Альберт Санчес Пиньоль: "Странно, что русские остались на Земле..."
Свою первую книгу каталонский писатель Альберт Санчес Пиньоль написал в чулане. Это именно тот роман “Холодная кожа“, который издательство “Мир книги” выпустило на этой неделе под названием “В пьянящей тишине“.
Началось все вообще с совершенно другой истории. Ученый-антрополог, Пиньоль взялся написать большую работу о племенной жизни Конго, долго изучал работы предшественников, получил грант, отправился в дебри Африки – и почти сразу же угодил в гражданскую войну, катящуюся по стране со всей примитивной роскошью: горами трупов под палящим солнцем, бессмысленной жестокостью, отсутствием внятных причин.
Сидя в душноватом ресторанчике “Гран Кафе” в его родной Барселоне, я говорю Пиньолю:
“Мне как-то не приходило в голову связать гражданскую войну в Конго с бесконечной бойней на Острове в вашем романе. Вам там довелось пережить настоящую осаду?”
Альберт усмехается. Длинноносый, яркий, изящный и нескладный одновременно, он мог бы играть Паганеля, если бы “Детей капитана Гранта” ставил Вуди Аллен.
– Единственный мой личный опыт – это скорее хватать руки в ноги и бежать сломя голову, когда там началась вся эта заваруха. Разница между журналистом и антропологом в том и состоит, что когда где-нибудь падает бомба, то журналист бежит к бомбе, а антрополог – от бомбы.
Поздний вечер, но Барселона и не думает затихать. Это тот самый “город, который никогда не спит“.
Я продолжаю любопытствовать: “Меня поразило, что человек, который живет в таком ярком, живом, обаятельном городе, написал книжку про то, как на холодном острове, на краю земли, в чулане, сидит революционер, преданный друзьями, и отбивается от каких-то морских гадов. Что это было?”
– Этот город, он, конечно, полон света и очень радостен с первого взгляда, но это только первое впечатление. Здесь есть много такого, чего невозможно увидеть беглым взглядом. Я думаю, что каждый писатель и каждый человек – это отдельный мир. Наши впечатления от окружающей действительности – это не главное в нас. И кроме того, после того что я увидел в Конго – войну, опасность, массовую гибель людей, – у меня было не такое уж хорошее настроение.
На самом деле каждый из нас в какой-то момент своей жизни оказывается на таком острове. И нас окружает опасность в той или иной форме. Таким островом может быть даже простая комната. И депрессивное ощущение, которое создается в романе, наверное, каждый из нас однажды переживал. Я думаю, романы пишутся не о реальности, а о правде. Говорить о ней мы можем совершенно разными способами – например, в фантастической литературе.
По собственным воспоминаниям, Альберт вернулся из Африки разбитым и подавленным. Работа не сделана, материалы погибли, отчитываться по гранту нечем, ученый труд, на который он возлагал большие надежды, не написан. Ежедневный заработок свелся к подработкам “литературным негром“, творческая жизнь – к участию в многочисленных литературных конкурсах: от международных интернетовских до совсем маленьких, какие любят объявлять испанские и каталонские муниципалитеты. Знакомая, жившая в большой квартире в центре Барселоны, предложила: “У меня есть лишняя комната. Правда, без окна. Если хочешь, можешь в ней писать“. Здесь и появилась первая фраза романа: “Нам никогда не удастся уйти бесконечно далеко от тех, кого мы ненавидим. Можно также предположить, что нам не дано оказаться бесконечно близко к тем, кого мы любим“.
Из барселонского чулана “Пьянящая тишина” к сегодняшнему дню распространилась на 35 стран. Что же так задело разных людей в истории некоего ирландца, оказывающегося на антарктическом острове запертым на маяке в компании полупомешанного метеоролога по имени Батис Каф? Слова о том, что каждый может пережить такую историю, кажутся некоторой натяжкой, если учесть, что маяк осаждают полчища водоплавающих монстров с перепонками между пальцев и холодной кожей. На самом маяке вместе с людьми заперта самка этих чудищ, которая поет перед самыми жестокими штурмами и которую, как не сразу понимает герой, зовут Анерис. И главный герой, и Батис Каф занимаются с ней сексом, который колеблется на грани зоофилии, некрофилии и подлинной страстной любви.
– И все же: почему вам надо было выбрать такой далекий мир – Ирландия, Антарктида?..
– То, что выбрана Ирландия, просто вопрос литературной техники. Во-первых, я выбрал персонажа, который после конфликта уезжает с острова. Но едет – на другой остров. Он надеется, что больше никогда не повторит своих ошибок. Но ему стоит большого труда понять, что он снова делает то же самое, что он снова попадает в заколдованный круг. Если бы этот герой появлялся ниоткуда и оказывался на острове, то тогда читателю было бы очень трудно почувствовать его. Приходится придумывать ему историю. Но с другой стороны, в тот момент, когда герой впервые сталкивается с чудовищами, когда он видит руку, просовывающуюся под дверь, то мы сочувствуем ему именно потому, что мы многое уже про него знаем. У меня никогда не возникало желания писать о темах сугубо локальных, местных проблемах. Было искушение сделать героя каталонцем, который приехал бы на остров с Кубы. Но мне показалось, что ирландец лучше для книги: ведь на Кубе не было гражданской войны. А меня интересовал персонаж, который пережил конфликт именно такого рода. Тот, кто прошел сквозь гражданскую войну, скорее будет хотеть порвать со всем своим прошлым, чем кто-либо еще. Этот человек разочаровался во всем, что делал раньше.
– Эта история оказалась близка людям в разных странах. Думаю, книга может стать популярной и в России: интерес к фантастике сейчас велик, притчевость высоко ценится.
– Ну, коммерческий успех – это всегда неожиданность. Он зависит от множества факторов, которые никто не может проконтролировать. Я думаю, что здесь, в Каталонии, эта книга имела успех потому, что прежде таких книг не было. Если бегло глянуть на каталоги издательств, становится понятно, что настоящие темы для романов – это гражданская война, послевоенная пора или кризис семьи в современном городе.
– Если честно, то в этом романе есть гражданская война и уж точно есть кризис современной семьи, в особенности на маяке.
– Может быть, это и был секрет ее успеха: смешать все в одну кучу!
– В романе ярко звучит тема войны и секса. Отличный, вполне хипповский рецепт: секс как способ выйти из состояния войны; перестать воевать, чтобы заняться чем-то гораздо более интересным. Насколько это был сознательный посыл?
– Если искать главную идею этой книги, то я бы определил ее просто: наш враг часто больше похож на нас, чем нам кажется. Но и ваше прочтение имеет смысл, потому что в романе герой общается с другими либо воюя, либо занимаясь с ними любовью. Это лишь отражение эволюции персонажа. Сначала герой видит во врагах животных, зверей. А к концу он начинает понимать, что они такие же, как мы. К этой мысли герой приходит через понимание: враги желают завладеть тем, что дороже всего для него самого, то есть Анерис. И главное содержание романа в реплике, которую герой произносит в беседе с Батисом Кафом: “Если они не звери, то эта война не имеет смысла“. Я тут впрямую говорю о бессмысленности войн вообще – потому что все войны, сколько мы их знаем, ведутся между человеческими существами.
У меня даже было искушение закончить роман хеппи-эндом. Но с точки зрения литературной техники мне было интереснее замкнуть композицию в кольцо. На протяжении всего романа нам кажется, что герой удаляется от Батиса Кафа, но на самом деле он приближается все более и более, для того чтобы в конце концов занять его место.
– Интересно: мы все так уверенно называем второго героя Батисом Кафом, в то время как это имя взялось совершенно ниоткуда: его вычитал в какой-то случайной бумажке капитан, который привез героя на остров. Решительно ничто не указывает на то, чтобы это имя принадлежало этому человеку. Скорее уж наоборот: ведь этот брутальный мужлан – это метеоролог, предшественник героя, а Батисом Кафом могут звать того, кто работал на маяке...
– Забавно. Вы один из немногих журналистов, которые это поняли. Там, кстати, в романе, этот персонаж говорит: “я австриец“. Не надо быть экспертом по германским именам, чтобы понять, что Батис Каф – не слишком-то австрийское имя. Это скорее роль, а не имя.
Но если вы заметили это, то, наверное, догадались и прочитать слово “Анерис” наоборот.
– О Боже! Нет, мне и в голову не пришло. Это же Сирена!
Здесь к нашему разговору присоединяется переводчик Нина Аврова Раабен, которая сама выбрала книгу Пиньоля для перевода, влюбившись в нее с первого взгляда в магазине: “А вот слово “омохитхи” как самоназвание “лягушанов” я сама придумала. Это перевернутое “Ихтихомо” – рыбочеловек, как “Ихтиандр“, только на смеси языков: “Ихти” с греческого, а “хомо” – с латыни. В оригинале они назывались “Setauqa“, то есть перевернутое слово “Aquates“, водяные. А для перевода слово долго не подбиралось, но потом я вспомнила про Беляева“.
– Но на этом моя фантазия относительно имен решительно истощилась. Так что даже имени главного героя мы не знаем.
– То есть весь роман – это история того, как ирландец, имени которого мы не знаем, занимает место австрийца, имени которого мы не знаем, становится Батисом Кафом и уходит в погружение.
– Ну да, примерно так. Ведь в последних сценах герой даже соглашается, когда его называют Батисом Кафом, принимает это имя.
– Роман – как вышивка: на лицевой стороне узор, на обороте узелки. Ваш рисунок так хорош, что вышивку не хочется переворачивать. Единственная ниточка, которую охота проследить: что же все-таки удерживает Анерис на маяке?
– Есть история, которая целиком за границами романа: в какой-то момент даже сам герой отдает себе отчет, что не знает, кто такие омохитхи, чего они хотят и что произошло между Анерис и ее племенем. Но если уж вы задаете такой вопрос, я постараюсь на него ответить.
Кажется, что это очень простой роман, потому что в нем всего три персонажа и остров чуть больше этого стола. Я понимал, что для того чтобы на протяжении всего романа эти три героя выдержали такое напряжение, они должны быть очень сильными. Я решил взять трех максимально далеких друг от друга героев и запереть их на маяке. Это беглец, сумасшедший и сирена. Если мы совместим их всех, у нас наверняка получится конфликт. Но к концу романа мы обнаруживаем вещь парадоксальную: эти персонажи практически одинаковы. Между двумя мужскими персонажами разница только временная: один повторяет путь другого, пока не замещает его совсем. И ей тоже пришлось бежать от каких-то обстоятельств. Она могла бы вернуться, но почему-то не хочет. Она такой же беглец из своего мира, как и главный герой.
– То есть ее заточение...
– Оно и не заточение вовсе!
Директор издательства “Мир книги” Римма Соловьева, человек с очень богатым и разносторонним книжным опытом, тоже полюбила роман Пиньоля и говорит о нем постоянно. Покуда мы с писателем рассуждаем о гражданской войне, она слушает затаившись, но как только речь заходит о любви, не выдерживает, задает свой вопрос: “А другие женские особи у лягушанов есть? Мне показалось, что Анерис вообще единственная женщина, мать-основательница, которая дала продолжение роду лягушанов, и вот теперь... Ну, то есть эта война, как и все войны, – битва за женщину“.
– Ну, эта история вне текста. Каждый читатель строит свою версию. Я, конечно, знаю ответ на этот вопрос, потому что я главный в мире специалист по омохитхам. Но это не имеет значения.
Я считаю, что весь роман – это развитие его первой фразы, комментарий к ней. “Нам никогда не удастся уйти бесконечно далеко от тех, кого мы ненавидим. Можно также предположить, что нам не дано оказаться бесконечно близко к тем, кого мы любим“.
Роман – это история сближения героя с чуждым существом. Но есть вещи, которых ему никогда не узнать.
Альберт Санчес Пиньоль смог написать очень свежую книгу – книгу для каждого. Книгу о гражданской войне и о личной депрессии; о том, что такое секс, и том, что такое смерть. Роман “В пьянящей тишине” – движение очень свободного ума, который не страшится доходить до самого края отвратительных бездн человеческой природы, но при этом не перестает любить человека. Место этой книги – рядом с “Чайкой по имени Джонатан Ливингстон” Баха или “Одиннадцатью минутами” Коэльо. Откуда он такой взялся?
– Вы много говорили о всяких тренировочных работах: “литературном негритянстве“, конкурсах и т.д. И как это выглядит в Каталонии?
– Есть разные категории “негров“. Для меня это было просто экономическое решение. В основном я писал биографии очень богатых людей. Цель была не в том, чтобы написать великое литературное произведение, а просто, чтобы выпустить книжку со своей фамилией на обложке. Техника проста: я ходил с диктофоном, они мне рассказывали о своей жизни, а я потом писал. Обычно это были люди, чрезвычайно удовлетворенные своей жизнью. Они заработали много денег, они были крупными предпринимателями, но обычно, когда начинали говорить о своей жизни, в трех словах все уже было сказано. Для них оказывалось огромной неожиданностью, что все великое дело их жизни, которое они считали таким важным и изумительным, укладывалось в три странички текста. В молодости они, как правило, совершили какой-то рывок, а дальше всю жизнь ходили на работу и раз в году ездили в круиз.
– И что? Это был хороший писательский опыт?
– Нет. Нет-нет-нет. Нет, совсем нет. Это мне вообще ничего не давало. За все это время у меня было только одно сильное впечатление – священник, которому было восемьдесят лет, и он хотел записать историю своей жизни. Самый интересный период в его жизни был связан с гражданской войной. С того момента, когда была объявлена Республика, и до конца гражданской войны. В 1936 году анархисты решили ликвидировать всех священников, и ему пришлось скрываться, скрывать то, что он священник, до тех пор пока не удалось перейти линию фронта и попасть к франкистам. Вместе с ними он двигался в тылу наступающей армии и постепенно вернулся в Каталонию. Он рассказывал мне об эпизоде, когда вернулся в свой родной городок. Церковь была полна пленными республиканцами. Один из этих солдат был мой родной дед. Дед рассказывал мне в детстве, как его арестовали и заперли в этой тюрьме. В этот миг я смог увидеть крошечное историческое событие с двух точек зрения. Из рассказа деда я знал, какой ужас пережили все эти люди, потому что были уверены, что их всех расстреляют. Дед рассказывал, как в церковь вдруг вошел священник. В этот момент он думал: все, моя жизнь кончена. Со своей стороны священник рассказывал про этот эпизод абсолютно холодно, совершенно безразлично. Он смотрел только на то, что надо отремонтировать, покрасить, а помещение было полно людей. Но у меня сложилось впечатление, что в его памяти не сохранилось никакого воспоминания об этих людях, которые могли страдать от голода, от ужаса...
– А могли бы иметь когти на руках и холодную кожу.
– Да, вот именно. Он не только не увидел в них людей, он их вообще не заметил.
Это было жестокое время. Деда не расстреляли, но отправили в лагерь. Когда он вошел туда, то весил 90 килограммов. А когда вышел – 50. Выжил чудом.
– Наши дедушки тоже прошли сквозь несколько мировых войн.
– Я когда читаю про вашу историю, мне вообще странно, что русские остались на Земле. Потому что с четырнадцатого года до сорок пятого... Народ, который смог пережить и Гитлера, и Сталина, заслуживает особенного уважения.
Мы пьем вино, пробуем утку, разговариваем о том, как книга оказалась в агентстве Кармен Бальсельс, обсуждаем светские новости и рост мирового терроризма, а я не могу отделаться от почти физического ощущения холодной кожи Анерис, о котором так ярко говорит герой романа. От этой детали веет и смертным холодом, и ужастиками про Чужих. Наконец, спрашиваю:
– А как родился сам этот символ – холодная кожа?
– В этом романе, как часто в жизни, все отношения обречены на неуспех. Мужчины между собой не могут договориться. Каждый из мужчин с женщиной – тоже не могут. Отношения между омохитхами и человеческими существами тоже не работают. Когда надо это выразить, часто одна яркая деталь дает тебе больше, чем абзацы ученой чепухи.
Но холодная кожа или перепонки на лапах – это вторичные признаки. Это не важно: мы можем представить омохитхов такими, но с человеческим сознанием. Я представил себе, что не может быть ничего страннее, чем заниматься любовью с существом холодным. В той сцене, когда Батис Каф их едва не застает, а Анерис закрывает ему рот ладонью и показывает, чтобы он молчал, герой обнаруживает, что у нее есть понятие измены. А это уже человеческое понятие.
– Теперь, после того как мы все поняли про роман “В пьянящей тишине“, у меня остался только один простенький вопрос. Думаю, вам будет легко на него ответить. Так что же такое человек?
–
Я отвечу вам на этот вопрос как антрополог – ведь каждая наука дает свой ответ. Разница между человеком и другими существами состоит в том, что у человека есть культура. Слово “культура” – очень красивое. Правда, потом, когда антропология объясняет, что же такое культура, становится не так красиво. Потому что культура – это способность запрещать. Например, у животных нет запрета на инцест или на убийство. А у человека – есть.
Автор выражает искреннюю благодарность издательству “Мир книги” и лично госпоже Римме Соловьевой за помощь в подготовке материала.
Беседовал Александр Гаврилов, “Книжное обозрение“
Не знаете, что почитать?
- Перейти к отложенным
- Убрать из отложенных
- Добавить к сравнению
-
Поделиться и получить бонус
- Написать рецензию