Тэги
Произведения и судьбы знаменитых писателей всегда в центре внимания книголюбов. Читающим людям интересно знать, как складывалась жизнь автора книг и как шла работа над ними. Классические тексты находят свой отзвук в новых эпохах. Существует множество способов рассказать о писателе и его сочинениях — каноническая биография, сборник исследовательских статей, литературоведческие очерки или эссе. Среди новинок 2019 года можно найти самые разные типы «разговора о русской литературе».
Поэт и филолог Олег Демидов выбрал для своей книги «Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов» самый традиционный жанр — документальный роман. Но традиционный — не значит скучный. Уже из подзаголовка видно, что биограф делает акцент на элегантности своего героя — не только в одежде и манере держаться, но и во всей жизненной стратегии, в мировоззрении.
Мариенгоф — чрезвычайно интересная фигура в русской литературе ХХ века. Он не классик из хрестоматии, но и «забытым» автором его не назовешь. Он оставил много разнообразных сочинений, был заметной фигурой литературно-театральной среды. И в то же время случались периоды, когда о нем почти забывали, пьесы его мало ставились, стихи крайне редко издавались, из мемуарной прозы печатались лишь фрагменты. Участие в шумной и скандальной группе имажинистов сделало его имя известным в 20-е годы. В ту пору Мариенгоф числился среди «писателей-попутчиков».
Демидов во всех подробностях прослеживает жизненный и творческий путь своего персонажа. До недавнего времени жизнь писателя оставалась мало изученной, сочинения — во многом не прочитанными, а большинство писем и поздних стихов — даже не опубликованными. Исследователь проштудировал огромный пласт материалов о писателе — стихи, прозу, мемуары современников, газетные репортажи, письма, шуточные «домашние» стихи, некрологи 1962 года... Многое нашлось в архивах, ценной информацией поделились с биографом и те, кто лично знал Мариенгофа в послевоенные годы. Автору книги стремился разрушить давно сложившийся стереотип в отношении Мариенгофа: дружбой с Есениным, «хулиганскими» акциями имажинистов, сочинением вычурных стихов его творчество не ограничивается. В создании негативной репутации этого автора поучаствовали и некоторые профессиональные литературоведы, в частности апологеты Есенина. «Грехи поэтической молодости» припоминали Анатолию Борисовичу и в ту пору, когда он уже стал вполне благонамеренным советским литератором, автором востребованных пьес и сценариев. А за берлинское издание романа «Циники» Мариенгофу пришлось в начале 30-х оправдываться перед литчиновниками.
Его литературная карьера развивалась стремительно. Вскоре после большевистского переворота 20-летний Мариенгоф приехал из Пензы в Москву и устроился на скромную должность чиновника в издательском отделе, а уже через несколько месяцев он — автор дебютной книги стихов, нашумевших поэтических подборок в печати, участник и, по сути, идеолог группы имажинистов. Короткой и яркой истории этого движения Демидов уделяет должное внимание, но столь же пристально он прослеживает и последующие вехи литературной эволюции своего героя. Почти перестав публиковать стихи к середине 20-х, Мариенгоф поочередно пробует себя — с разной степенью успешности — в роли романиста, детского писателя, киносценариста. Постепенно, как и еще один бывший имажинист — Вадим Шершеневич, он начинает работать для театра. Ведь первую свою пьесу «Заговор дураков» он написал еще в 1922 году, «наперегонки» с Есениным, работавшим тогда же над «Пугачевым». Это впоследствии и стало главным заработком Мариенгофа. Он писал пьесы о русской истории и современной идеологической борьбе, переводил и обрабатывал для сцены произведения зарубежных писателей. Некоторые стихи той поры, писавшиеся в стол и заведомо «непроходные», ему иногда удавалось вложить в уста какому-нибудь персонажу своей пьесы. Перед войной большой успех выпал на долю его комедии из петровского времени «Шут Балакирев» (ее антикоррупционная направленность не потеряла актуальности и сегодня), но бывали периоды, когда ни одной его пьесы не ставилось. Тогда он зарабатывал небольшими сатирическими произведениями «на злобу дня». Поэт Соев из фильма «Покровские ворота», сочиняющий сатирические куплеты для эстрадников — образ, конечно, собирательный, но Мариенгоф послужил одним из его прототипов. Тем более что с отцом режиссера, драматургом Михаилом Козаковым, Анатолий Борисович в 40-е—50-е написал в соавторстве несколько пьес.
Биограф рассказывает о судьбе сочинений писателя, о личных драмах (в 1940 году у него погиб 16-летний сын), о чтении Мариенгофом своих произведений на ленинградском радио в дни блокады, о работе в эвакуации в Кирове... В 50-е годы он снова принялся за мемуары, хотя понимал, что эта книга не будет опубликована при его жизни в России («Роман без вранья» к тому времени давно не переиздавали и замалчивали). Автор успешной пьесы о Лермонтове, в последние годы жизни он работал над произведением об уходе и смерти Льва Толстого. Его творческие вечера в конце 50-х собирали аншлаги. Однако свое «Избранное» он в печати так и не увидел, да и после смерти писателя эти планы долго время не были реализованы. Только с конца 80-х произведения Мариенгофа снова издаются в России, недавно вышло собрание сочинений в трех томах. Биографический очерк о нем выпустил отдельным изданием Захар Прилепин (он же написал предисловие к книге Демидова). Фигура поэта, драматурга, критика, еще недавно прочно ассоциировавшегося только с кругом Есенина, теперь предстает во всех своих оттенках и ипостасях. Да, он не был великим писателем, но свое заметное слово в литературе сказал. Многие современники отмечают его талант и доброжелательность. И в старости в нем оставались черты молодого имажиниста, преображавшего тусклую реальность. «Мариенгоф был элегантен по самой своей душевной сути. Он всегда был внутренне подобран, ничто в нем не дребезжало», рассказывал биографу ленинградский писатель Израиль Меттер.
Не удовлетворяясь фигурами «второго ряда», уже известный российскому читателю французский писатель и литературовед Пьер Байяр сделал героем своей новой книги главнейшего русского классика. Однако фамилию его не найти в учебниках и энциклопедиях. Что же это за таинственная личность?.. «Загадка Толстоевского» адресована тем, кто хорошо знаком с русской прозой и ценит литературную шутку. Недаром к российскому читателю эта книга пришла 1 апреля.
Изначальный посыл книги очевиден. Толстой и Достоевский жили в одной стране в одну эпоху, в их биографиях нетрудно найти некоторые параллели, в их произведениях иногда встречаются общие темы... Да и общекультурный масштаб этих фигур вполне соизмерим. Почему бы не предположить, что в действительности это — один человек? Писавший разные книги в несхожей манере, но все-таки один? Ведь, в конце концов, и у великих писателей меняется стиль, «ломается голос», случаются духовные и творческие кризисы. Так, по воле остроумного современного исследователя, и возник «Толстоевский» — фантом, объединивший две главные фигуры русской словесности. Воплотивший в себе идею компактности (один вместо двух), а также нестареющий культурологический тренд — жажду истолковать литературу средствами психоанализа.
Владея научной терминологией и ориентируясь в гуманитарной литературе, можно любому вымыслу придать «академический» вид. Вот и Байяр на страницах своего пародийного трактата убедительно доказывает, что его Лев-Федор Толстоевский — не просто реально существующий (в одном лице!) писатель, но и идеальное воплощение «теории множественной личности». Согласно этой теории, каждый человек может «распадаться» на несколько автономных личностей. И писатели представляют в этом плане особенно сложную загадку. Ведь по природе своей профессии они пишут на разные темы, в разных жанрах и стилях, пользуются псевдонимами и литературными масками. От некоторых авторов осталось очень мало биографических сведений — так, например, в свое время возник «шекспировский вопрос». Как отличить разных людей от человека, совместившего в себе множество «Я»? Тут-то как раз на помощь и приходит теория множественности.
Главное, настаивает Байяр, не следует верить «ловким мистификаторам», утверждающим, будто Толстой и Достоевский — два разных человека. Ведь передовая наука, мол, давно доказала обратное. В подтверждение приводятся краткая биография Толстоевского, ловко скомпилированная из реальных фактов жизни двух классиков, и подлинные цитаты из их трудов — с фрейдистскими толкованиями. Впрочем, теория множественности, по словам Байяра, «не замыкается в рамках двоичной схемы, а постулирует нахождение внутри нас самых разных альтернативных личностей, которых зачастую гораздо больше, чем две». Творчество Толстоевского в книге рассматривается как некий двуединый мир, а сходство фабул в прозе двух писателей преподносится как развитие их собственных идей. Так «Двойник» становится предтечей «Крейцеровой сонаты», мотив «импульсивного поведения» роднит «Бесов» и «Хозяина и работника», а «Преступление и наказание» и «Воскресение» вообще чрезвычайно близки: «В обоих случаях герой совершает достойное порицания действие, а затем вступает на путь духовного перерождения, который приводит его к великому Благу». В каждом из рассматриваемых текстов «Толстоевского» автор склонен видеть «трансформацию личности», распад идентичности героя, поливалентность его поступков и непременные «козни Другого». Довольно остроумно обыгрываются и настоящие биографические параллели двух титанов прозы, и реальные аспекты в изучении наследия писателей.
Теория «множественных личностей» поистине универсальна и не ограничивается научными изысканиями, отмечает автор. Она «может в лучшую сторону повлиять на наши отношения с другими, равно как и на отношения с самими собой». Сам исследователь, конечно же, при чтении книг Толстоевского, обнаружил в самом себе «Другую часть меня». Да и сам двуединый герой его книги перед смертью «ощутил бесконечное счастье и <...> примирился со всеми обитающими в нем личностями». Читателю, в свою очередь, остается примириться с тем, что один и тот же человек легко может быть и автором серьезных научных работ, и создателем литературоведческих мистификаций.
Не чужд мистификаторства был и Владимир Набоков, книгу о котором выпустил в канун 120-летия со дня рождения писателя Андрей Бабиков — переводчик, литературовед, публикатор новонайденных набоковских текстов. Одна из статей, включенных в новый сборник «Прочтение Набокова», посвящена как раз «вымышленной личности» — Василию Шишкову, под маской которого Владимир Владимирович написал ряд стихотворений в 1939–1941 годах. Самые известные из текстов этого цикла — «Поэты» и «Обращение» — были опубликованы в последних номерах журнала «Современные записки», другие сравнительно недавно нашлись в архивах. Неотъемлемой частью мистификации стал и «саморазоблачающий» рассказ «Василий Шишков», который Набоков напечатал в парижской эмигрантской газете. Сам писатель позже вспоминал, что «Шишкова» он придумал, чтобы проверить непредвзятость критика Георгия Адамовича, не любившего набоковскую поэзию. Андрей Бабиков показывает, что культурный контекст этой литературной «игры» был значительно шире и включал, в частности, рассказ-мистификацию Владислава Ходасевича о «забытом» поэте Василии Травникове, на которую также «попался» Адамович еще в 1936 году. Впрочем, подчеркивает Бабиков в другой статье, не следует навешивать на Набокова ограничивающие ярлыки «атлета и сноба», «писателя без души», «холодного препаратора», любителя литературных «обманок» и головоломок. Настоящий Набоков шире любых стереотипов. В своих работах на протяжении двух десятилетий исследователь стремится показать писателя таким, каким он был на самом деле. Для этого нужно просто внимательно читать его тексты (они все теперь изданы в России в достойном качестве) и лучшие биографии — например, переведенные на русский язык труды профессора Брайана Бойда.
В книге освещены важные для понимания личности Набокова события, в частности, его многолетняя дружба и переписка с историком и общественным деятелем Михаилом Карповичем. Показаны истоки и эволюция сюжетов знаменитых произведений, прокомментированы малоизвестные и вовсе не печатавшиеся ранее тексты. «При всей ее пестроте, в книге от начала до конца выдержана единая структура и проведена неотрывная линия поступательно-возвратного описания многих сторон набоковского явления, охватывающая, как окружность, все главы его литературного багажа за более чем полвека: поэзию, театр и кинематограф, короткую и большую повествовательную формы, мемуары, лекции, критику, автоперевод, пародии и эпистолярный жанр». Озаглавлен сборник тоже чисто по-набоковски, в каламбурной манере: эта книга одновременно и «прочтение», и «про чтение». И каждый исследовательский текст, при всей убедительности научной аргументации, оставляет ощущение не до конца разгаданной загадки.
Еще об одном двуязычном писателе недавно вышел сборник научных статей. Но это автор из другой эпохи, писавший совсем в другом роде и обладавший совсем иной, весьма специфической репутацией. Уроженец Польши, офицер русской, а потом наполеоновской армии, кавалер ордена Почетного легиона, журналист в Вильне, плодовитый прозаик, редактор влиятельной проправительственной газеты в Петербурге, военный историк, осведомитель III Отделения... это все разные ипостаси Фаддея (Тадеуша) Булгарина. Вот уж к кому лучше всего подходит эпитет «небезызвестный». Фигура это сложная и противоречивая, а многие укоренившиеся в его отношении оценки нуждаются в коррективах. Ни большим писателем, ни исчадием ада Булгарин не был. Он находится в центре литературных и газетных полемик 1820-1850-х годов, одних бранил, другим протежировал, проводил во вверенных ему изданиях патриотическую политику, много писал на разные темы — от театра до спорта. Был самым преуспевающим русским беллетристом первой половины ХIХ века и непримиримым оппонентом литераторов пушкинского и некрасовского круга. Для филологов он интересен также тем, что «сыграл большую роль в профессионализации литературы, много писал о социальных аспектах ее бытования». Так пишет Абрам Рейтблат в предисловии к сборнику «Фаддей Булгарин — писатель, журналист, театральный критик». В основу книги легли материалы международной научной конференции.
Конечно, вычеркивая имя Булгарина из книг или оставляя только ругательные отзывы о нем, советские цензоры сильно обедняли литературную палитру. Какими бы ни были взаимоотношения лучших писателей эпохи с редактором «Северной пчелы», изъять эту фигуру или окрасить ее одной краской невозможно. В его писаниях своеобразно отразились опыт военных походов в Испании и путешествий по Швеции, размышления об истории России (роман-бестселлер «Дмитрий Самозванец») и мысли о современной словесности... Статьи из сборника, написанные специалистами из разных стран, расширяют представление об этой по-своему знаковой фигуре своего времени.
И еще немного о знаковых фигурах. «Сентиментальный марш» Дмитрия Быкова — это собрание биографических очерков разных лет о поэтах-шестидесятниках. Заголовком стало название одной из песен Булата Окуджавы, но как раз очерка об этом поэте в сборнике нет: о нем Быков в свое время написал толстую биографию для серии «ЖЗЛ». О Науме Коржавине тоже нет очерка, но о нем автор подробно пишет во вступительной статье «Феномен шестидесятничества». В чем суть этого феномена, по Быкову? «„Оттепель“ выдохлась не по политическим, а по метафизическим причинам: требовалось шагнуть дальше и глубже. Но этой глубины не было». Кроме того, добавляет очеркист, «в подкладке у всей тогдашней эйфории были тревога и полное, честное сознание кратковременности всего происходящего»: настоящая свобода, «полная и ничем не ограниченная», была совсем не для шестидесятников.
Каждый из них сказал свое незабываемое слово в поэзии и оставил след в общественной атмосфере тех лет. И Самойлов, «великий прозаик, в силу некоторых общественных и личных причин воздержавшийся от прозы, решивший написать ее стихами». И Евтушенко, который «вслух произносил то, что думали остальные, и произносил раньше, чем они вообще сознавали, замечали эту свою мысль». И Высоцкий — «одна из немногих консенсусных фигур в российской истории». И Галич, чья заветная тема — «чувство вины перед народом, тоска по нему, желание с ним слиться». А еще — Вознесенский, Слуцкий, Ахмадулина, Шпаликов, Нонна Слепакова (ее памяти Быков в свое время посвятил роман «Оправдание»)... В книге собраны разные по тону, подчас многослойные тексты: мемуарные эпизоды наплывают на анализ стихов, публицистика соседствует с фрагментами интервью, взятых Быковым. Это не просто очерки о творчестве, а живой разговор поэта о поэтах.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
