Тэги
Авторская рубрика Афанасия Мамедова
Связь наша с Россией — фундаментальная, глубокая, духовная, культурно-
литературная, обусловленная среди прочего и сходством темпераментов.
Амос Оз
В мире нет ничего вечного, кроме Вечности, которой мы все служим и которую лишь немногие заслуживают. В мире нет ничего, что было бы дано нам на долгий срок: этот срок быстро перетекает в предел.
Новый роман израильского писателя, одного из столпов современной литературы Амоса Оза (Клаузнера) «Иуда» — осмысленная попытка прорваться в Вечность, ибо что может быть более вечным, чем молодость героя и его непростые взаимоотношения с окружающим миром, национальный вопрос и религиозные войны, борьба за свое, единственно верное понимание жизни и, конечно же, предательство, без тени которого удается прожить только праведникам — служителям Вечности.
Амос Оз: Иуда. Перевод с иврита В. Радуцкого. «Фантом Пресс», 2017.
До «Иуды» Амосом Озом были написаны такие произведения, как «Земли шакала», «Мой Михаэль», «Черный ящик», «Познать женщину», «Рифмы жизни и смерти», автобиографический роман «Повесть о любви и тьме» и целый ряд других, составивших автору имя и принесших мировую известность. «Иуда» — как и полагается каждому следующему роману большого писателя — призван защитить, сохранить и поднять на ступень выше все написанное им прежде. Это глубоко полемичный роман-сплав, объединяющий в себе несколько жанров, в том числе таких, казалось бы, взаимоисключающих, как интеллектуальный детектив, философский роман и роман воспитания. Но главное — это книга-предупреждение всем нам, когда-то кем-то преданным и когда-то кого-то предавшим… Тема предательства Иуды — одного из кульминационных моментов евангельской драмы — веками притягивала к себе внимание писателей. Нет ничего удивительного в том, что и Амос Оз не обошел ее вниманием.
Первое, что приходит на ум при чтении очередной неканонической трактовки — это известный рассказ великого латиноамериканского писателя Хорхе Луиса Борхеса «Три версии предательства Иуды». Рассказ настолько короткий, что было бы хорошо прочесть его, не откладывая, перед тем, как открыть книгу Амоса Оза. (На мой взгляд, если присмотреться, почти вся современная западная литература вышла из Борхеса, точно так же как наша — из гоголевской «Шинели»).
«Не одно дело, но все дела, приписываемые традицией Иуде Искариоту, — это ложь», — цитирует Борхес Томаса де Квинси, автора знаменитой «Исповеди англичанина, употребляющего опиум», — «имея тут предшественником одного немца, Де Куинси пришел к заключению, что Иуда предал Иисуса Христа, дабы вынудить его объявить о своей божественности и разжечь народное восстание против гнета Рима».
Другую гипотезу по Борхесу выдвигает шведский теолог, автор книги «Христос и Иуда» Нильс Рунеберг: «оправдание Иуды метафизического свойства (…,), поступок Иуды был излишним (…), для опознания учителя, который ежедневно проповедовал в синагоге и совершал чудеса при тысячном стечении народа, не требовалось предательства какого-либо из апостолов. Однако оно совершилось». Бог умалился до уровня человека, потребовав симметричной жертвы, и Иуда угадал Его замысел. Умерщвлению плоти Иуда предпочел умерщвление духа, поскольку смертный человек не имеет права на благие деяния, это — прерогатива Бога.
И, наконец, самая оглушительная версия, до которой Нильс Рунеберг доходит под пером Борхеса: Бог вообще вочеловечился не в Иисуса, а в Иуду. «Пьяный от бессонницы и умопомрачительных рассуждений, Нильс Ронеберг бродил по улицам Мальмё, громко умоляя, чтобы ему была дарована милость разделить со Спасителем мучения в Аду, — иронизирует Борхес, — (…) Ересиологи, вероятно, будут о нем вспоминать; образ Сына, который, казалось, был исчерпан, он обогатил новыми чертами — зла и злосчастия».
Что же нового сообщает нам амос-озовский «Иуда»? Чтобы понять это, нужно заглянуть в его истоки, разобраться «откуда бегут кони». Как и положено роману, написанному в эпоху постмодерна, книга вызывает массу литературных ассоциаций, звонко падающих на дно копилки романа. Откликаются «Замок» Кафки (о нем мы вспоминаем на первых страницах, когда герой романа студент Шмуэль Аш попадает в дом интеллектуала Гершома Валда) и «Волхв» Фаулза, вспоминаются «Евангелие от Иисуса» Сарамаго, «Мастер и Маргарита» Булгакова, еще несколько рассказов того же Борхеса («Евангелие от Марка», «Биатанатос», «Секта тридцати»)… Список этот легко продолжить: Амос Оз обязан мировой литературе ровно настолько, насколько она сегодня обязана ему.
Исходная точка романа: зима 1959 года, Иерусалим (на каких-то страницах — почти булгаковский Иерушалаим) и маленькая точка, растущая от страницы к странице, превращаясь в личность — студент-социалист Шмуэль Аш. Отец разорился и за учебу в университете нечем платить, возлюбленная выходит замуж за усердного и молчаливого гидролога, специалиста по дождевой воде. «Если потерял ведро, теряешь и веревку». Но словно всего этого мало, Шмуэль разуверился в своих поисках истины и загнанный судьбой в угол студент-гуманитарий кидается на поиски работы. На доске объявлений он неожиданно обнаруживает привлекательное предложение. Надо всего ничего — искусно поддерживать беседу. Заинтригованный непыльной работой Шмуэль оказывается в старом иерусалимском районе, где доживает жизнь интеллектуал Гершом Валд и обитает восточная красавица Аталия Абрабанель. В доме старика-философа Шмуэль день ото дня взрослеет, постигая тайны мироздания. Его рассуждения о вере, иудео-христианских и арабо-еврейских распрях образуют интереснейшую эссеистическую составляющую книги. А нравственная составляющая ведет нас напрямую к вечной теме предательства — родителей, Бога, самого себя. У каждого из нас оно свое, но родословная у них у всех общая — это поцелуй Иуды. И всякий раз, когда мы начинаем оправдывать себя, мы выдаем очередную версию его предательства.
В литературе последних лет — как в отечественной, так и в мировой — авторский язык, образное мышление, мелодика, пластичность фраз и многое другое, что еще недавно считали едва ли не главными признаками писательского дарования, все больше уступают место «хорошо проработанному концепту», «тематической выверенности», «локации романа» и «навигации героя»… В этом смысле Амос Оз писатель старомодный. Читать его — удовольствие для книгочеев всех мастей. И тут, конечно же, колоссальная заслуга переводчика Виктора Радуцкого, которого можно по праву считать соавтором Амоса Оза в русской версии романа.
Не удержусь и процитирую пару особенно удачно переведенных мест из книги:
«Во многих иерусалимских квартирах можно найти на стене гостиной водовороты звезд Ван Гога или кипение его кипарисов…», «Прохожему, глядящему из переулка, дом казался широкоплечим коротышкой в темной шляпе с полями, на коленях что-то ищущим в грязи»… Таких мест в романе очень много, и они с лихвой перекрывают случайно угодившую в него «экспансивную собаку».
Отдельных слов заслуживает и работа Виктора Радуцкого со сносками: они не только помогают читателю, являясь «проводниками» сложного текста, но еще и участвуют в развитии сюжетных линий, в портретных характеристиках, а порою даже играют роль скрытых метафор.
Одним словом, мы имеем дело с большой литературой, пытающейся заглянуть в Вечность, а не с книжно-ярмарочным проектом образца 2017 года.
Ни на одной странице романа мы не задаемся бестактным вопросом, сколько лет его автору, настолько по-молодому «мясист», эротичен и текуч его новый роман и открытая «стернианская» концовка «Иуды» — лишнее тому подтверждение. «Он снял с плеча вещмешок. Опустил на пыльный асфальт. На вещевой мешок осторожно положил пальто, трость и шапку. И так стоял, задавая вопросы — самому себе».
Концовка эта хороша и своей писательской деликатностью, и своей писательской дальновидностью: автор как будто намекает нам на то, что вечная тема предательства Иуды не может быть исчерпана до конца, и что за его версией обязательно последуют другие.
Израильское издание |
Американское издание |
От ворот Шмуэль спустился по шести растрескавшимся каменным ступенькам разной длины и очутился в маленьком дворике, очаровавшем его с первого взгляда и пробудившем в нем странную тоску по месту, которое он никак не мог вспомнить. В сознании маячила, выводя из равновесия, смутная тень воспоминания, затуманенное отражение иных внутренних двориков из дней давно минувших — двориков, о которых не ведал он ни где находятся они, ни когда он их видел, но смутно знал, что были отмыты не зимним, подобным нынешнему, а вовсе и летним светом. От этих неясных воспоминаний пробудилось и сердце, наполнилось и печалью, и негой, словно ночи, в самой сердцевине тьмы зазвучала виолончельная струна».Герань выплескивалась из многочисленных ржавых кастрюль…».Подозрительность — это радость преследуемых».Он снова прикрыл телефонную трубку своими трупными пальцами и обратился к Шмуэлю Ашу голосом ироническим, голосом низким, обветшавшим, слегка обожженным». — А кроме сестры да Ленина с Иисусом, есть у тебя в мире хоть одна близкая душа?».Отец Аталии мечтал о том, что евреи и арабы, возможно, полюбят друг друга, если только будет устранено возникшее между ними непонимание. Но в этом он ошибался. Между евреями и арабами нет и никогда не было никакого непонимания. Напротив. Вот уже несколько десятилетий царит между ними полнейшее понимание: арабы уроженцы здешних мест, связаны накрепко с этой землей, поскольку эта их единственная земля и, кроме этой, другой у них нет; и мы, евреи, навеки связаны с этой землей именно в силу тех же причин».
Амос Оз. Фото: Eric Sultan, musaf-shabbat.com
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
