Знакомим вас с несколькими стихотворениями липецкой поэтессы Анастасии Пчеловой (р. 2000). Автор публиковала стихи в альманахе «Бунинские озерки», журнале «Петровский мост», литературном сборнике «Фаворит». Полную подборку, в которую вошли произведения ниже, можно прочитать в четвертом за 2017 год номере журнала «Юность».

* * *

А лето летит по телу,
Сорвав и попрятав катушки.
Лягушки нас перепели,
А Море загнулось в ракушке.
Число-то сегодня какое?
А так ли все это важно?
Сожжем календарь. На кой он?
Числа никому не скажем —
Лети, парашютик — время.
Весь мир пополам по порам.
Нас вечность целует в темя,
Мы в землю пускаем корни.
Сто лет сплетены наши тени,
По веткам скучают кукушки.
А Лето осталось в теле,
Навеки зарыв катушки.

Граблеход

По выпотрошенной крыше пульс рушится, точно дождь.
Я бы пришла в себя, но меня там не очень-то ждут.
На белой рубашке души то ли алая брешь, то ли брошь.
Мне предлагают пряник, но я отбираю кнут.

Я вроде на вид Дюймовочка, но на деле уродливый крот,
Который зарывается в себе, грызет горький гранит
Под названием «грусть». Он не знает понятий «выход» и «вход»,
Только «взорвать все к чертям» или попросту «динамит».

Тем, кто стучится в сердце, удается попасть лишь в пасть.
Да и то в той кунсткамере не подают на десерт лесть.
Говоришь, жесткая правда? Будешь есть остывшую месть.
Кто-то умирает от нервной анорексии, кто-то отделывается аллергией на страсть.

Кто-то говорит, что пишу эмо-подростковый бред,
Кого-то интересует причина того, что меня прет.
А у меня такое ощущение, что на шее затянули корсет
И заставили петь о том, что родной мне человек мертв.

Ведь я не просто гармонично структурированная плоть.
Я четырехстенный вид, истеричка трижды штопанный рот,
Цветок, который судьба не хочет ни выполоть, ни всполоть,
Бутылка шампанского, отказывающаяся разбиваться о борт,

Случайно просыпавшийся из глаз серебряно-ртутный град,
Неправильная пчела, которая делает неправильный мед,
Очередной поэт, который мечтает сбежать от себя в Ленинград,
И, наконец, самый высокоскоростной граблеход.

Тараканы

Собирала себя по кирпичикам,
По стихам, по мажорным клавишам,
Все обиды из сердца вычеркнула,
Всех забывших меня товарищей.

Ураган, приручив, одомашнила.
Океан поместила в вакуум.
Весь фасад идеально покрашенный —
Я замазала все каракули.

И сижу — тараканы по полочкам
Накрахмалены, поначищены,
И костюмы на них с иголочки.
Ух, и гады они напыщенные!

«Нам не нравится Ваше общество», —
И закрыли в пустой кладовой.
Мне на пользу пошло одиночество,
Но пора отвоевывать голову.

Ты гори, Океан, синим пламенем.
Ураган, выметайся с пастбища.
Вам меня не увидеть правильной
— К черту строки, мажорные клавиши.

Я живая, и я живучая
С улетевшею в космос крышею!
Вы меня никогда не замучаете —
Я сама себя победившая!

Вот стою на обломках прошлого.
Разбежались в страхе обидчики.
Я плохая, и я хорошая,
И по ветру крошу кирпичики.

Звездное небо

«Требовать от человека любви — точно ждать, что потолок превратится в звездное небо», —
Говорила она, пока он кормил ее с ложки пловом.
До этого ему не приходилось лезть в карман за словом,
Но сейчас он еле нашарил в нем «может, хлеба?».

Когда он пришел к ней, то обнаружил ревущую тушу в луже потекшей туши.
Боже, как же он обожал эту прелестную до невозможности рожу.
Словно слоновье стадо, мураши побежали по коже
От одной мысли, что он к ней хоть на миллиметр ближе, хоть на миллиграмм нужен.

И он слушал про очередного разочаровавшего, разворотившего, но раскочегарившего ее душу,
В знак согласия целомудренно целовал в макушку,
Попался на мысли, что знает о ней все, вплоть до численности веснушек.

Он совершенно чокнулся, свихнулся, слетел с катушек,
Попавшись в ловушку куклы с острова надоевших игрушек.

Он всегда был тем, про кого говорят, мол, он славный парень, хороший мальчишка,
Тем, кого априори записывают в жилетки и просто другом.
В телефонной книге он значится как «человек-услуга».
И даже ей было глубоко плевать, что он далеко не пустышка.

И еще неизвестно, сколько бы продолжалась эта игра в кошки-мышки,

Если бы однажды он не понял, что его не устраивает судьба одного из семи гномов при Белоснежке.
Он и так уже раскрошил все зубы, даже не надколов титанового орешка.
И, возможно, что это чья-то злобная шутка, Божья насмешка,

Но если любовь — игра, то он не желает быть в ней шестеркой и пешкой.

И в этот момент на него обрушивается его собственный сказочный потолок.
Какая романтика? Голова лопается, из глаз сыпятся искры.
Смотрит. Предел мечтаний лежит невзрачным бетоном у его ног.
Поднимает глаза. А звездное небо, оказывается, всегда было близко.