Тэги
Дебютная книга Ольги Фикс «Улыбка химеры» — то ли антиутопия, то ли фантастика, то ли притча — вызвала интерес не только у читателей, но и у критиков: ее отметили Константин Мильчин, Галина Юзефович, Ольга Бухина, Шамиль Идиатуллин и многие другие. Вслед за «Улыбкой химеры» вышел второй роман Фикс — «Темное дитя», а сейчас готовится к выходу третий — «Крольчатник». Дмитрий Гасин побеседовал с Ольгой о жанровой принадлежности первого романа, месте действия второго, коллективном редакторе и юношеском богоискательстве. Получилось очень интересно!
Дмитрий Гасин Ольга, скажите пожалуйста, в каком жанре написана «Улыбка химеры»?
Ольга Фикс Я считала, что это антиутопия.
ДГ Но читатели и критики также высказывали мнение, что это фантастическое произведение. Есть еще версия, что это философская притча, которая говорит нам что-то о современной жизни, устройстве человеческого общества — а может, даже о политике. Как вы оцениваете все эти мнения?
ОФ Сюжет «Улыбки химеры» когда-то мне приснился — лет в 17-18. Но приснился не просто так, а по прочтении рассказа Рэя Брэдбери, который назывался «Куколка». Там человек вдруг окукливается — и все вокруг ходят и гадают, что же с ним случилось. А потом он вдруг встает и говорит: «Ну все, я теперь здоров, я ухожу!». Окружающие разочарованы: они ожидали, что его состояние откроет какие-нибудь загадки вселенной, — но, по-видимому, это была всего лишь такая странная болезнь. Главный же герой уходит как можно дальше от свидетелей — и взлетает!
Это очень маленький рассказ — но каков его жанр? Притча? Брэдбери считается фантастом, но у него три четверти вещей — именно такие притчи.
ДГ Как вам кажется, может ли вообще существовать такое общество, как в «Улыбке химеры»?
ОФ Любое общество, которое я описываю, будь оно камерным, внутри одной семьи (как, например, в моем следующем романе «Крольчатник»), или глобальным, охватывающим целое государство, — это то, что есть. Просто я довожу каждую вещь, которая есть, до логического абсурда.
Вот говорят: «Что ж они у тебя там все работают каждый день по 4 часа?». А на самом деле это немножечко утрированная советская «картошка». Раньше как было: ты поступаешь в институт — и в первый же месяц либо на «картошку» едешь, либо в библиотеке, как моя героиня Маша, отрабатываешь. Еще спрашивают: «А как же у тебя президент работает со всеми наравне?». А Ленин, который тащил бревно, — это не то же самое?
ДГ Так все-таки это реальное советское общество? А то многие пишут, что свершившийся коммунизм...
ОФ Мне кажется, это никакой не коммунизм. С первых же глав «Улыбки химеры» — а я выкладываю все книги по мере написания в «Фейсбук», увидеть и прокомментировать их может любой желающий — некоторые люди стали спрашивать: «А почему ты пишешь про наше детство? Это наш интернат! Это наша школа!». Когда я опубликовала эпизод, где Сергей взлетает, неожиданно нашлись те, кто имел отношение к попыткам улететь или сбежать из России, и они спрашивали: «Ой, это ты про самолетное дело пишешь?».
ДГ То есть в живом общении рождаются какие-то сюжетные ходы?
ОФ Нет, сюжет у меня всегда в голове уже есть, но окраска зависит от того, как люди реагируют. Когда человек пишет: «Мне жалко, что герой погибает», — я, конечно, не могу всех воскресить и срочно переженить. Но когда мне пишут: «Я не понял, почему...», я иногда этот кусок переписываю 20 раз. Я хочу, чтобы поняли почему, — если не понимают, значит, не те слова.
ДГ Это довольно жесткая позиция — вы ведь не оставляете себе шанса что-то изменить.
ОФ Почему? Я возвращаюсь к опубликованному в «Фейсбуке» снова и снова. У меня есть текст всего романа в «Ворде», и если я что-то в нем меняю, то в опубликованные отрывки тоже вношу изменения. Например, когда я начинала писать «Улыбку химеры», никак не могла придумать имя учителю — изначально его звали Борей, потом Женей, потом еще как-то... А потом я поняла, что он Макс, — и везде заменила его имя.
ДГ Такие глобальные замены требуют большой работы над текстом...
ОФ Вот я и работаю. Знаете, художник, когда рисует картину, нередко подносит ее к зеркалу — зеркало отражает картину справа налево и позволяет посмотреть на нее как бы другими глазами. Пока ты пишешь, сложно увидеть свой текст совсем в другом ракурсе — но стоит отложить книгу, как я сразу вижу кучу огрехов, которые не замечала, когда пять раз подряд правила текст в «Ворде». Но я потом еще возвращаюсь — смотрю, как это выглядит с мобильного, пытаюсь править, нажимаю не на те буквы... Тут же приходит команда моих читателей и говорит: «У тебя там „деть“ вместо „дети“, у тебя там не тот предлог, исправь, пожалуйста». Получается, что у меня целая куча редакторов! Я очень это люблю и всем всегда говорю спасибо.
ДГ Это очень новаторский подход к тексту — раньше технологии такого просто не позволяли...
ОФ Может, и новаторский — однако он все стремительней входит в моду. На питерской «Фантассамблее» в этом году его активно обсуждали. Приехало, как всегда, много начинающих авторов — и Олди, которые их, так сказать, поучали. И они объясняли, что так делать, как я, нельзя ни в коем случае: можно выкладывать только тот текст, который уже есть целиком, если уж вы решили делать роман с продолжением. А мне кажется, главное — чтобы текст читался. Если я вижу, что он не читается, значит, он плохой, и надо написать так, чтобы читалось. И я имею с этого, разумеется, всяческие одобрения и поглаживания — на что Олди сказали: «Ты пишешь не ради искусства, ты пишешь ради этих одобрений». Что очень даже возможно!
Но вообще писательство — очень грустное, одинокое занятие. А тут я вдруг оказываюсь как будто в большой аудитории. И это очень согревает.
ДГ Расскажите о своем новом романе «Темное дитя». Почему местом действия выбран Иерусалим? И откуда вам в таких тонкостях известны обычаи, вероучения — в книге много интересных деталей, но при этом они поданы легко, без просветительского напряжения.
ОФ Я прикладывала максимум усилий к тому, чтобы оно читалось легко и не воспринималось как поучение. У приверженцев всех крупных религий есть книги миссионерского направления — и все они мне не нравятся. Разве что у протестантов встречаются такие книги для юношества, которые можно читать просто ради удовольствия. Например, в моей любимой «Ане из Зеленых Мезонинов» Люси Монтгомери раскидано дикое количество цитат из Библии. И я ужасно злюсь, когда мне попадаются ее переводы от людей, которые Библию никогда в руки не брали, — они просто проскакивают все языковые игры (так что читайте перевод Батищевой, там есть сноски!). Написать просто о самом важном было моей мечтой — и только, считайте, на старости лет я ее воплотила.
Понятно, что сама я еврейка и живу в Иерусалиме. Понятно, что я училась всему этому много лет и у меня есть диплом преподавателя иудаики для младших классов школы в диаспоре, так что тема мне близкая. Непонятно одно: как об этом разговаривать с людьми, которые не в теме. Человек, который настроен на миссионерство, обычно выходит и говорит: «У нас начался обстрел ракетами со стороны Газы, я вышел, помолился — и обстрел прекратился». Любой верующий человек ощущает связь с богом, но мне кажется, что так говорить с неофитами нельзя — не потому что это неправда, а потому что не работает. И это то, чего я пыталась всю дорогу избежать. Нельзя просто сказать: «Идите все молиться, и будет вам просветление». Так не бывает.
ДГ Но вы этого и не обещаете — хотя читатели, конечно, всегда ждут от книги чуда.
ОФ На эту тему очень хорошо написал Павел Санаев в «Хрониках Раздолбая». Все читают «Похороните меня за плинтусом», но на его вторую книгу обращают гораздо меньше внимания. А мне кажется, что это лучшая книжка для мальчиков, и там очень много о поисках Бога. По моим наблюдениям, у любого человека — начиная с подросткового возраста — есть период богоискательства. Особенно это было заметно в России времен перестройки. В детстве мы все воспитывались атеистами, и это было нашим вектором: чудо, которого мы все ждем, — это коммунизм. А когда эта вера была порушена, все срочно начали искать себе религию: людям, особенно молодым, необходима вера — хоть во что-то. И я, вместе со многими моими сверстниками, выбрала веру по рождению и пошла в синагогу. Были люди, которые искали Бога в православной церкви — и нашли его там. Но любой человек, который уверовал, находится... нет, даже не в ожидании чуда. Просто ты знаешь, что оно может произойти, — и это рабочий момент.
Вот хороший пример: еврейские семьи обычно очень многодетные, и я читала одну педагогическую книгу, написанную в религиозном ключе — для мам. Она начиналась с того, что маме обычно некогда молиться, но вся ее жизнь — это одна сплошная молитва: мама на минутку отворачивается от ребенка и молится, чтобы за это время с ним ничего не случилось. И это не обязательно какие-то слова — но у нее есть персонификация, она обращается к Богу и просит его защитить свое дитя, пока сама она не может.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
