Знакомим вас с рассказом Романа Сенчина (р. 1971), напечатанном в девятом за 2017 год номере журнала «Октябрь».
Поход
Но папа болел не всегда, у него была другая жизнь. Артемка часто разглядывал фотографии, где он широкоплечий, раздвигающий усы и бороду широкой улыбкой, в тельняшке или голый по пояс. На фото папа стоял возле быстрой, пенящейся реки, на фоне гор с острыми вершинами, рядом с палаткой, дымящимся костром… Часто вместе с папой была мама, тоже улыбающаяся, совсем юная… Теперь мама улыбалась редко, осторожно, на ее лице не разглаживались бороздки морщин, спина согнулась, будто устала держать переполненную тяжкими мыслями голову…
Другая жизнь скрывалась в чулане. Полазать, покопаться в нем Артемке не разрешали, закрывали дверь на высокую защелку, до которой он не мог дотянуться. Но когда мама или папа
Эти фото и вещи в чулане завораживали Артемку все сильнее. Он чувствовал, что за пределами его двора, детского садика, маленького парка и пруда размером с бассейн есть огромный, разнообразный, таинственный мир. И этот мир тянул его.
Родители не рассказывали о той, другой своей жизни, о другом мире, но постепенно, из отдельных фраз, пойманных его жадным слухом, из передач по телевизору, мультиков Артемка узнал, как оказаться там, у быстрой реки, в настоящем лесу, у костра, — нужно пойти в поход. И стал просить папу — с мамой об этом говорить
Папа кивал и растягивал губы, но это была не улыбка, а жалкая гримаса. Словно папу кололи и рвали, и ему было больно.
— Не могу я в поход, Артемыч. Болею… А для похода силы нужны.
Артемка отходил, долгие дни думал над этими словами, а потом, придумав, снова заговаривал о походе:
— Ну хоть маленький. С маленьким рюкзаком.
И однажды папа согласился:
— Хорошо. В субботу пойдем.
Артемка задохнулся от неожиданности, даже слезы полезли. Чтоб спрятать их, обнял папу, потом оторвался, спросил:
— А через сколько суббота?
— Через два дня.
Два дня. Но никогда, даже перед днем рождения и Новым годом, они не тянулись так долго. И никогда Артемке не было так страшно, что заветный день не наступит. День рождения или Новый год придут все равно — как бы он ни вел себя, что бы ни делал, — а вот день похода… Тем более что папа с мамой поссорились.
Артемка уже лежал в кровати, когда услышал их голоса. Голоса были как всегда, когда они выясняли отношения. Этим — «мы выясняем отношения» — родители всегда прятали ссору. Но напрасно. Выражение их голосов было почти таким же, как у ссорящейся ребятни в садике, во дворе, у взрослых по телевизору… Мамин голос был плачущим, а иногда сухо рыдающим, папин же то
— Какой поход?! Какой поход еще?.. — плачущий мамин. — Ты ведь знаешь, в каком ты состоянии!
— Но парню надо, — глухой папин. — Москву хоть увидит не такой, как привык. Рядом сходим… в Коломенское.
—
— Попробуем.
— И оттуда на «скорой» в больницу?! — Мама сухо рыданула.
— Артему шесть лет скоро, а что он видел? И каким меня видит?.. Попробуем… налегке.
Часто Артемка поднимался и шел на голоса. Останавливался в дверях и смотрел на родителей. И они замолкали, ссора гасла. Но сейчас
— Ты ведь знаешь, к чему приводят эти походы, — сдавленно рыдала мама. — К чему тебя они привели. Как ты упал с этой скалы своей… Теперь вот все мучаемся…
— Я считаю, — рычал папа, — что нам нужно погулять в Коломенском — по оврагу, по берегу…
Артемка уснул тяжело, и всю ночь ему снилось страшное. Оно угрожало, подстерегало, пыталось схватить и бросить… Голос папы: «Артемыч, подъем, в садик пора» — стер всю эту жуть. Осталось лишь слово «овраг»…
Все два дня мама была сердитой и напряженной. Борозды морщин стали еще глубже. Но Артемку она не ругала, не упрекала, что уговорил папу согласиться идти в поход. Молчала. Но это молчание было очень гнетущим.
В пятницу вечером, вернувшись из садика, Артемка с мамой застали папу в чулане. Он разбирал
—
Мама охнула, но не стала ничего говорить.
— Это моя, — продолжал папа, — почти таким же, как ты, носил.
Артемка надел — было слишком свободно, пальцы еле высовывались из рукавов, но он сказал:
— Хорошая куртка.
— Это не просто куртка, это — штормовка. В таких в походы и ходят… Ладно, рукава завернем, а сюда — ремень, — и защелкнул на поясе настоящий солдатский ремень. На голову надел такого же цвета бейсболку с обтрепанным козырьком. — Сапоги резиновые у тебя есть…
Ужинали молча, в напряжении. Артемка прятал радость от предстоящего, такого уже близкого похода. Казалось, начнет радоваться открыто и всё сорвется. Напряженное молчание перерастет в ссору мамы и папы…
Рано для пятницы — обычно заигрывался или смотрел телик до десяти часов — лег спать. С замиранием сердца ждал голосов — маминого плачущего и папиного глухого, — но их не было…
— Артемыч, пора! — выдернуло из сна бодрое.
Зная, что сегодня выходной, Артем хотел было полежать еще, поваляться, в полусне поиграть в кровати, но тут же вспомнил, что их ждет, вскочил.
Мама была пусть не веселой, но деловитой, деятельной. Укладывала
— Умывайся и давай скорей за стол, — сказала Артемке и попыталась улыбнуться. — И отправимся…
Вышли из дома в странной для города одежде, со странными вещами… Было тепло, сухо, а они в сапогах, этих штормовках, папа и Артемка в не летних
Артемка слегка застеснялся своего вида, а потом, наоборот, загордился. Сейчас все ребята и девчонки их дома будут целый день париться в квартирах или торчать во дворе, пытаясь играть в надоевшие игры, в лучшем случае — пойдут шляться по маленькому скучному парку, взрослые тоже проведут этот день скучно и тоскливо, а их семья уходит в поход. Овраг, река,
Но до приключений оказалось далековато. Троллейбус, долгий путь в метро, пересадка с одной ветки на другую, снова грохочущий и свистящий по туннелю поезд… Артемка успел подремать.
Наконец папа сказал:
— На следующей — выходим.
Вышли на станцию, поднялись по эскалатору, оказались на улице.
Артемка понимал, что вряд ли
Но вышли опять в городе. Торчали обыкновенные дома, торопились прохожие, ехали и ехали машины. Артемка приуныл, лямки рюкзака стали давить на плечи, сапоги показались неудобными и лишними.
— Пойдем, пойдем, — сказал папа. — Сейчас все будет…
Миновали проезжую часть и вошли в раскрытые ворота.
Артемка глянул вперед и прилип к
Ниже куполов замок светился расписными наличниками, блестел стеклами окон и одновременно словно сурово хмурился
— Это дворец царя Алексея Михайловича, — говорил папа, слегка задыхаясь, но не теряя бодрости. — То есть реконструкция. Построенный заново.
— Красиво, — произнесла мама, кажется, первое слово после выхода из квартиры.
Не спеша приближались к дворцу. Артемка уже различал узоры вокруг окон, орлов и металлические флажки над куполами, резьбу на столбах крыльца, расписные двери, пушки… Издали дворец казался хоть и всамделишным, но немного игрушечным, а теперь было ясно: настоящий, в нем можно жить. Но жить мог действительно только царь.
— Старый дворец в другом месте стоял, — продолжал рассказывать папа, — в самом Коломенском, рядом с церковью. Потом он состарился и его снесли. Недавно по чертежам построили этот… В старом дворце Петр Первый бывал, Екатерина Великая, дочка Петра Первого Елизавета родилась, императрица. Вон ей памятник, на коне дама… Коломенский дворец восьмым чудом света называли. Осмым дивом, как тогда говорили…
— А в него пускают? —
— Пускают. Только ведь мы в походном, с рюкзаками… Давай в другой раз. Оставим на будущее.
И Артемка твердо кивнул: да, на будущее.
Медленно прошли мимо дива. Не прошли, а
Нет, тишины не было:
За дворцом начались ряды деревьев. Это оказались яблони, усеянные красными плодами. Папа сорвал три яблока, дал маме одно, другое Артемке, а третье, потерев о рукав, надкусил.
— Кисловатое еще… Ну ничего, пригодится. Или в компот, — сунул яблоко в большой карман своей штормовки.
Артемка кусать не стал, тоже спрятал яблоко в карман.
Побрели меж деревьями по траве, помогая себе палками.
— Может, передохнешь? — тревожась, спросила мама.
Папа улыбнулся:
— Пока нормально. Сейчас в овраг спустимся, там привал…
На дереве впереди зашуршало, по стволу метнулось нечто серое, и затем раздался слабый писк. Артемка увидел на ветке серого кота, а в пасти у него такую же серую птичку. Вернее, ком перьев. Кот угрожающе смотрел прямо в глаза Артемке.
— Кошмар! — выдохнула мама и отвернулась.
— Ничего, — голос папы, — это природа. Уже конец августа, птенцы выросли… Пошли.
Артем долго оборачивался на кота, а тот провожал его все тем же угрожающим взглядом. Будто соперника.
— Не кошка, а прямо рысь
Вышли на узенькую тропинку и пошли по ней влево… Миновали
—
Стали спускаться. И чувство близости города исчезло у Артемки совсем. Они были теперь
— Ну что? — Папа замедлил шаг. — Привал?
Расположились слегка в стороне от тропы, на небольшой лужайке. Мама достала плед и еду, папа — железный чемоданчик, в котором обнаружилось сложное устройство.
— Костер здесь нельзя… На этом чайку вскипятим.
Поставил на спиртовку котелок, налил воды из бутылки… Артемка был слегка раздосадован: он ожидал, что костер будет. Натаскают сухих веток, сложат горкой, подожгут… Но ничего, можно и без костра: это ведь маленький поход. В большом походе будет и костер.
Пока вода грелась, поели колбасы, кружочки огурца, дольки плавленого сыра… Артемка ел с аппетитом: позавтракал торопливо и успел проголодаться. К тому же на воздухе есть было куда приятней, чем дома… Папа
—
—
Действительно, во дворе, по пути в садик, в садике на прогулках он редко замечал небо. Его как бы и не было — этакий высокий потолок, чаще всего сероватый, иногда голубой. А здесь небо прямо лезло в глаза, но не мешало, не давило. Хотелось подпрыгнуть и побежать по нему…
Мама молчала, но глаза ее были добрые. Печальные и добрые…
Папа поднялся, стал осматривать кусты и траву.
— Тут, оказывается, мята есть. В чай добавим.
Вода в котелке закипела, мама сыпанула туда заварки, папа — пощипанные ногтями зеленые листочки и выключил спиртовку.
Пили чай из металлических кружек вприкуску с пряниками. Артемка не
После чая еще посидели, потом не спеша собрались и пошли дальше.
Овраг все сужался, появились высокие деревья, закрывающие небо. В конце концов стало сумрачно, слева от тропинки появился ручей.
— Этот овраг называется Голосов, — рассказывал папа сквозь одышку, хотя двигались они медленно, брели, скорее, а не шли. — Он очень знаменитый и таинственный… Артемыч, ты знаешь, что нарисовано на гербе Москвы?
— Ага. Богатырь змею убивает.
— Это Георгий Победоносец, побеждающий змия. Дракона… И есть легенда, что битва происходила как раз здесь, в этом овраге. Скоро будут камни. Один напоминает голову коня, а другой — кишки. Говорят, что это кишки коня — змий хвостом ему брюхо разрезал…
Артемке стало жутковато, но и любопытно. Появлялась обязательная для любого похода тайна. Ведь и смешарики в мультике отправились в поход за кладом. А здесь хоть и не клад маячил впереди, но нечто похожее. А может, и клад найдут. Или шлем Победоносца, кольчугу… Нет, шлем и кольчугу не найдут — ведь он победил змия, пусть и коня лишившись.
— Вряд ли это действительно останки коня, — продолжал папа, — но камни эти непростые. И по форме, и еще по разным вещам. Один, тот, что на кишки похож, говорят, помогает женщинам ребеночка родить. А еще рассказывают, что когда в этом овраге образуется туман, то можно в другое время перенестись…
Артемка жадно слушал.
— Однажды спустился сюда отряд татар… захватчиков. И тут — туман. Они вышли из оврага, и оказалось, что уже пятьдесят лет прошло. Их арестовали… И потом были случаи… Однажды милиционер… полицейский, как сейчас называют… наткнулся на
— Ты хорошо подготовился, Олег, — похвалила мама. — А второй камень какой силой обладает?
— К нему воины приходили перед сражением… Ну традиционно — один камень для женского пола, другой, соответственно, для мужского… Вон они уже как раз.
Первый камень лежал почти на тропе, второй — на крутом склоне.
— Это мужской? — спросила мама и, не дожидаясь ответа, присела и погладила его.
—
Мама ответила коротко и серьезно:
— Надо, — и
Головы коня в камне Артемка сначала не увидел — камень слегка напоминал оплывшую букву «г». Но, отойдя на несколько шагов, заметил мускулистую шею, морду с глазницей, большую ноздрю… Может, и настоящая окаменевшая голова. А что мало похожа, то ведь столько веков прошло, столько дождей лило, снега таяло, точило, разъедало…
К женскому камню подниматься не стали. Высоко и круто, папе опасно. Да к тому же возле камня, бугристого, словно слепленного из многих булыжников, ругались женщины. Одна, помоложе, пыталась привязать красную ленточку на ближайшее дерево, а две другие, постарше, почти старухи, не давали.
— Хватит тут со своим язычеством!.. Это грех, бесовство!.. — громко говорили старухи.
— Мне нужно, — отвечала, почти плача, та, что помоложе, — сказали, что так надо, что помогает…
— Вот бес и поможет бесенка зачать. Молиться надо в храме божьем, а не бесовскими ритуалами дитё испрашивать.
— Вот вы! — Женщина закричала. — Вам грех человека надежды лишать!
Мама потянула Артемку дальше по тропе:
— Пойдемте. Не будем портить настроение.
Артемка хотел расспросить, о чем ругаются эти женщины, но понял — сейчас не надо. Может, потом. Если не забудет.
Тропа становилась все сложнее, запросто можно было съехать с нее в бегущий по выложенному камнями руслу ручей. Приходилось хвататься за деревья…
Папа шел все медленней, он заметно ослаб. Как только добрались до мостика через ручей, присел.
— Выпей таблетки, — сказала мама снова ставшим строгим голосом.
Папа послушно кивнул, достал из кармана штормовки пузырек, бросил из него в рот две таблетки; мама подала воду.
Артемка, коротко оглядывая окрестности, увидел, что ручей подпитывают родники. Родники тоже были обложены камнями. Правый склон укрепляли ряды вбитых в землю бревен…
— Раньше здесь вообще дикое место было, — отдышавшись, сказал папа. — Потом вот занялись обустройством… До этого действительно верилось, что здесь можно лешего встретить. Или исчезнуть и выйти через полвека, в другое время совсем… Хм, вот я потеряюсь, а выйду — Артемыч уже старичок, дедушка с кучей внуков, а я все такой же — тридцать четыре года.
— А я как? — с обидой спросила мама.
— Мы бы с тобой вместе исчезли.
— А Артем с кем останется?
Мама и папа долго и внимательно смотрели друг другу в глаза. Потом папа вздохнул:
— Да, лучше ничего не менять. Будем жить и расти все вместе.
— Правильно, вместе, — с облегчением подтвердил Артемка, хотя и не верил, что мама и папа
Папа поднялся, пошли дальше.
Овраг снова расширился, тропинка стала ровнее, деревья расступились. Стало светлее.
Слева оказался пруд с плавающими по нему птицами.
— Мам, — спросил Артемка, — это кто?
— Ну, сынок, ты что, ты же видел на картинках.
— Гуси?
— Утки, Артем.
Артемка долго смотрел на уток. В жизни они были другими, чем в книжках… Утки, заметив, что на них обратили внимание, подплыли ближе. Одна, с зеленой шеей, требовательно крикнула. Не крякнула, а именно крикнула.
— Это селезень, — сказал папа. — Мужчина. Хлеба просит.
Мама достала из рюкзака кусок батона, протянула Артемке:
— Отщипывай и бросай им. Это приятно, уток кормить…
Артемка отщипнул и бросил кусочек. Кусочек упал в траву.
— Ближе подойди. Только не свались в воду.
Утки хватали белый мякиш батона и тут же отплывали. Проглотив, подплывали снова и пытались поймать новый кусочек. Слегка щипали друг друга. Боролись за еду…
— Ух ты, какой наглец! — возмутилась мама и встала за спиной Артемки. — Весь хлеб отобрать хочет… Пошел отсюда.
— Что ж, и нам пора, — сказал папа. — Еще много чего важного надо увидеть.
Впереди была река. Широкая, настоящая.
— Как называется? — спросил Артемку папа.
Артемка молчал. Он знал названия некоторых рек — Волга, Енисей, Нил, Амазонка. Но не решался гадать вслух.
— Как в Москве река называется? — заговорила мама. — Главная река в нашем городе…
Артемка неуверенно, почти вопросительно выдавил:
— Москва?
— Правильно.
— А мы совсем в городе?
— Не совсем, — тоже неуверенно успокоил папа. — Тут
Артемка проследил за папиной рукой и увидел на горе серую, будто выбитую из скалы церковь. Артемке встречалось в жизни несколько церквей, и все они были веселые, со множеством украшений, напоминающие залитые кремом торты. А эта была строгой, серьезной. Казалось, это окаменела огромная несчастная женщина, закутанная с головы до ног в одноцветный платок. Вышла на высокий берег реки,
— Эту церковь при Иване Грозном построили, — сказал папа, — а может, и раньше. Во всяком случае, ей без малого пятьсот лет. Полтысячелетия. На самом краю обрыва стоит. И держится…
Артемка понимал, что нужно
— Так, — папин голос, — а теперь обратимся налево.
Артемка с трудом послушался и разглядел за деревьями острую вершинку белой церкви. Вершинка эта словно карабкалась к небу. На глазах удлинялась, полоски ромбиками увеличивались…
— Церковь Вознесения в Коломенском, — продолжал говорить папа, но осторожно, не мешая Артемке любоваться. — Настоящее чудо.
—
— С этой стороны оврага было село Коломенское, где стоял тот дворец, а с другой — Дьяково, дальше — Сабурово. И везде яблоневые сады росли…
Вернулись к ручью. Здесь он был шире, крепче, а у еще одного мостика образовывал озерцо и, выливаясь из него водопадиком, уходил в большую реку.
Пока Артемка наблюдал за водой, мама с папой тихо спорили.
— Давай в Коломенское, а потом в метро, — говорила мама, — тебе хватит уже, ведь еле на ногах держишься…
Папа не соглашался:
— Там люди, ларьки все эти, карусели… Всё впечатление смажут. Лучше вот там обойдем гору и вернемся к Каширке.
— По буеракам снова…
— Нормально, еще один привал сделаем. Все нормально.
Перешли ручей по мостику и побрели по посыпанной мелкими камешками дороге вдоль берега
— Молодняк учат, — сказал папа, — скоро полетят.
— Куда полетят?
— На юг… Почти все птицы улетают. Кроме голубей да воробьев. Даже ворон, кажется, нет в Москве зимами.
— Есть, — отозвалась мама. — Я видела.
Папа легко согласился:
— Наверно…
А Артемка изучал тот, противоположный, берег реки. Таинственный, совсем, казалось, дикий. Тянуло туда, звало, обещало много интересного, разные приключения.
Но берег был недостижимым, нечего было и мечтать там оказаться… Нет, он окажется, исследует. Потом. Когда подрастет. Сейчас хорошо и то, что он узнал об этом месте, о том, что оно существует…
Артемка перевел взгляд направо и увидел деревья, а над ними — ту церковь, похожую на окаменевшую женщину. Она действительно стояла над самым обрывом, а отсюда, снизу, словно бы висела в воздухе… Артемка прибавил шагу, боясь, что сейчас церковь возьмет и прыгнет в реку, задавит по пути его, маленького и растерянного.
И тут
— Ты чего?! — изумился папа. — Это дельтаплан. Красота… Гляди.
Артемке было уже стыдно своего вскрика, он впился глазами в движущийся по небу огромный то ли воздушный змей, то ли
— Ребята с горы бегут, ловят поток воздуха и парят, — рассказывал папа с уважением и как бы завистью. — Молодцы. Давно не видел… Знаешь, какая смелость нужна! Бывает, не попадают в ветер, падают…
Дельтаплан удачно сделал круг над лесочком, рекой и стал удаляться.
— Нам тоже туда, — кивнул папа на холмистое, с деревьями и кустами пространство. Большое и вольное.
Взобрались по не очень крутому склону. Папа сразу присел.
— Передохнем… Водички попьем.
Отсюда было видно, что пространство не такое уж большое, не совсем вольное. Вдали, со всех сторон, тесно стояли дома. Казалось, дай им волю, и они ринутся сюда, займут этот кусок природы, зальют траву асфальтом, бетоном, на которых выстроятся машины…
— Как ты? — Мама заботливо склонилась над папой. — Дойдешь по метро?
— Дойду… Нормально.
Метро. От этого слова последнее очарование пропало, и Артемка поджал губы. Какой это поход, когда рядом метро…
— Так, продолжаем. — Папа поднялся.
— В метро? — плаксиво уточнил Артемка.
— Пока нет. Мы тут еще не всё обошли…
Мама заметила:
— Только давай сильно не увлекаться.
Тропинка петляла меж деревьями, огибала
— А вот тут можно сделать серьезный привал. И перекусить.
Они стояли перед большим бугром или маленьким холмом — Артемка не мог выбрать определение.
Хоть вокруг все было неровно, но этот
Мама расстелила плед, разложила еду. Уселись.
— А знаете, — сказал папа, — где мы нашу колбасу жуем?
— Где? — Мама насторожилась.
Папа указал на
— Это Дьяково городище — первое человеческое поселение на территории Москвы. Самое древнее… На вершине стояли два длинных дома. Археологи нашли кости медведей, оленей, еще разной дичи. Представьте, охотники спускаются вниз и
Артемка с готовностью закивал, жалея лишь о том, что папин вопрос заслонил нарисовавшуюся в воображении живую картинку с древними людьми.
— Мы с мамой раньше всё подальше уезжали, — продолжал папа. — Думали, там интереснее. Ладога, Белое море, Байкал, Саяны, Телецкое озеро… А оказалось, потом, когда я уже… когда не смог ездить, что и в самой Москве вот такие места есть. Удивительные, древние… И мы, Артемыч, еще походим, посмотрим. И в Царицыне, и в Абрамцеве, в Серебряном бору. Ты не бойся…
В его голосе была и твердость, и в то же время
Мимо них, будто инопланетянин из фантастических фильмов, медленно и тяжело прошагал человек с высокой поклажей на спине. Без объяснений Артемка понял, что это тот человек, который недавно летал, несет обратно к горе свой дельтаплан.
— Походим, сынок, походим, — подтвердила мама, собирая вещи в рюкзак. — А ты у нас — молодец!
Поднялись и пошли. По узенькой, совсем не городской тропинке, но, как понимал Артемка, теперь уж точно к асфальту, к метро. Не хотелось туда, но он успокаивал себя обещанием папы и мамы, коротким и сильным словом — «походим». Которое так близко слову «поход».
Не знаете, что почитать?
