Сокровища Айседоры

ПРОЛОГ

Нет, он не мог оставаться здесь. В этом старинном респектабельном доме Джед чувствовал себя словно в западне. Повсюду, казалось, затаились призраки, и, чтобы изгнать их, недостаточно было просто накрыть мебель чехлами, запереть двери и уйти. Комнаты, даже пустые, хранили слишком много воспоминаний.
— Капитан Скиммерхорн?
Черт побери! Уже неделю он не капитан полиции и за эту неделю устал объяснять всем, что вышел в отставку.
Джед посторонился. Огромный гардероб красного дерева плавно проплыл через величественный холл в промозглое утро.
-Да?
— Похоже, мы вынесли все, что вы хотели отправить на склад. Может, проверите?
— Хорошо.
Джед поднялся на второй этаж. В конце концов, в его жизни было столько обязанностей, эта — всего лишь еще одна.
Что-то подтолкнуло его к комнате, в которой он жил в детстве и позже, когда остался один. Он остановился в дверях и, сунув в карманы крепко сжатые кулаки, приготовился к шквальному огню воспоминаний.
В этой комнате он плакал тайком, стыдясь своих слез. Мужчине из рода Скиммерхорнов не подобает открыто выказывать слабость. А потом, когда слезы высыхали, он всякий раз вынашивал мщение. Беспомощное детское мщение, неизменно обращавшееся против него самого.
В этой комнате он научился ненавидеть.
Но это всего лишь комната. Всего лишь дом. Он убедил себя в этом задолго до того, как вернулся сюда уже взрослым мужчиной. И все встало на свои места. Ему даже нравилось жить здесь... До того, как это все случилось с Элейн.
— Джедидая.
Джед вздрогнул. Правая рука рванулась к пистолету, но он вовремя осадил себя. Прежде никто не смог бы незаметно подобраться к нему сзади. Именно поэтому он теперь не носит оружие.
Джед расслабился и оглянулся. Его бабушка, Онория Скиммерхорн Роджерс, в норковом манто, со скромными бриллиантами в ушах, с аккуратно уложенными белоснежными волосами, казалась бы беззаботной состоятельной вдовой, если бы не тревожное выражение ее синих глаз.
— Мне казалось, я убедила тебя подождать, — тихо сказала бабушка, тронув его за плечо.
Джед отпрянул. Как истинный Скиммерхорн, он не терпел, когда его трогали.
— Не было причин ждать.
— А для этого ты нашел причину? — Бабушка показала на оголенную комнату. — Нашел причину опустошить дом, избавиться от своих вещей?
— В этом доме нет ничего моего.
— Глупо!
— Что глупо? Поражение? Или то, что я еще жив?
Если бы она так сильно не тревожилась, его резкий ответ вызвал бы не менее резкий выговор.
— Дорогой, не может быть и речи о поражении.
Или о чувстве вины. — Онория физически ощути ла, как внук отдаляется от нее, и погладила его по щеке, хотя — верь она, что это поможет, — с боль шим удовольствием хорошенько встряхнула бы его. — Тебе просто нужно время.
Джед собрал всю силу воли, чтобы не отпрянуть от прикосновения бабушкиных пальцев.
— Я выбрал такой способ.
— Отказаться от семейного дома?
— Семья? — Его смех прозвучал резко, и холл ответил насмешливым эхом. — Мы никогда не были семьей. Ни здесь, ни в каком другом месте.
Ее взгляд, до этого ласковый и сочувственный, стал жестким.
— Отказываться от прошлого так же скверно, как и жить в нем. Что ты делаешь? Отшвыриваешь все, что заработал, все, чего достиг? Признаю, я не была в восторге от твоего выбора профессии, но это был твой выбор, и ты добился успеха. Став капитаном полиции, ты сделал для прославления имени Скиммерхорнов больше, чем все твои предки с их деньгами и властью.
— Я пошел в копы не для того, чтобы прославить свое чертово имя.
— Конечно. Ты сделал это ради себя, несмотря на огромное семейное давление... включая мое. И мне оставалось лишь удивляться, откуда у тебя столько сил.
Онория с тревогой смотрела на Джеда. Как любая бабушка, она волновалась из-за того, что он сильно похудел в последние месяцы, но, как женщина, не могла не признать, что его осунувшееся

лицо под взъерошенными светлыми, с золотистым отливом волосами стало еще интереснее. Высокий, широкоплечий, очень мужественный, несмотря на обманчиво мягкие чувственные губы. А в ярко-синих глазах, таких же, как и ее, сейчас дерзких и одновременно затравленных, она видела мятущегося подростка, которого так хорошо помнила.
Однако того мальчика уже нет, а этому мужчине она вряд ли могла чем-то помочь.
— Я не приветствовала твое возвращение сюда после смерти родителей, но и это твой выбор. А сейчас ты явно совершаешь ошибку. Продажа дома и отказ от карьеры — не ответ на трагедию. Ты раз очаровываешь меня, Джедидая.
Ему стало больно. Бабушка редко так говорила, и эти ее слова жалили сильнее, чем когда-то злобные оскорбления отца.
— Лучше разочаровать тебя, чем взять на себя ответственность за жизнь даже одного полицейского. — Джед вынул руки из карманов, с трудом разжал кулаки. — Я не могу командовать. Может, никогда больше не смогу. А что касается дома, его надо было продать давным-давно. После смерти родителей. И я продал бы его, если бы Элейн согласилась. — Он сглотнул горький комок в горле. — Теперь ее тоже нет, и я сам принял решение.
— Да, сам. Но неверное решение.
Ярость вскипела в нем. Захотелось ударить кого-нибудь, кого угодно. Такое желание накатывало на него теперь слишком часто. И именно поэтому он был теперь гражданским лицом, а не капитаном Д.-Т. Скиммерхорном из полицейского департамента Филадельфии.
- Как ты не понимаешь? Я не могу жить здесь.
Я не могу спать здесь, я задыхаюсь. Я должен убраться отсюда хоть к черту.
— Тогда переезжай ко мне. На праздники. Хотя бы до первого января. Отдохни, пока не совершил непоправимую глупость. — Ее голос снова смягчился. — Джедидая, прошли месяцы с тех пор, как Элейн... как Элейн была убита.
— Я знаю, сколько времени прошло. — Да, он точно знал момент смерти своей сестры. В конце концов, ведь это он убил ее. — Я глубоко тронут твоим приглашением, но у меня свои планы. Сегодня я еду смотреть квартиру. На Саут-стрит.
— Квартиру. — Онория вздохнула. — Господи, Джедидая, ну что за чепуха! Купи себе другой дом, если уж не можешь жить в этом, попутешествуй, но не хорони себя в какой-то убогой комнатенке.
Джед с удивлением обнаружил, что еще может улыбаться.
— В объявлении говорится, что квартира тихая, просторная и в хорошем районе. Мне это не кажется убогим. Бабушка, — он сжал ее руки, не давая воз разить, — хватит спорить.
Онория снова вздохнула, признавая свое поражение.
— Я хочу только лучшего для тебя.
— Как всегда. — Джед с трудом справился с нервной дрожью, чувствуя, как стены наступают на него. — Прошу тебя, уйдем отсюда.

В театре «Либерти» — как всегда перед Рождеством — шла генеральная репетиция инсценировки диккенсовского «Святочного рассказа с привидениями».
В любом зрительном зале без публики — с игрой света и костюмов на сцене, с гулкими голосами актеров — есть особая магия: магия волшебства, невероятных превращений, пульсирующей энергии безудержных амбиций.
Айседора Конрой стояла за кулисами не в силах оторвать взгляд от сцены. Волнение окрасило легким румянцем ее матовую кожу, улыбка тронула чувственные губы. От восторга ее карие глаза широко распахнулись, оттенив нежное, с тонкими чертами лицо. Темные с золотистым отливом волосы придавали ей особое очарование и живость. Театр был у нее в крови — она впитала его магию с самого детства.
Происходящее на сцене Айседора переживала почти как реальность. Наблюдая за отцом, бряцающим цепями и произносящим нараспев зловещие пророчества, она готова была поверить в призраков. И сейчас он был для нее скрягой Марли, навечно закованным в цепи собственной жадности. Вдруг Марли громко потребовал изменения мизансцены, став Квентином Конроем, актером и директором театра.
Подбежала Офелия, сестра Айседоры.
— Дора! Мы отстаем от графика на двадцать минут.
— У нас нет никакого графика, — прошептала Айседора, одобрительно кивая: сцена неуловимо изменилась и стала совершенной. — Я никогда не составляю графиков для коммерческих поездок. Посмотри, Ли. Разве не чудесно?
Офелия перевела взгляд на сцену.
— Да. Хотя один бог знает, как ему удается год за годом с таким успехом возобновлять один и тот же спектакль.
— Традиция, — просияла Дора.
Покинув театр, она не перестала любить его, не перестала восхищаться отцом, научившим ее блистать в любой, самой невыигрышной роли. Она сотни раз видела перевоплощения отца на сцене, была свидетелем его триумфов и провалов, но никогда Квентин Конрой не забывал о своем предназначении: развлекать.
— Помнишь маму с папой во «Сне в летнюю ночь»? Титания и Оберон!
Ли восхищенно закатила глаза и улыбнулась.
— Как это можно забыть? Мама неделями не выходила из образа. Нелегко жить с королевой фей и эльфов. И если мы сейчас же не уберемся отсюда, эта королева начнет перечислять, что может слу читься с двумя одинокими женщинами, рискую щими отправиться на машине в Виргинию.
Дора обняла Ли за плечи.
— Успокойся. Я ее нейтрализовала, а у папы че рез минуту перерыв.
И точно. Ровно через минуту актеры разошлись, и Дора вбежала на сцену. — Папа, ты был великолепен.
— Спасибо, дорогая. — Он величественно поднял руку, и изорванный саван заколыхался вокруг него. — По-моему, грим лучше, чем в прошлом году.
И действительно. Казалось, что красивое отцовское лицо вот-вот начнет разлагаться.
— Лучше. Ты ужасен. — Дора легко поцеловала его в губы, стараясь не размазать грим. — Жаль, что мы пропустим первый спектакль.
— Ничего не поделаешь. — Квентин надулся. Театральную династию Конроев продолжал теперь только сын. Обе дочери были для нее потеряны: одна вышла замуж, другая ударилась в свободное предпринимательство. Правда, ему иногда удавалось заманивать их на небольшие роли. — Итак, мои малышки отправляются на поиски приключений.
— Папа, мы едем на аукцион, а не в дебри Амазонки.
— Не вижу разницы. — Квентин подмигнул и поцеловал Ли. — Берегитесь змей.
— О, Ли! — Шелестя турнюром и перьями шляпы, на сцену выбежала Трикси Конрой. — Звонит Джон. Он не может вспомнить, что сегодня у Мисси: собрание девочек-скаутов в пять или урок музыки в шесть.
— Я все записала. Как он будет справляться с детьми три дня, если не может прочитать список?
Ли метнулась за кулисы.
— Джон такой милый. Безупречный зять, — прокомментировала Трикси. — А теперь, Дора, по обещай, что осторожно поведешь машину.
— Обещаю, мама.
— Да, конечно, ты всегда осторожна. Ты не будешь подсаживать попутчиков?
— Даже если они будут умолять на коленях.
— И ты будешь останавливаться каждые два часа, чтобы давать отдых глазам?
— Строго по часам, мама.
Трикси пожевала нижнюю губу, пытаясь, как обычно, предусмотреть все возможные опасности. — Все-таки Виргиния ужасно далеко. И может пойти снег.
— У меня шипованная резина. — Дора поцеловала мать. — Перестань волноваться. В машине есть телефон, и я буду звонить со всех границ штатов.
— Ах, какая прелесть! — Трикси заметно повеселела. — Да, Квентин, дорогой! Я только что заходила в кассу. — Она низко присела в реверансе перед мужем. — На всю неделю остались одни стоячие места.
— Естественно. — Квентин закружил жену в вальсе. — У Конроев — только аншлаг.
— Ни пуха ни пера. — Дора поцеловала мать на прощание. — И не забудь, папа, сегодня днем ты показываешь квартиру.
— Я никогда не забываю о деловых встречах. По местам! — крикнул он актерам и подмигнул дочери. — Счастливого пути, дорогая.
Под лязг его цепей Дора покинула сцену.