Знакомим вас с подборкой стихов Наты Сучковой (р. 1976), опубликованной в февральском номере «Дружбы народов» за 2018 год.

* * *

Отворотка на Волок —
верхний мир здесь прозрачен и тонок:
в стадо божьих коровок
затесался обычный телёнок.

Мошкары мелкой — морок,
дед Макар лущит лес на лучины,
в стаде божьих коровок
потерялся земной и мычит там.

Что до божьих предгорий?
Делов-то! Не дальше, чем птицам!
Бросить старый топорик,
свою завести колесницу.

Что до верхних пределов?
Не любитель он этих локаций.
Только что тут поделать?
Придётся туда подниматься.

Есть ли повод для грусти?
Его мы, наверно, пропустим.
Над зелёною Русью
Он на синем летит «беларусе»!

На железной трёхтонке
парит между солнцем и пылью
среди божьих коровок,
что тут же его облепили.

* * *

Тьмутаракань и тьма, мир ватою облеплен,
Ворона прокричит — поставишь на рингтон.
Ну, где же ты, зима? Пришли хотя бы селфи!
Возьми мои слова, согрей их под пальто.
Кто — в лес, кто — по дрова, упрямо гнутся ветви.
Бери айфон, пошли домой — тут тучи над рекой!
Ну, где же ты, зима? Никто нам не ответил,
Возьми мои слова — поставь их на повтор.
Пуста волшебная страна, голодный воет ветер,
Идём домой, идём домой, скорей-скорей идём!
Ну, здравствуй, зимушка-зима! Тут никого на свете —
Сфотографируйся со мной под этим фонарём.

* * *

«Русь» стоит, вокруг — забор,
у ворот — корыто.
А у Пушкина айфон —
новенький, да битый.

Где забор сошёл на ноль,
всё равно — крапива.
А у Пушкина пароль
на джимейл — arina.

За крапивою — вокзал,
тройки с бубенцами,
проезжал когда-то царь
мимо на сапсане.

А теперь закрыт вокзал,
лужи — по колено,
но у Пушкина нисан —
старенький, да целый.

— Пушкин-Пушкин, как ваш Питер?
— В пистолет заряжен!
— Лучше и не говорите!
— Лучше и не скажешь.

* * *

В синем небе очень высоко
облака на полочке лежат,
муравьи воруют молоко,
первоклассники целуют медвежат.
Сапоги на два размера велики,
пролежали лето — так и не надел,
выцветают разноцветные мелки,
превращаются в обычный школьный мел.
Первоклассники... Седеет голова.
Барабанщик, знаменосец и горнист.
Выцветают и деревья, а слова
возвращаются в тетрадный белый лист.
Барабанщик, знаменосец... Что ж, увы...
Поезд тронется, и жизнь опять пойдёт,
лишь высоковольтные стволы,
мелко-мелко крестят горизонт.

* * *

Мальчику снятся другие: рогаты, поганы,
Лающий говор — они ему часто снятся.
Лёгкие танки Т-18 взмывают над облаками,
Лёгкие танки всё же сумели подняться!

Мальчику снится красивая летняя улица,
Батя — живой, а вот, бабка, выходит, покойница,
И разлетаются бабочки из-под гусениц,
Русские бабочки — не о чем беспокоиться!

Грохот стихает, и на деревьях качаются
Птицы и гаубицы, и конец войне,
Только война в этом сне никогда не кончается.
Лёгкие танки — на облаке, пыль — на броне.

Бабка-покойница выйдет. На вмятинах гусениц
(Если я сплю, говорит, то хотел бы проснуться)
Он собирает крапивниц, но оставляет капустниц,
Чтобы по осени снова за ними вернуться.

* * *

Снег мельтешит колючий, мелкий,
берёзы, да и те — в унынье,
как будто бы кривую елку
на площади им нарядили.

Они давно бы убежали,
когда могли бы убежать,
они здесь лес изображали,
что им ещё изображать?

Они — рябины и осины,
бумага, черенки, приклады,
как будто бы во всей России
других деревьев и не надо.

Скрепляй фанерные основы!
Втыкай в трухлявый пень стиха!
Ну, разве только гроб — сосновый.
Да ёлочка — из ПВХ.

* * *

На верху земного шара в самой чаще хвойника
Вера и овчарка Шао с парой расконвойников.

Здесь в лесу и то — измена, внутренний не дремлет враг,
Ни во что не верит Вера, только — в преданных собак.

Инородцы, страстотерпцы, поселенцы вечные,
Но её большое сердце, точно блюдце, в трещинах.

— Мы с собакой околели! Вечность с вами возимся!
Флору снега — по колено, Лавру — выше пояса.

— Руки-ноги целы вроде? Шевелись, архаровцы!
Жизнь на свете происходит дальше, чем за Харовском.

И они бредут устало, те и эти — наши:
Вера и овчарка Шао с парой доходяжек.

Лес в подпалинах пожара, и кровит под лапами.
На верху земного шара голубая маковка.