Рубеж ХIХ и ХХ веков — одна из интереснейших эпох в истории мировой культуры. Обновлялись литература, изобразительное искусство, музыка, театр. Громко заявило о себе целое поколение творцов, решительно отвергающих старые эстетические каноны. Именно в тот период появился кинематограф, были сделаны важные научные и технические открытия. Новые книги российских издательств освещают в разных ракурсах эпоху модернизма и биографии ее ярких представителей.

О творчестве Артура Конан Дойла написано множество книг на разных языках, и внушительную долю в этом корпусе составляет литература о Шерлоке Холмсе и докторе Джоне Ватсоне. Давно став объектом своеобразного культа, эти популярнейшие литературные персонажи (и окружающий их мир) вызывают интерес исследователей различных специализаций. Уподобляясь сыщикам, авторы статей и книг скрупулезно изучают каждую строчку конандойлевского текста, пытаясь прояснить «темные» места или обнаружить новые аллюзии.

Пристальный интерес вызывают и реалии той эпохи, в которой писатель «поселил» своих персонажей. Холмс и Ватсон — современники и практически ровесники Конан Дойла. В произведениях этого цикла упоминаются топография Лондона и других местностей Британии, в текстах множество отсылок к историческим событиям 1880–1910-х годов. И все-таки художественный мир этих повестей и рассказов во многом отличается от английской реальности конца ХIХ — начала ХХ века. Сходства и различия проанализировал историк Василий Сидоров в книге «Повседневная жизнь эпохи Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Автор не просто комментирует устаревшие и малопонятные реалии, встречающиеся в текстах Конан Дойла. Эта работа — глубокое погружение в английскую историю и английскую повседневность, со множеством экскурсов, деталей и сопоставлений с сочинениями других писателей.

Повседневная жизнь эпохи Шерлока Холмса и доктора Ватсона

869 ₽

Как в реальности выглядел мир, в котором они жили? Сэр Артур Конан-Дойль не рассказывал, как выглядит кеб, чем он отличается от кареты, и сколько, например, стоит поездка. Но если мы — люди XXI века — хотим понимать, что именно имел в виду писатель, нам нужно ближе познакомиться с повседневной жизнью Англии времен королевы Виктории. Эпохи, в которой с преступностью боролись мистер Шерлок Холмс и его друг доктор Джон Ватсон…

Посмотреть

Например, во многих произведениях цикла о Холмсе фигурируют железные дороги. Исследователь тут же предлагает рассказ о первых паровозах начала ХIХ века, о стремительном развитии этого вида транспорта в середине и второй половине столетия. В 1880-е годы «дымящие машины» стали неотъемлемой частью английской жизни. Стало быть, и знаменитый сыщик в своих расследованиях никак не мог обойтись без железных дорог.

Если судить по произведениям о Холмсе, дожди в Англии льют не переставая. Но в действительности, замечает историк, среднестатистический климат в этой стране не так уж и плох. Просто следы в грязи (рассказы «Серебряный» и «Морской договор») помогают раскрытию преступлений.

Автор книги рассказывает о структуре английского общества и устройстве государства. Что представляют собой персонажи детективного цикла с психологической и социологической точек зрения? Холмс — обеспеченный человек, но не дворянин; и он, и его брат вынуждены работать. Образование он имеет бессистемное. Его практичность и прагматизм — типично английские черты. Он боксер, меткий стрелок, фехтовальщик, музыкант. Это поистине образец джентльмена. «Холмс — крупная, яркая личность, вызывающая уважение и интерес даже сегодня. Скажу больше — это идеал англичанина рубежа ХIХ веков», констатирует Василий Сидоров.

Есть у него и обширный экскурс об английских клубах, сыгравших большую роль в развитии общества и становлении национального менталитета. Там порой проходили важные встречи, как, скажем, в клубе «Диоген», описанном в рассказе «Случай с переводчиком». Как действовали в домах канализация, водопровод и отопление; сколько стоила аренда жилья, что ели и носили люди из того класса, к которому принадлежали Холмс с Ватсоном, — все это также помогает глубже погрузиться в эпоху королевы Виктории и короля Георга V.

Исследователь пишет и о том, чего в знаменитых произведениях о Холмсе и Ватсоне нет. Например, в них отсутствует море, хотя среди персонажей встречаются моряки, а в «Знаке четырех» есть эффектная погоня на речных катерах. Не попали в книги Конан Дойла и криминальные типы из социальных низов. Убийцы и грабители в цикле о Холмсе, как правило, — «шиковатые экзотические личности», джентльмены с порочными наклонностями. Это позволяло писателю оставаться в рамках светского жанра, не опускаясь в глубины уголовного лондонского «дна». Да и вообще, напоминает историк, сэр Артур не пишет социальную прозу: «Он скорее подыгрывает массовому читателю, рассказывая ему красивую романтическую сказку».

Период, когда Конан Дойл создавал первые произведения о Холмсе, был также временем зарождения русского символизма. Именно в конце 1880-х — первой половине 1890-х годов в печати стали появляться стихотворения Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус, Валерия Брюсова, Константина Бальмонта. Последний стал на рубеже ХIХ и ХХ веков популярнейшим русским лириком, автором нескольких сборников, очаровавших как ценителей классики, так и приверженцев декаданса. Его гражданские стихи вызвали недовольство властей, и поэт был временно лишен права проживать в столицах. Поселившись в имении друзей в Курской губернии, Бальмонт скучал по изысканному литературному обществу и светской жизни. Однако в хандру не впадал и продолжал много писать, вдохновляясь южнорусской природой. Нашлись у него там и новые друзья, и поклонницы. Дочь хозяйки соседнего имения, увлеченная новейшей литературой 20-летняя Людмила Савицкая, при первом удобном случае познакомилась со знаменитым поэтом. Способность Бальмонта влюбляться и очаровывать дам была в ту пору известна далеко за пределами Москвы и Петербурга. Возник мимолетный роман, дружеская же переписка продолжалась (с перерывами) три десятилетия, постепенно смещаясь от личных сюжетов к профессиональной тематике. Ведь Савицкая впоследствии стала во Франции писательницей, критиком и переводчиком, значительной фигурой литературного сообщества. Четверть века она провела «на перекрестке русского, французского и англо-американского модернизма», пишет литературовед Леонид Ливак в статье, открывающей сборник переписки Савицкой и Бальмонта «Жила-была переводчица». Впервые эти материалы опубликованы вместе в столь значительном объеме и с подробным научным комментарием.

Жила-была переводчица. Людмила Савицкая и Константин Бальмонт

911 ₽

Русская и французская актриса, писательница и переводчица Людмила (Люси) Савицкая почти неизвестна современному российскому читателю, однако это важная фигура для понимания модернистской культуры, в которой она играла роль посредника. История ее жизни и творчества тесно переплелась с биографиями видных деятелей «нового искусства». Особое место в ней занимал корифей раннего русского модернизма, поэт Константин Бальмонт, друживший и сотрудничавший с Людмилой Савицкой.

Посмотреть

В этом эпистолярии соединились ранний русский символизм, литература Франции и англоязычных стран первой половины ХХ века, жизнь русских за границей до и после революции 1917 года, журнальные и редакционные будни, отголоски важнейших политических событий… В 1901–1902 годы Савицкая в роли ученицы: отправляет Бальмонту свои переводы его стихотворений на французский, делится впечатлениями от прочитанных книг модных авторов (Гамсун, д’Аннунцио), рассказывает об усадебной жизни, о родных и соседях, об общих знакомых. Но подчас и спорит с признанным поэтом, в частности об образах женщин в его стихах. Ответные письма Бальмонта за этот период, увы, не сохранились. Поэт в ту пору находится в расцвете лет и таланта, он окружен поклонницами, но и переписка с Савицкой для него многое значит. Она ждет новых встреч с ним, шутливо пеняет ему за долгое отсутствие писем: «Не могу никак решиться отправить это письмо по почте, все мне кажется, что Вы сейчас приедете». Потом девушка уехала в Париж, а Бальмонт посвятил своей подруге цикл «Семицветник» в сборнике «Будем как Солнце». Савицкая окунулась в богемную парижскую жизнь (около десяти лет, в частности, выступала на сценах различных театров), Бальмонт тем временем стремился обрести второе дыхание в поэзии и вернуть себе былую славу. Но у читателей появились другие кумиры.

Их переписка и личное общение возобновились в начале 20-х годов, когда поэт уехал из советской России в эмиграцию. Теперь уже Людмила Савицкая выручает старого друга: в то время она активно печатается как литературный и театральный критик, пишет стихи и прозу, много переводит современных русских и английских писателей. Среди ее парижских знакомых — Пабло Пикассо, Андре Жид, Луи Арагон, сюрреалисты и дадаисты. Она помогает Бальмонту с организацией творческих вечеров, публикует во французских журналах собственные переводы его стихов. На волне интереса к России некоторые французские издатели публиковали в первой половине 20-х стихи, прозу и очерки писателей-эмигрантов; но постепенно этот интерес иссяк. Утративший за рубежом статус литературной «звезды», Бальмонт с самоиронией писал своей корреспонденте: «Мы мерзнем и всячески пропадаем. Но я кончил 1-ую часть своего романа. Не знаю, возьмут ли его „Современные записки“. Я ведь опять стал начинающим писателем, не лишенным таланта и подающим надежды». Бальмонт по-прежнему открыт всему новому: он рассказывает Савицкой, как изучил чешский, сербскохорватский и польский языки, чтобы переводить стихи современных восточно-европейских поэтов. Ведь он тоже признанный мастер в этом жанре, когда-то блестяще переводивший Эдгара По и Шелли. В переписке двух литераторов звучит и ностальгическая нота: они вспоминают о встречах в Курской губернии, происходивших словно в другую эру и на иной планете.

В ту пору, когда Людмила Савицкая в Париже делала выбор между театром и литературой, в Петербурге разворачивалась одна из самых знаменитых мистификаций Серебряного века. В начале сентября 1909 года редактор только что учрежденного журнала «Аполлон» Сергей Маковский получил письмо с вложенными стихами незнакомой молодой дамы. Подпись в письме — Черубина де Габриак — намекала на принадлежность к старинному дворянскому роду. Превосходные стихи, сочетавшие мистические мотивы и глубоко затаенную страстность, покорили членов редакции. Но талантливую незнакомку никто не видел, она предпочитала общаться с редактором по телефону, напуская в разговоре все больше тумана. Литераторы и художники, сотрудничавшие с «Аполлоном», были влюблены и в стихи, и в образ загадочной испанки, истовой католички, опекаемой отцом-деспотом. Казалось, блоковская Прекрасная Дама заговорила русскими стихами. Большую подборку стихов Черубины поместили во 2-м номере журнала. Константин Сомов готов был с завязанными глазами ехать, куда она прикажет, чтобы писать ее портрет. Маковский искал незнакомку в театрах, на концертах и среди обитателей аристократических дач… но все тщетно! Интрига сохранялась в течение двух месяцев. А потом обнаружилось, что стихи под именем Черубины писала начинающая поэтесса Елизавета Дмитриева, которую многие знали в редакции «Аполлона» и на «башне» Вячеслава Иванова (а у Гумилева с ней был даже короткий роман)… Придумал же и срежиссировал мистификацию еще один «аполлоновец», поэт, художник и критик Максимилиан Волошин: о стихах Черубины он планировал написать в своей будущей книге как о мажорном финальном аккорде русского символизма. Его дуэль с Гумилевым едва не превратила литературную шутку в подлинную трагедию.

Черубина де Габриак

644 ₽ 1 287

С легкой руки Максимилиана Волошина имя Черубины де Габриак впечаталось в историю поэзии Серебряного века. А между тем жизнь Елизаветы Ивановны Дмитриевой: поэта, переводчицы, драматурга и тайновидицы — куда интереснее, нежели яркая биография вымышленной поэтической однодневки. Как Дмитриева вошла в отечественную поэзию XX столетия, кем она в ней осталась? И как сложилась ее судьба после дуэли? О биографии Елизаветы Дмитриевой рассказывает Елена Погорелая.

Посмотреть

В книге филолога Елены Погорелой «Черубина де Габриак» события 1909 — 1910 годов освещены достаточно подробно. Цикл стихов, написанный от лица юной испанки, действительно принес известность Дмитриевой: эти строки поклонники поэзии еще долго переписывали в альбомы, хранили номера «Аполлона», искали новые ее публикации. Но проект «Черубина де Габриак» завершился в 1910 году, сама эта литературная маска существовала менее года, произведя, однако, одну из главных сенсаций Серебряного века. Но что же еще написала Елизавета Дмитриева (по мужу Васильева)? Как она жила до и после «Черубины»? Кто придумал этот звучный псевдоним и что в нем зашифровано? Как складывались в дальнейшем отношения между участниками изощренного розыгрыша?.. Исследовательница реконструировала, насколько это представилось возможным, биографию талантливой писательницы и человека непростой интересной судьбы. Учительница в петербургской гимназии, один из лидеров антропософского движения в России, основатель (вместе с Самуилом Маршаком) первого в нашей стране детского театра, переводчик со старофранцузского, автор пронзительных лирических стихов, корреспондент и подруга знаменитых поэтов — это все она. Не только история Черубины, но и вся жизненная и творческая биография Дмитриевой, по мнению литературоведа, воплощает суть русского модернизма, — «атмосферу непрерывного духовного поиска, политеизма, жизнетворчества и уверенности в безграничных возможностях человека-творца».

Одним из центров нового искусства в конце ХIХ — начале ХХ века была Франция. Здесь появилась целая плеяда художников, писателей, театральных деятелей, смело отринувших прежние эстетические каноны. В Париж устремлялись молодые таланты из разных стран, в том числе из России. Сам воздух французской столицы в то время был насыщен новыми художественными идеями.

Молодой Пруст в письмах 1885-1907 гг.

Нет в продаже

Данное издание включает в себя корпус писем Марселя Пруста, написанных в возрасте от четырнадцати до тридцати шести лет. К 1907 году Пруст еще не снискал общепризнанную литературную славу. Письма будущего автора «самой великой французской книги ХХ века», большинство которых ранее на русский язык не переводилось, обращены к родным, друзьям и писателям-современникам (Анатоль Франс, Альфонс Доде, Робер де Монтескью). Составитель Андрей Михайлов.

Посмотреть

Атмосферу модернизма превосходно передают письма молодого Марселя Пруста, впервые выпущенные в русском переводе в столь значительном объеме. Важно подчеркнуть, что издание останавливается на пороге 1908 года, когда Пруст начал писать свою эпопею «В поисках утраченного времени». Но переписка показывает, что в действительности он работал над этим циклом романов всю жизнь, шел к нему издалека. Пруст в молодые годы написал сотни писем, и это была, помимо прочего, «лаборатория» его большой прозы. Некоторые из адресатов Пруста и упоминаемых в письмах лиц позже стали прототипами персонажей его романов. Салоны и интеллектуальные сообщества Парижа были питательной средой для романиста.

В книге собраны письма на разные темы. Помимо литературных вопросов, Пруст обсуждает новости театральной и музыкальной жизни, делится впечатлениями о поездках в Швейцарию и Нидерланды, сетует на слабое здоровье. Не оставило его равнодушным и дело Дрейфуса. Он советуется со старшими коллегами о первых публикациях стихов и прозы, появившихся в 1890-е годы. Благодарит гостеприимную хозяйку замка на Луаре за проведенные там дни. Некоторые лирические пассажи в письмах похожи на стихотворения в прозе. Другие — напоминают короткую и отточенную публицистическую статью.

Не только содержание, но и стиль этих посланий заслуживает внимания. В кругу культурной элиты, к которому принадлежал Пруст, существовала богатая эпистолярная традиция, включавшая элементы светской беседы и «романа в письмах». Пруст с детства отлично владел всеми «обязательными кодами переписки», состоящими не только в разнообразных проявлениях вежливости, «но и в поддержании необходимых для беседы качеств, таких как непринужденность, легкая небрежность, мягкая ирония, умение развлечь собеседника», отмечает составитель и переводчик Елена Гречаная. По ее словам, уже в ранних письмах Пруста начала формироваться его протяженная, разветвленная фраза, растущая как живой организм и призванная передать переливы психологических нюансов. Писатель оттачивал мастерство в письмах, подобно тому, как современные литераторы поддерживают профессиональную форму, публикуя записи в блогах. Его послания — образцы изящества и учтивости, по ним можно изучать эпистолярную манеру людей света и ценителей искусства той эпохи. Издателю, поначалу отвергшему прустовский перевод книги Рёскина, он пишет: «Если все мои доводы вас не тронули и не убедили, если ваше решение остается прежним, не берите на себя труд отвечать мне. Отдайте посыльному мою рукопись. Это будет черный парус Тезея». Среди адресатов Пруста — румынский князь, редакторы журналов, дамы света, однокашники по престижному лицею Кондорсе, а также известный в те годы писатель гасконского происхождения, чьим дальним предком был сам д’Артаньян.

В письмах Марселя Пруста можно встретить имя Валери Ларбо (1881–1957) — крупного французского писателя, национального классика, чьи произведения включены в обязательную школьную программу. О нем пишут научные монографии, имя Ларбо носит престижная литературная премия. В его наследии — проза, стихи, эссе, критические статьи, дневники, а также многочисленные переводы с английского и испанского («Улисс» Джойса, рассказы Борхеса, стихи Кольриджа, шотландские баллады и многое другое). В числе почитателей его таланта были такие значительные фигуры своего времени, как издатель Гастон Галлимар, поэт Поль Валери, прозаики Андре Жид и Марсель Пруст. Наследник крупного состояния (отец был владельцем источника минеральной воды близ Виши), Ларбо в молодости много путешествовал и писал не для заработка, а для удовольствия. Без фигуры этого эстета и денди, гедониста и мистификатора общая картина европейской модернистской литературы будет неполной. Кстати, Ларбо окончательно решил стать писателем во время поездки по России в 1898 году (Москва, Петербург, Крым…), когда он с восхищением читал Достоевского. При этом в современной России имя Ларбо практически неизвестно, лишь несколько текстов включались в 70-е годы в антологии французской литературы. Выпущенная недавно книга «Детские», — по сути, первое серьезное знакомство отечественного читателя с прозой этого знаменитого на родине и все еще во многом загадочного автора.

Детские

661 ₽

Валери Ларбо — выдающийся французский писатель начала XX века, его произведения включены в обязательную школьную программу, о нем пишут научные монографии и публикуют его архивные материалы и дневники. За свою творческую жизнь, продлившуюся около 35 лет, Ларбо успел многое как автор и еще больше — как переводчик и литератор, помогший целому ряду других писателей. Сам он писал лишь по прихоти, что не мешало Гастону Галлимару, Андре Жиду и Марселю Прусту восторгаться его текстами.

Посмотреть

Рассказы, составившие книгу, он начал писать еще в ранней юности — это была первая проба пера начинающего литератора. Некоторые из них публиковались по мере написания, но окончательно оформились в сборник только в 1918 году, когда Ларбо уже опубликовал роман и ряд повестей (в том числе под псевдонимом-маской). Два текста из десяти автор в последний момент изъял из первой публикации «Детских»: они увидели свет только в 40-е годы. С тех пор весь цикл неизменного печатается в полном составе. Произведения эти во многом автобиографичны. Ларбо воссоздает мир ребенка из французской состоятельной семьи конца ХIХ века. Игры, знакомства, детские влюбленности и разочарования, взаимоотношения с взрослым миром… Но при этом автор рассказов отошел от привычной сюжетной стройности и многих прежних канонов «детской» прозы. «Детские» — это череда новелл, импрессионистических и меланхолических, где тонкими изящными штрихами выписаны и душа ребенка, и атмосфера времени. Некоторые «декадентские» сюжетные ходы, кажется, смогли бы вызвать интерес доктора Фрейда. Валери Ларбо описывает фантазии и игры детей увлеченно, погружаясь в эти забавы, вживаясь в каждого персонажа. Из этого детского мира автор, кажется, не хочет никуда уходить.