О романе «Пардес», вышедшем в издательстве «Фантом Пресс» в переводе Юлии Полещук, рассказывает Сергей Морозов.

Последний год школьной жизни.

Сколько с ним связано волнений. Незабываемая пора. Переходный период между детством и взрослой жизнью. Пора найти себя, пора испробовать себя. Что ты можешь? Кто ты такой?

Арье Идену, главному герою «Пардеса», сложнее вдвойне. Из старой зашоренной, как он и сам втайне считает, бруклинской ешивы Арье попадает в продвинутое элитарное учебное заведение, оплот современного иудаизма. Несоответствие почти столичного провинциализма и живущего по последней, в том числе, интеллектуальной, моде флоридского захолустья сперва повергает его в шок. Размеренный скучный традиционный быт вчерашнего книжного мальчика сменяется шаблонными соблазнами юности.

И вроде бы перед нами обычная школьная история, рассказ о друзьях и одноклассниках, «Клуб «Завтрак», растянувшийся на целый учебный год: дружба, любовь, тревога о будущем. Два главных персонажа соперничают друг с другом за руку и сердце самой красивой девушки, Софии Винтер. Эван — прирожденный лидер, воплощение злой мудрости, типичный байронический герой. Арье — «тонкий мыслитель с большим потенциалом», пленяющий своей наивностью и невинностью.

«Пардес» выглядит обычным уже рассказом о трудностях взросления, поиске собственного я. Гадкий утенок Арье неожиданно вырывается за пределы птичьего бруклинского двора. Превратится ли он в прекрасного лебедя?

Можно интерпретировать происходящее с главным героем как мужание, можно как утрату лучших качеств, не выдержавших испытания плохой компанией. Но с утратой невинности всегда все непросто, потому что только так, на грани позора и трагедии, и происходит обретение взрослости.

Впрочем, книга намного сложнее и глубже школьной истории и вариаций на тему романа воспитания. Роман Хоупена допускает совершенно разные уровни прочтения, впрочем, как и сама притча о вошедших в Пардес, к которой отсылает заглавие: «Слово „пардес“ — акроним. Пшат — поверхностный уровень. Ремез — аллегорический смысл, скрывающийся за смыслом буквальным. Драш — истолкование в духе мидраша. И, наконец, сод, истолкование эзотерическое, даруемое в откровении. Вместе они составляют четыре измерения познания».

Поэтому перед читателем не просто эпизод из школьной жизни, а настоящая мистерия, достигающая своего апогея к финалу книги.

Давно известно: школа — модель жизни. И вот в стенах «Коль Нешам» разыгрывается старый спор между Творцом-учителем и его своенравными созданиями. Сложность отношений всех учеников, а Эвана и Арье, в особенности, с рабби Блумом напоминают противоречивую историю взаимоотношений человечества с Богом. Взаимная любовь, равнодушие, притяжение и отталкивание, стремление сбросить зависимость и опасность потерять свое собственное я при встрече с этим мудрым, всеблагим и всеведающим божеством.

Но в стенах элитной школы разыгрывается не только «божественная комедия». При желании можно разглядеть и расслышать массу литературных перекличек.

Разве в увеселениях школьных друзей не слышны отголоски «века джаза», с его бесконечными вечеринками?

Чем София не Офелия? Почему она — Винтер? И не слишком ли уж говорящее у нее имя? Оба героя-антагониста, Эван и Арье, ищут не просто любви прекрасной девушки, а истины и мудрости.

Чем Арье не Гамлет? Чем Ноах Харрис не Адонис?

Мы становимся свидетелями мистического взаимопроникновения жизни и искусства.

«Трагедия мертва? Ну как…, умерла она с греками?» Именно этот вопрос из пролога задает тон всей книге.

Напряженности сюжету добавляет тема взаимоотношений нового и традиции. Иудаистская составляющая присутствует в романе не ради экзотики, и не для того, чтобы просто отличалось от «Тайной истории» Донны Тартт, вращающейся в сфере античности. Эта древнейшая традиция, как никакая другая, позволяет поставить вопрос об актуальности наследия прошлого с особенной остротой.
Зачем нужна в современном мире традиция, и какова ее роль? Что стоит за этими, на первый взгляд, отжившими ритуалами?

Действительно ли вся эта вековая мудрость, праздники, предписания являются прибежищем для сирых и убогих? А может, во всем этом заложен глубокий смысл? И если да, то в чем он?

Прописные истины седобородых мудрецов прошлого выглядят чем-то глубоко устаревшим, нудной школьной нотацией или инструкцией по пользованию жизнью для «чайников». Но молодым героям романа этого недостаточно. Они, как и многие из тех, что были до них, жаждут проверить старые истины на прочность — и в теории, и на практике.

Один из рецензентов романа посетовал как-то, что открыв его, ты словно попадаешь на затянувшийся семинар по философии.
Но дело не в этом. Просто над книгой витает дух Достоевского.

«Проклятые вопросы» (Бог, смысл жизни, вера, истина, мораль), волнуют не только русских мальчиков. Они не дают покоя всякому, кто был когда-то юн, а некоторых не оставляют и до старости. В «Пардесе» теперь уже иудейские мальчики берутся за то, чтобы исправить карту звездного неба. И вновь решается чисто раскольниковский вопрос: «тварь ли я дрожащая или право имею?» Жить вечно в тепле родительского дома морали, условностей и традиции, не выходя из мещанской колыбели, или попытаться прорваться на другую сторону?

«Четверо вошли в Пардес».

Притча, которая определила содержание романа, говорит о многообразии человеческих натур и о разности задач, стоящих перед каждым. Постичь истину или просто ее принять? Жить в рамках привычного или раздвинуть рамки?

Пленительный юношеский максимализм с его тягой к истине легко оправдать справедливым желанием испробовать свои возможности и понять самого себя.

Но каковы его последствия?

Роман Хоупена наглядно демонстрирует: оторванные, казалось бы, от жизни ритуалы, абстрактные рассуждения и литературные сюжеты не так уж от нее далеки. Пардес — это окружающая нас реальность со всем, что в ней есть, она и составляет настоящий сад познания, где любой отыщет себе уголок. Наша жизнь — длинная прогулка по нему.