говорили! А вот у вас они прочитали — и согласились!». Получается, вы победили природу?
ЕП Да не победили мы природу. Просто мы всегда на стороне подростков. Меня часто спрашивают: но как же так, вы же сами взрослые, зачем вы выступаете на стороне подростков? Понимаете, на стороне взрослых — огромное количество других взрослых, их прямо легион. И мы все такие умные, и все такие взрослые, и все им рассказываем, как жить. А на стороне подростков взрослых единицы — нас там очень мало, но мы там очень нужны, иначе им не справиться.
АЖ И чтобы сразу пояснить: у нас в книгах на самом деле никакого «педагогического заряда» нет, ничему мы их не учим. Мы просто объясняем, что та ситуация, в которую попал человек, — не что-то уникальное, что подобное происходит не только с ним, что дело это довольно обычное. Вот этот ужас, кошмар, #мирболь — это нормальное состояние подростка. Надо перестать этого бояться, выдохнуть — и тогда половина проблем решится сама собой.
ЕП Абсолютно все подростки считают, что они уникальны в своей беде. Они все одинаковые: каждый забился, окуклился в своей боли и считает, что он такой один. Только меня одну бросил мальчик. Только я некрасивая. Только я маленького роста, переживает мальчик. Только у меня прыщи. Больше ни с кем такого никогда не было!
И мне кажется, главная (совсем не назидательная, а помогательная) функция подростковых книжек — рассказать, что ты не один такой.
АЖ Никто не говорит, что это не трагедия, правда. Это трагедия! Но из этой трагедии есть выход.
ЕП Более того, в последних книжках мы стараемся рассказать, что с вашими родителями, ребята, было ровно то же самое. И у ваших родителей, бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек тоже были прыщи, они тоже влюблялись, они не понимали, кто они и зачем живут, их бросали мальчики и девочки… Все это у них было.
Продолжение следует.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
