Два ларца, бирюзовый и нефритовый. Александр Секацкий

Ежели кто не интересовался историей средневековой китайской государственности и не знает, что в Поднебесной, чтобы получить чиновничью должность, нужно было пройти определенные испытания — дабы подтвердить статус "минцзина, постигшего каноны", или "сюцая, выдающегося таланта" — то "Два ларца" как нельзя лучше введут вас не только в курс китайских дел и церемониала, но и в соответствующую им ментальную атмосферу. При этом только уж совсем простодушный читатель всерьез поверит словам аннотации: "Эта книга — уникальный памятник китайской средневековой культуры, появившийся на свет благодаря исследовательским усилиям известного синолога, философа и антрополога Александра Секацкого". А то мы не знаем Секацкого и всю талантливо веселую компанию наших питерских фундаменталистов (чем они, собственно, и отличаются от унылых апологетов постмодерна)! Всякий, сколько-нибудь знакомый с творчеством Александра Куприяновича, знаменитого многими, не побоюсь этого слова, прорывами в различных гуманитарных областях (в том числе и изобретением замечательно точного термина "потреблятство'), поймет, что данный изящный труд — дело рук самого автора. А книга получилась, хоть и небольшая, но весьма заметная. Недаром в свое время достойно вошедшая в шорт-лист Нацбеста. И хоть премии она не получила, но поставить ее на свою полку норовит всякий любитель современной изящной словесности, поскольку редкое ныне сочетание именно что изящной мысли с изящным слогом ласкает и мозг, и ухо понимающего. Тем более, что "этой книги нет даже в самом Китае". Итак, примем предложенную автором игру и сполна насладимся ею. "Два ларца" — это как бы большая "шпаргалка", сборник задач для испытуемых, ведь "…начиная с XI века появляются списки "Двух ларцов", из которых первый содержал образцы экзаменационных задач с решениями, а второй предназначался для заметок соискателя". Особо дотошные могут, разумеется, проверить, в самом ли деле упоминающиеся чаще других Хэ Цзай, Кэ Тянь, Лю и др. — "вполне реальные персонажи, входившие в Императорскую экзаменационную комиссию и осуществлявшие предварительный разбор задачи". Читатель же, настроенный скорее художественно, чем исследовательски, просто отдастся тексту. И не прогадает: удовольствие гарантировано. Впрочем, здесь не только эстетическое наслаждение от чистоты стилизации без единой фальшивой ноты, но и от "широты захвата". Попробуйте-ка напридумывать столько философско-этических задач! И при этом дать несколько решений, т.е. не плоский и "единственно верный", а стереоскопический взгляд на предмет. Впрочем, некоторые фразы поднимаются и до высоты афоризма: "Ритуал обеспечивает смыслом тех, кому неоткуда больше взять смысл". И тут же дальнейшее развитие: "Не сумевший освоить ритуал — навсегда останется варваром, не сумевший его превзойти, никогда не обретет мудрости". (задача "Опора Поднебесной"). А вот и другая задача "Ань Сэй. Чудак из Ухани", где тема ритуала возникает вновь, но уже в другом ракурсе: "Урок же этот гласит: во всех тяжких и запутанных жизненных ситуациях лучшей поддержкой является ритуал. Если не знаешь, как быть, — поступай в соответствии с ритуалом, как поступали предки. Избежать страданий все равно не удастся, ибо таков удел всех, родившихся смертными, но страдания закаляют душу, а не разрушают ее". Конечно, читатель дотошный почувствует некоторое логическое беспокойство от отсутствия эпитета "высокую" при слове "душу", ведь всякому, сколько-нибудь наблюдавшему жизнь, известно, что малодушных страдания как раз разрушают, а то и повергают в прах. Но тем и хороши "Два ларца", что пассивное чтение едва ли не с первой фразы переводят в активное. С книгой сомыслишь: с чем-то споришь, что-то уточняешь, каким-то совпадениям радуешься, что-то открываешь заново. А вот прелестная отсылка ко многим явлениям современной массовой культуры и массовой же политики из задачи "Во сне и наяву": "Ведь слава лунатика, гуляющего ночью по крышам, выходит за пределы города не во всякие времена, а только в эпоху кризиса и упадка. В лучшие времена такая слава не покидает пределов семьи". Сколько нынешних примеров вспоминается сразу? Из той же задачи продолжение того же решения: "Сэма Гун, мудрец и философ, показывает нам, что философия — это, прежде всего, форма правильного удивления. И поступил он как настоящий философ, отказываясь поощрять ложную форму праздного любопытства". Нет, решительно невозможно удержаться от обильного цитирования: "Упадок в Поднебесной начинается не тогда, когда рушатся мосты и ветшают кровли, — это лишь следствие. Упадок начинается, когда рушатся моральные устои и ложь обретает добровольных помощников". (задача "Степени несправедливости"). Или вот, на редкость насущное: "Принято считать, что различия между простолюдином и сюцаем заключаются не в предмете, на который направлен их интерес, а в способе рассмотрения этого предмета. В целом это справедливо, однако есть все же один исключительный предмет, сам разговор о котором способен указать нам, куда мы попали. Это деньги. Оказавшись в компании простолюдинов, мы рано или поздно непременно услышим о деньгах — и будем крайне удивлены, если этого не случится. Присутствуя при беседе мудрых, мы о деньгах не услышим ни слова, а если услышим, то, пожалуй, тут же усомнимся в мудрости собравшихся". (задача "Деньги"). Что ж говорить о мудрости современного общества, где ни о чем другом вроде как и говорить-то не принято. По-лисьи приняв облик сонма китайских мудрецов, Секацкий продолжает бичевать все непотребство сегодняшнего дня, при этом заставляя нас упиваться выбранной для бичевания формой — бич, увитый розами и благоухающий нежным ароматом. Книгу эту можно по-гурмански смаковать, читая небольшими порциями и самому заполняя второй ларец, который "оказался пуст". При этом помня, что для мудреца единственная точка утешения и примирения с миром — это правильная философия, а логика, как когда-то заметила мудрейшая Л.Я. Гинзбург, лечит, как доброе слово. Рецензия: Криcтина Кудрякова, Питерbook