«Все, что мне требуется от государства
— государственных служителей, — это личная свобода».
Владимир Набоков (Из интервью Роберто Кантини, 1973)

Народ — все равно, что птица безголовая, брюхом отзывающаяся на новости сверху. Случится что-нибудь такое-эдакое в «кремлевском уезде», ну, например, один очень серьезный политик, советник самого-самого, разберется с другим не менее серьезным политиком, также советником самого-самого, а миллионы малых сих уже каркают вовсю из всех своих гнезд/клеток, будто больше кремлевских знают — за что, где, когда и во имя чего, собственно говоря, досталось незадачливому политику.

Только вот откуда народу нашему знать, что происходит ТАМ, если, к примеру, огурчики-помидорчики проросли давно, а вот точных сведений о том, что же все-таки случилось в коридорчике Смольного, ни у кого нет по сей день. (Имеется в виду знаменитая частушка 30-х годов: «Ой, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!» прим. ред. «Лабиринт»). Как нет у народа никаких сведений, к примеру, о том же знаменитом пакте Молотова-Риббентропа. А нет документов — нет и секретного договора! А нет договора — нет и приговора! Так что, валите-ка вы, миллионы и миллионы, от греха подальше!..

Вот когда документов нет, а знать хочется, ничего не остается, как строить предположения, догадываться. А догадываются все по-разному. Одни — стремительно, как ведущие телешоу: слушать их интересно разве что бабкам, уверенным в том, что Соловьев со своей колыбельной — это навеки вечные. Другие — складывают пазлы из информации, доступной определенным кругам, осторожно, с оглядкой на Кремль: слушать их интересно в автомобильных пробках, как Венедиктова на «Эхе». А третьи — включают «полет фантазии», и в случае с писателем Романом Арбитманом, это, можно сказать, прямо-таки «безудержный полет фантазии».

Ну, казалось бы, причем тут пакт Молотова-Риббентропа и каркающие птицы, тоже мне, Хичкок саратовский нашелся, ан нет, все у Романа Эмильевича в «Корвусе Кораксе» оказывается на своих местах и в теснейшей логической связи, взять хотя бы дирижабль «Челси» и олигарха Абрамовича — ну ведь связаны же они, черт возьми. К тому же Роман Эмильевич…

Но все по порядку!..

Корвус Коракс

443 ₽ 1 770

Место действия романа — сегодняшняя Москва, где отсутствует интернет, нет компьютеров, мобильных телефонов и даже телевидения, зато есть Большой Грязный Секрет. Его хранители думают, что сумели скрыть правду о прошлом. Новый фантастический детектив Льва Гурского, автора бестселлеров «Убить президента» и «Перемена мест», — не мрачная антиутопия и не роман ужасов. Наоборот, это весело и совсем не страшно. Поначалу. Ведь все самое неприятное имеет обыкновение подкрадываться к нам внезапно — и оттуда, откуда его не ждешь.

Посмотреть

«Кто такой он вообще, этот ваш „сновидец-орнитолог“?» — может спросить для начала кто-то из непосвященных в тайны современной отечественной литературы. Отвечаю: вообще-то Роман Арбитман — известный русский писатель и литературный критик. Критик серьезный, смелый и достаточно своенравный, о котором Андрей Семенович Немзер писал когда-то: «Уверен, что поступись Роман Арбитман своими „фантастико-детективными“ принципами, его роль в критике была бы весьма весомой». Но поступиться «фантастико-детективными» принципами у Романа Арбитмана, по всей видимости, не получилось. Не помог ему и литературный псевдоним Лев Гурский, за тщательно разработанной импрессой которого он пытался скрыться. Впрочем, нужно отдать ему должное, сейчас уже и не очень пытается. Для записных российских книгочеев сегодня не секрет, кто на самом деле является автором «Корвуса Коракса» — Лев Гурский или Роман Арбитман.

Он самый ироничный из серьезных авторов, приведу лишь несколько цитат, вполне претендующих на «крылатость»: «Первая заповедь разведчика — будь в ответе за того, кого приручил», «Вежливых у нас в России не любят и вечно бьют», «Умиленная ностальгия обычно является к человеку в компании со старческим склерозом», «Руководство, небось, снова вкручивает про модернизацию, которая должна у нас не бежать вприпрыжку, как в Америке, а ме-е-едленно с достоинством ползти». Не чурается он и элементов фантастики в своей прозе: такие прочные категории как время-пространство частенько оказываются у него расшатанными, но, правда, в тех пределах, за которые борются врачи психоневрологических клиник. Арбитман без особого труда отыскивает зазор — в случае «Корвуса Коракса» — между Сталиным и Киркоровым — и исчезает в означенном промежутке, уводя за собою бесстрашных искателей «других измерений».

Чтобы в этом «другом измерении» не заблудиться, читателю следует держаться подле проводника, то бишь автора, чтобы кайфовать от путешествия, нужно знать «ключевые слова».

Ключевые слова или словосочетания существуют в романе и для птиц. Дело в том, что птицы в «Корвусе Кораксе» — носители информации. Нужно сказать ключевое слово или же словосочетание, например: «Цвет настроения синий», провести чем-нибудь по клетке — расческой или авторучкой, и, пожалуйте, вот вам и Филя в скворце. Птицы в романе Арбитмана -как телеграф, как лазерные и выносные диски, как симки и мобильные телефоны, как флэшки и еще бог знает что из нашего сегодня. На птиц можно записывать кого угодно.

«В отличие от пергамента память носителя не надо очищать. Можно записать дорожку сверху, и предыдущая тоже останется. И предыдущая. И предпредыдущая. И предпредпред. Всего птица может запомнить до трехсот мелодий или до ста пятидесяти песен, но так глубоко носителя обычно не грузят: если у тебя нет ключевого слова, замучаешься перелистывать слои».

А вот бороться с пиратством, то есть отслеживать контрафактные записи по Москве, которые выдают скворцы, вороны, попугаи и прочие не обделенные божьим даром носители фонограмм, должен герой романа — сотрудник Федеральной инспекции по авторским правам Иннокентий Ломов. Двадцатипятилетний пьер-бузуховского типа молодой человек, увалень-симпатяга, которого обхаживает взбалмошная (женщина на все сто) соседка Эвелина (можно просто — Лина), перспективный дизайнер обуви.

Собственно говоря, с неудачного рейда Ломова роман и начинается. Хотя, что значит «неудачного», разве Ломов в итоге не оказывается с вороном-«прадедушкой» и не становится обладателем секретной информации?!

«Мысленно ругая себя всеми словами, какие мог придумать, я вышел из магазина и сразу увидел на тротуаре контрафактный экземпляр.

Тот самый злополучный ворон с серым перышком в крыле топтался у входа и угрюмо долбил клювом асфальт. Наверное, из-за своего почтенного возраста носитель фонограммы держался в воздухе уже не очень хорошо. Из двора-то он вылететь сумел, но сил хватило ненадолго, поэтому приземлился он неподалеку. Если его оставить тут, им полакомятся уличные кошки. И кто, скажите, будет виновен в этой насильственной смерти? Инспектор Иннокентий Ломов».

Когда ты становишься обладателем сверхсекретной информации и документов исторической важности, ясное дело, за тобой начинается охота. И скачут за тобой, и едут, и летят, мягко говоря, люди не совсем приличные.

За инспектором ФИАПА Иннокентием Ломовым начинают охотиться «пионеры». Ну, это такие нафталинные переростки. Страшные люди на службе у власть предержащих.

Правда, справедливости ради следует отметить, в жизни инспектора ФИАП Ломова эти отморозки появились далеко не сразу. Ломов даже успел заглянуть на склад к хитрецу Дезику, который посоветовал ему написать шефу в рапорте «чистую правду»: «Вопрос: что случилось с птичками? Ответ: они улетели! Конфиската нет, но вы держитесь». А еще навестить по своим «фиаповским» делам Илью Владимировича Бучко — главу фирмы «Бучко Аудиопродакшн» (дверь 221), сходить в «Мосфоно», найти своего тезку Кешу (Савочкина Иннокентия из шестого «В» школы 1223, что на Знаменке, сдатчика антикварного ворона, а в «огромной Москве мальчик без фамилии и адреса — это меньше, чем иголка в стоге сена») и оказаться в квартире помершего старика, хозяина антикварного ворона, в Романовом переулке… Вот здесь они, «пионеры» злые, его и накрыли, ударив по голове чем-то оглушительно твердым. И превратили бы «пионеры» милого инспектора ФИАПА в шмоток мяса, мечтающего о скорой кончине богатого австралийского дядюшки, если бы не уникальная во всех смыслах личность — легендарный разведчик, персонаж пошлых комиксов и «настенный» кумир Иннокентия Ломова, Герой Советского Союза — Вилли Максович Фишер.

Из каких нетей он взялся? А как появляется человек-паук в голливудских фильмах?! Из неоткуда! И вообще, если ты думаешь так же, как Ломов, ты ошибаешься:

«— Этого, извините, просто не может быть, — очень аккуратно, чтобы не обидеть пожилого человека, заметил я. — Вэ Эм Фишер пал смертью храбрых при выполнении особого задания Ставки…

— Ты еще расскажи мне, деточка, что я Гитлера убил…»

С этой минуты, с этой поворотной точки в романе Ломов и Фишер будут неразлучны, а читатель мало-помалу свыкнется с тем, что долголетие — норма не только в высокогорных аулах Кавказа.

«Всякий, кто дожил до возраста разведчика Фишера, еле ходит, а он бегает, дерется, как в комиксах. Память у него лучше, чем у многих молодых. Иногда, правда, он жалуется на давление и близорукость», но инспектор Ломов считает, что это кокетство со стороны легендарного разведчика.

Инспектор Иннокентий Ломов, вне всякого сомнения, симпатичен старому разведчику. Фишер даже подтрунивая над ним, называет его «деточкой». Даже когда Ломов совершает подростковые проколы, к примеру, несмотря на все предупреждения Фишера, бежит к себе на службу за авансом и спасается, исключительно благодаря порядочным людям, он все равно для Фишера — «деточка».

Однажды только Фишер вскинулся по-настоящему, когда Ломов по своей очередной глупости начал объяснять Вилли Максовичу, кто есть такой на самом деле тов. Сталин и что у него тоже были заслуги перед Отечеством:

«— Сталин принял Россию с гусиным пером, а оставил с шариковой ручкой! — желчно передразнил он меня. — Сталин принял Россию с ночным горшком, а оставил с ватерклозетом… Слушать тошно! Один дурак придумал, а ты, как носитель, повторяешь. Ста-а-а-алин! При чем тут вообще Сталин? Он что — Томас Альва Эдисон?

Он лампочку изобрел? Да при усатом, наоборот, изничтожали самых талантливых. Я на зоне тысячу раз таких встречал. Если бы ты знал, Иннокентий, сколько сгинуло светлых голов! Кабы их не давили и не гнобили, не вычеркивали из жизни, мы бы не только до полюса — мы бы сейчас уже до Луны долетели, как у Жюль Верна».

Вообще-то имя знаменитого фантаста будет крутиться в голове читателя с первой по последнюю страницу, хотя Жюль Верн смотрел вперед, а Арбитман, используя приемы Жюль Верна, всячески подчеркивает, что, пока мы не разберемся со своим прошлым, мы будем жить в ХХI веке, как в начале ХХ века. С пневмопочтой и дирижаблями в виде галош.

Кстати, о дирижаблях. После того, как дирижабль Абрамовича, украденный Фишером, пристыковывается на площадке одной из башен МИДа РФ, «Корвус Коракс» приобретает ту легкость, ту скорость прочтения, каковая чрезвычайно хороша для романов такого типа. Но, с другой стороны, кто знает, может, это читатель наконец-таки уверовал, что в зазоре между Сталиным и Киркоровым могут и травить людей отморозками «пионерами», и сматываться от преследователей то на педальной подводной лодке дореволюционной поры, то на небесном теле, владелец которого с утра свалил в Лондон.

Все герои романа не просто двигают сюжет к развязке, они украшают его лепкой своих характеров. Чего стоит один только найденный под столом на дирижабле знаменитый журналист в костюме клоуна, которого инспектор Ломов принял за жмурика, а Фишер уже хотел сбрасывать с дирижабля, но, к счастью, вовремя разобрались. Журналист оказался не простой — Аким Степанович Коретников, заслуженный любимец президента Пронина. (Тех, кто догадался, с кого списан этот замечательный во всех смыслах персонаж, очень прошу не разглашать тайну Гурского/Арбитмана!)

Именно его президент Пронин, с подачи своего советника Владислава Сверчкова, бросает на «польский фронт».

«— Удивляюсь я нашему главному. Польские новости — это вообще гвоздь, если не для первой полосы, то для второй наверняка. Но мы текст набрали не двенадцатым кеглем, а десяточкой и всунули на последнюю полосу, рядом с рекламой. Я привез интервью с их оппозиционером Михником — так оно до сих пор не вышло. Не может это быть случайностью! Пронин подружился с Дудоней, а о друзьях, как о покойниках, плохо писать — ни-ни-ни. Только один сладенький позитив. Наша свобода слова уже давно похожа на ощипанного павлина: ни красоты, ни полета, одно название, что птица».

В конце концов, именно Коретников выведет Фишера и Ломова на верный след — сначала они найдут внука Молотова — Скрябина-третьего, Вяч Индриковича, а после выйдут и на господина Ростислава Рыбина, советника первого по нацбезопасности. Сорокалетний блондин, похожий на свои портреты, беспринципный хитрец, загонит в ловушку Фишера, Ломова и Корвуса.

Покинуть владения соперника Рыбина — советника президента Владислава Сверчкова — им удастся только чудом. Иначе повесили бы на всех троих мокруху. И аппозиционное движение во главе с Наждачным не спасло бы и Эвелину (Лину), захваченную «пионерами», и Ломова с Фишером, и их птичку, на которой записана встреча Молотова и Риббентропа, одобренная свыше усатым. И читатель бы тогда ничего не узнал о внуке Риббентропа и готовящемся заговоре, в ходе которого два президента поделили бы между собой одно маленькое, но очень амбициозное государство Восточной Европы, совсем, как некогда Гитлер со Сталиным. А там, глядишь, и до Четвертой империи, «Полосатого» (скорее уж волосатого) рейха недалеко.

Заканчивается «Корвус Коракс» на оптимистичной ноте: республика спасена от очередного «несмываемого позора», президент Пронин нашел в себе мужество обличить таинственных «фальсификаторов», антикварная птица К.Корвус пристроена, и пристроена хорошо — за Атлантическим океаном, на родине Эдгара По, где ей и самое место, а главный герой — незадачливый инспектор Ломов разбогател без помощи внезапно почившего в бозе австралийского дядюшки и ушел с работы.

Возможно, скоро без работы останутся и птицы, то есть займутся своими прямыми птичьими обязанностями. А Лев Гурский вместе с Романом Арбитманом получат от государства презент — флакон с глотком личной свободы.

По прочтении любой книги — если это только не пособие по разведению страусов — у читателя остается немало вопросов. Иногда он готов перечитать книгу, чтобы все их прояснить, иногда на это просто не хватает времени и сил. «Корвус Коракс» Льва Гурского не исключение. Вот почему Роман Арбитман, представляя Льва Гурского, любезно согласился ответить «Лабиринту» хотя бы на некоторые из этих вопросов.

Афанасий Мамедов «Корвус Коракс» Льва Гурского — ваш последний роман?

Роман Арбитман Скажем аккуратнее: это последний по времени выхода роман. Работа над ним растянулась на восемь лет. Начал я его в 2010 году, написал примерно половину и застрял. Хотя книга и фантастическая, она все-таки связана с реальной жизнью. Для реализации сюжета мне оказались нужны персонажи, которых в тот момент в окружающей меня действительности не было. Так что я решил подождать, отложил роман, занялся другими проектами. А году примерно в 2017-м, оглядевшись, понял, что персонажи, необходимые мне для книги, в реальности появились. Я их нагло позаимствовал, преобразил и приспособил для своего сюжета. Дальше все стало просто. За полгода я закончил книгу.

АМ А сколько всего у вас псевдонимов, и как вам с ними живется?

РА Раньше, когда я много работал в газетах и писал всякие мелкие заметки, нужны были несколько чисто «технических» псевдонимов, чтобы имя Романа Арбитмана не появлялось несколько раз на одной полосе. Теперь же у меня остался только один «технический» псевдоним для всяких текущих нужд — А. Данилов (А — это Аркадий или Арсений), а творческих два — Лев Гурский и Рустам Святославович Кац.

АМ Сборник статей о современной русской литературе Рустама Станиславовича помню хорошо. Я так понимаю, что псевдонимы для вас — это возможность перевоплощения?

РА Да. Доктор Р. С. Кац — это такой 90-летний литературный хулиган, который оправдывает свое хулиганство старческим маразмом. Самая известная книга Рустама Святославовича — «История советской фантастики», которая выдержала несколько изданий. В этом году вышла новая книга доктора Каца, «Альтернативная история литературы», в которой мне особенно нравятся иллюстрации… Что же касается Льва Аркадьевича Гурского, то ему я обычно доверяю прозу. Впрочем, публицистикой и кинокритикой это мое alter ego тоже занимается и даже выпустило однажды толстый том, посвященный американском кинодетективу.

АМ Сколько всего книг написано Львом Аркадьевичем Гурским? В Википедии я насчитал что-то порядка двадцати, но у меня такое ощущение, что справку о Гурском давно не обновляли…

РА Оригинальных книг — два десятка, а с переизданиями — больше сорока. Самая переиздаваемая книга — роман «Перемена мест», выходивший восемь раз, с 1995 года по 2017 год. Роман выпускали в Москве, Саратове, Смоленске, Харькове и Новосибирске. Какой суммарный тираж книги, я затрудняюсь сказать. Думаю, ее популярность во многом была связана с телесериалом «Д.Д. Д. Досье детектива Дубровского» (1999), поставленным Александром Муратовым. Главную роль там сыграл Николай Караченцов. Вообще в том сериале сыграли звезды отечественного кино, в том числе Михаил Ульянов, Валерий Гаркалин, Александр Феклистов, Владимир Меньшов, Алексей Булдаков и другие.

АМ Кинематограф, который вы так любите, о котором столько пишете, оказывает влияние на вашу прозу?

РА Конечно, остросюжетная проза должна быть кинематографична. Тогда она, во-первых, лучше читается, а, во-вторых, легче переводится на язык кино. Так что я стараюсь. Я, правда, не уверен, что в нынешней России кто-то рискнет снять сериал по роману «Корвус Коракс», но если с таким предложением ко мне обратится, например, американский стриминговый сервис Netflix, я возражать не стану…

АМ Когда в начале книги вы пишите, что автор не несет ответственности за случайные совпадения имен и фамилий персонажей, это такой писательский ход или же все-таки вы таким образом пытаетесь обезопасить себя от нежелательных вторжений в вашу жизнь?

РА Ну, отчасти это такая ритуальная формула. Несколько раз я наполнял ее ироническим смыслом. Уточнял: мол, поскольку ни автор, ни издатель ни за что не отвечают, вся ответственность ложится на читателя… А обезопасить себя в наших условиях все равно невозможно. Захотят — прицепятся к чему угодно. Это я вам говорю как человек, с которым не раз судились герои его публикаций. А один раз подавали в суд на моего издателя — требовали миллион и уничтожения тиража. Но во всех случаях обошлось…

АМ Не могли бы вы рассказать, что за скандал у вас случился с «Молодой гвардией» после выхода «биографии второго президента России»?

РА Тут все просто. Формально издатели серии «ЖЗЛ» подали иск, упирая на то, что обложка моего сатирического романа похожа на обложки их серии. А чего тут удивляться? Пародия должна смахивать на пародируемый объект — иначе, какой в ней смысл? Было понятно, что та книга, выпущенная тиражом в 800 экземпляров и продававшаяся в разделах «Сатира и юмор», никак не могла быть конкурентом «ЖЗЛ» на биографическом поле. Подозреваю, что в «Молодой гвардии» просто струхнули. Ведь в моем романе фамилия президента России была Арбитман — я частично писал этого героя с себя (хотя, понятно, это был вымышленный персонаж с намеренно иным отчеством). А вдруг, подумали «молодогвардейцы», кто-нибудь из начальства подумает, что «МГ» к этому причастна? Лучше уж подстраховаться… Кстати говоря, они требовали от моего волгоградского издателя миллион и уничтожение тиража, но не достигли ни той, ни другой цели. За меня вступилась блогосфера, многие достойные люди выразили протест — например, Борис Стругацкий опубликовал в «Новой газете» письмо в мою поддержку… Ну, а потом, когда все более-менее благополучно завершилось, я переиздал «Президента Арбитмана» уже в Москве — и куда большим тиражом. Сейчас, конечно, и этот тираж закончился, но книга есть в свободном доступе в Интернете. Кто захочет — найдет и прочтет без проблем.

АМ Чем вас привлекает издательство «Время», с которым вы сотрудничаете не первый год? 

РА Я печатаюсь здесь — и как Арбитман, и как Гурский — с 2004 года. Логотип «Времени» стоит на десяти моих книгах, и я надеюсь, что наше сотрудничество будет продолжаться и впредь. Мне нравится, что «Время» готово поддержать даже самые неожиданные и необычные мои идеи, вроде мемуарной книги «Как мы с генералиссимусом пилили Луну» или «Субъективного словаря фантастики». Теперь, когда «Время» дружит с «Лабиринтом», мои книги доступны читателям даже в тех точках планеты, куда книгопродавцы не завозят ни Гурского, ни Арбитмана.

Субъективный словарь фантастики

1 051 ₽ 2 102

Знаком ли Пиноккио с Тремя законами роботехники? Залетали ли уэллсовские марсиане в Великий Гусляр? Что общего у Гарри Поттера и Уинстона Черчилля? Почему у инопланетян такие глупые имена? За что Артура Кларка прокляли в ЦК ВЛКСМ? Это лишь малая часть вопросов, на которые автор Субъективного словаря фантастики дает самые правдивые ответы.

Посмотреть

АМ Когда я дошел до конца первой четверти книги и начал понимать что к чему, я подумал: «Корвус Коракс» — не просто юмористический детектив, но книга серьезная и важная, потому что автор в ней потешается над тираном, причем делает это тогда, когда полстраны в очередной раз готовы спеть ему осанну. Скажите, когда вы писали этот роман, вы держали в уме знаменитое положение Владимира Набокова из рассказа «Истребление тиранов», что единственная защита от тирана — это смех? И не поэтому ли в нашей литературе так мало смеются над Сталиным, что еще не вытравили его из себя?

РА Роман мой, конечно, иронический, и старый ворон, говорящий голосом Иосифа Виссарионовича, — это такой очевидный сарказм, но… Но этот смех — горький, сквозь слезы. Восемь лет назад, когда я начинал работу над романом, некоторые близкие друзья, знавшие о моем замысле, говорили: «Ты ломишься в открытую дверь. „Сталинская тема“ уже пройдена и неактуальна». Но когда роман был готов, выяснилось, что, наоборот, книга стала актуальнее. «Ползучий сталинизм» подполз к нам слишком близко. Не только массовые заблуждения рядовых граждан возносят Сталина к вершинам рейтингов популярности, но и довольно высокопоставленные чиновники с удовольствием признаются в симпатии к «вождю народов». А оговорки насчет репрессий и вины «друга советских физкультурников» в их устах становятся все формальнее, у некоторых чиновников даже исчезают совсем. Примечательно, что русский оригинал пресловутого пакта Молотова-Риббентропа, о котором идет речь в романе, был обнародован буквально через два месяца после выхода моего романа. До того этот документ прятали, а сам текст переводили с немецкого оригинала — а наш, дескать, все никак не могли найти.

АМ А что, если выход вашей книги поспособствовал актуализации этого документа?

РА Эта версия отчасти фантастическая, но мне она нравится. В конце концов, фантастика часто влияет на реальность.

АМ Будучи известным литературным критиком, как вы сами относитесь к критике в свой адрес?

РА Если критика профессиональная и аргументированная, я только радуюсь. Например, недавняя рецензия на «Корвуса» в журнале «Новый мир» мне очень понравилась — при том, что со многими ее тезисами я не согласен категорически. Но критик имеет право на свою трактовку, и если она убедительна, я только «за». Другое дело, если речь идет не о критике, а о каких-то инвективах без аргументации. Тут мне остается лишь вздыхать и разводить руками. Ну как, например, можно спорить с обвинениями в том, что Гурский занимается «оплевыванием советской истории» или «продался оппозиции»? Книга еще не успела выйти в свет, как на сомнительных сайтах появились в изобилии заметки о том, что Гурский, мол, получил от главного российского оппозиционера миллион рублей — за то, что портрет его появился на обложке моей книги. Между тем достаточно взять книгу в руки, чтобы увидеть, что на обложке вообще нет никаких портретов, только рисунок ворона, сидящий на гипсовом бюсте Сталина. Кто мне миллион-то платил? Сталин?

АМ В каком-то смысле роман Льва Гурского «Корвус Коракс» — это еще и роман о безжалостном отношении к птицам, в связи с чем у меня к вам, как к представителю Льва Гурского, такой вопрос: как вы относитесь к животным вообще и к птицам в частности?

РА Недолгое время у нас жил раненый грач, но это совсем не домашняя птица, и как только крыло зажило, мы его выпустили. Вообще же к домашним животным я отношусь хорошо. У нас жили две собаки, а после них две кошки подряд, и каждая — больше десяти лет. Кстати, вторую из кошек, Пульхерию, я включил в число персонажей моего романа «Есть, господин президент!», и она там играла немаловажную роль. Но после смерти Пульхерии я домашних животных больше не завожу. Очень грустно, когда они уходят, и ты ничего не можешь с этим поделать…

АМ «Корвус Коракс» — это и иронический детектив, и фантастика, и роман-памфлет, в чем преимущество таких микстов, чем они вас привлекают?

РА Для Гурского жанр политического детектива — традиционный. В конце прошлого века французская газета Le Figaro даже назвала Гурского «мэтром катастрофических сценариев», сильно мне польстив. На самом деле политическая сатира в этот жанр заложена изначально, поскольку писать с серьезным выражением лица о сильных мира сего довольно трудно. Уж больно часто их действия смахивают на тараканьи забеги. Кстати, в одном из романов именно так, с помощью тараканов, влиятельный чиновник определял, КТО будет очередным губернатором… Что же касается фантастики, то я ее внедряю в детектив нечасто — лишь в тех случаях, когда без нее уже никак. Именно поэтому, например, в «Пробуждении Дениса Анатольевича» появлялся охотник на вампиров, а в названном романе «Корвус Коракс» действие пришлось переносить в эдакую параллельную реальность, где не существуют многие современные гаджеты. Без этого допущения история о вороне, хранящем мрачные секреты недавнего прошлого, была бы попросту невозможна.

АМ Мне показалось, что в Кеше (Иннокентии Ломове) есть немало авторских черт, скажем так, из далекой молодости автора, так ли это?

РА В каждом из моих персонажей есть частица автора. Зря, что ли, я так люблю вести повествование от первого лица? Так что да — Иннокентий Ломов отчасти я. Однако среди персонажей романа мне куда больше нравится сэнсэй Кеши, столетний разведчик Вилли Максович Фишер. Придумывать этот образ было куда интереснее — во многом, именно потому, что этот герой практически ничем не похож на меня.

АМ Когда я читал «Корвус Коракс», у меня сложилось впечатление, что роман этот не переводим на другие языки, поскольку он весь построен на реалиях нашей российской жизни. Переводчик замучился бы со сносками. Что вы думаете об этом, и часто ли ваши произведения переводят на другие языки?

РА Думаю, что при переводе на иностранные языки романы Гурского пришлось бы немного адаптировать, заменяя некоторые реалии на более внятные для жителей иных стран. Ну, как дать понять иностранцу смысл рекламной песни про лесной орех или растолковать, кто такой Филипп Бедросович Киркоров, или объяснить, в чем сакральная сущность автозака? Увы, проверить я пока не могу: никто еще не обращался ко мне с предложениями издать Гурского в Америке или в Европе.

АМ Странно это слышать!

РА С другой стороны, я, например, был твердо уверен, что за пределами русскоязычного пространства «История советской фантастики» доктора Каца не будет востребована никогда. И я ошибся. Когда Каца перевели на японский и выпустили в Токио, оказалось, что в Стране восходящего солнца эта книга, полностью построенная на отечественных реалиях, получила довольно высокий читательский рейтинг, удостоилось рецензии в самой главной японской газете «Асахи» и даже попала в шорт-лист главной японской премии по фантастике. В общем, нам не дано предугадать…

АМ Это точно. Легко ли вам дался переход от критики к художественной литературе и как часто критик побеждает в вас художника?

РА Критик Арбитман, конечно, мешает прозаику Гурскому. Приходится куда строже относиться к собственным текстам, переделывать одну и ту же фразу многократно. Иногда работа над одними абзацем занимает целый день. Воистину — авторская рефлексия есть враг дедлайна.

АМ Из всех ваших масок/псевдонимов прозаик Гурский, вероятно, наиболее близок вам. Насколько с Гурским бывает легко и каким бы вы хотели видеть идеального Гурского?

РА Идеальный Гурский — это тот, которому не надо зарабатывать на жизнь чем-то иным, кроме сочинения прозы. Как только мне позвонит Стивен Спилберг и купит для Голливуда права на экранизацию моих романов, все изменится. Гурский приблизится к идеалу. Если же говорить серьезно, то без авторской рефлексии не бывает прозы. Я знаю некоторых писателей, которые работают очень быстро, поскольку им сразу нравится все то, что они пишут. Но читать эти тексты — мука мученическая. Да, конечно, когда читаешь какую-нибудь книгу и поражаешься легкости, ты не задумываешься о том, каким трудом достиг ее автор. Так и должно быть.

АМ Политические детективы Льва Гурского — такие, как «Опасность», «Перемена мест», «Убить президента», «Спасти президента» — были на слуху в середине девяностых, можно даже сказать, пользовались успехом. Что сейчас? Есть ли к ним интерес? Часто ли они переиздаются?

РА В 90-е годы не было соцсетей и ютуба и, соответственно, у людей было время на книги, и была привычка к чтению. Сейчас у людей есть в жизни много интересного досуга, и книги, увы, отодвигаются. Соответственно падают тиражи — не только у Гурского, конечно, и не только у детектива вообще. В начале 90-х тираж уважаемого мной «Нового мира», например, переваливал за два миллиона, а сейчас он — две тысячи экземпляров. По сегодняшним меркам, двухтысячный тираж для художественной прозы (если это не Донцова) — вполне приличный. К тому же, не надо забывать: к читателям бумажной версии надо присовокупить любителей электронных книг. Тут количество читателей отследить трудно. Смею надеяться, что и у Гурского их немало.

АМ О чем будет ваша следующая книга?

РА Их должно быть как минимум три.

АМ Круто!..

РА Про ту, над которой я работаю сейчас, ничего не скажу — боюсь сглазить. Вторая книга, которую я надеюсь доделать к 2021 году, это расширенная версия моего путеводителя по англо-американским телесериалам. В первом издании (2016 год) рассказывалось о 105 сериалах. В новом, как я планирую, будет уже не меньше 225 сериалов. Третья моя книга тоже будет связана с кино, но я пока умолчу о подробностях. Сохраню интригу.

АМ Традиционный вопрос: какие книги произвели на вас сильное впечатление за последние несколько лет и что бы вы посоветовали прочесть читателям «Лабиринта»?

РА Раньше я читал куда больше, но теперь мне все труднее совмещать писателя и читателя. Новинки проходят мимо меня. Так что мои вкусы традиционны: братья Стругацкие, Грэм Грин, Станислав Лем, Терри Пратчетт… Ну и себя, любимого, грех не упомянуть. Если кому-то понравится роман «Корвус Коракс», поищите что-нибудь еще из Гурского, Арбитмана или доктора Каца. Авось найдете что-то себе по душе. Ну и заходите потом ко мне в фейсбук — напишу вам электронный автограф. Теперь расстояния — не помеха.