Издательство «Текст» почти никогда не рискует. Часто ли эта политика оборачивается во благо издательству, сказать, наверное, может лишь оно само. Зато отменный вкус «Текста» сомнений не вызывает. В этой связи нет ничего удивительного, что «Текст» во второй раз «рискнул» издать Поля Валери, выдающегося французского поэта, прозаика и мыслителя, одного из «бессмертных» — так называют членов Французской академии, согласно девизу, высеченному на печати академии: «Ради бессмертия» (A l’immortalite). (Членов Французской академии всегда ровно сорок, звание это пожизненное и, занимая место умершего члена академии, литератор по традиции должен произнести речь памяти своего предшественника).

 

 

Поль Валери: Стихотворения. Переводчик и составитель, автор послесловия Алексей Кокотов.
«Текст», серия «Билингва», 2017.  

 

С одной стороны, Валери знают несколько поколений наших взыскательных любителей поэзии, с другой — судят о нем у нас преимущественно по книге «Об искусстве», которую подготовил знаток французской поэзии Вадим Козовой в эпоху брежневского застоя и которая, выдержав два издания, прописалась на книжных полках двухтысячных. Сами же стихи Поля Валери не переиздавались у нас с 1930-х годов, и вернулись к читателю только в начале 1990-х.
В первый раз «Текст» взялся за Валери в 1994 году. Сборник «Юная Парка» открывала статья Абрама Эфроса, взятая из первого советского издания Валери 1936 года. В сборник вошли и стихотворные переводы А. Эфроса (из того же издания), и переводы Б. Лившица и С. Шервинского. Поэма «Юная Парка», давшая название всему сборнику, публиковалась как в современном переводе М. Яснова, так и фрагментами в переводе Б.Лившица. Замечательно, что впервые были переведены на русский язык и опубликованы два эссе Поля Валери — «Навязчивая идея, или Двое у моря» и «Господин Тест». Издатели, безусловно, заслуживают признательности за этот сборник, спустя шесть десятилетий вернувший читателям Валери-поэта.
Вторую попытку обессмерть «бессмертного» «Текст» предпринял в этом году.
Новая книга, представившая поэзию Валери в билингвической версии, названа просто — «Поль Валери. Стихотворения». Ядро книги составила знаменитая поэма Валери «Чары» («Charmes»).
Переводчик, составитель и автор послесловия поэт Алексей Кокотов, понимая, что любой двуязычный сборник рассчитан на «активного читателя», который тут же начнет сравнивать перевод с оригиналом, дает свое объяснение простоте названия: «Сразу скажем, что русский перевод названия книги («Charmes» - А.М.) – «Очарования» (иногда «Чары») — условен и не передает подразумевавшейся автором французско-латинской игры слов charmes – carmina. Не сложись уже русская (скорее, советская) традиция, следовало бы переводить проще: «Стихотворения». Жеманная претенциозность и поэзия Валери обитают в разных вселенных». (А. Кокотов).
Следует заметить, что в некоторых прижизненных французских изданиях поэмы сборник так и назывался «Чары, или Поэмы» и был снабжен эпиграфом «deducere carmen» — латинский оборот, обозначающим «писать в стихах».

 

Первое издание сборника «Чары, или Поэмы», 1922 г.

В новое текстовское издание вошел полный русский перевод книги «Charmes» (1922) (с такими шедеврами французской поэзии, как «Кладбище над морем», «Пифия», «Шаги» и «Пальма»), небольшое собрание «Несколько стихотворений разных эпох», посмертный цикл «Двенадцать стихотворений», а также стихотворения из сенсационной посмертной книги Валери «Корона. Коронийя. Стихи Жану Вуалье» (2008) — уникальный свод любовной лирики, созданный великим французским поэтом в последние восемь лет жизни.
Книга, в которой, по словам переводчика «нет ничего, кроме чистой поэзии в единственно возможном смысле этого слова», издана более чем достойно — в особенности, если учесть, что на Валери у нас почему-то всегда не хватало денег — и, несомненно, явится украшением книжных полок на долгие годы. Именно на годы, потому что с Валери по-другому нельзя, тем паче — когда издание двуязычное. Алексей Кокотов переводит преимущественно с французского (Леконт де Лиль, Шарль Бодлер, Поль Валери). Последние годы он живет в Монреале, это обстоятельство, как и то, что по образованию и роду деятельности он математик, можно записать в плюс, когда речь идет о литературном наследии Валери – ведь и сам автор «Чар» когда-то думал посвятить себя математике и физике.

 

 

Алексей Кокотов — прекрасный переводчик, продолжающий традиции Бенедикта Лившица и Сергея Петрова. Тем не менее, новоиспеченный обладатель новой книги, возможно, не сразу окажется «наповал сраженным» шедеврами Валери. Просто, чтобы оценить его поэзию вполне, надо быть знакомым не только с кодами «системы Валери», но и хотя бы немного разбираться во французской поэзии ХIХ-ХХ веков и уж точно — почитать французских символистов: Бодлера, Верлена, Рембо, Малларме, стихами которых будущий член Французский академии зачитывался в юности. А еще Теофиля Готье, о котором почему-то никто не вспоминает, когда речь заходит о Валери. Тогда постепенно, шаг за шагом вам откроется и поэзия Валери, сияющая ярким чуть холодноватым светом античной звезды.


ШАГИ

Шаги, родясь во тьме бездонной,
Прошествовали в тишине,
И, набожно и непреклонно,
Неспешно близятся ко мне.

Ваш дар я, боги, прозреваю!
Украдкой сладостной, тайком,
Тень дивная и суть живая,
Ко мне подходит босиком!

И если поцелуй-питатель
Готов сорваться с уст твоих,
Чтобы голодный обитатель
Бессонных мыслей поутих,

Все ж сладкий миг не торопи ты,
Грань хрупкую побереги.
Я здесь затем, чтоб стали слиты
Стук сердца и твои шаги.
(Пер. Алексея Кокотова)

Поль Валери родился на побережье Средиземного моря, в городе Сете, который называют «Венецией Лангедока» и где издавна умели не только разводить моллюсков и устриц, но и славить высокие чувства. Отец его — Бартоломей Валери, корсиканец, работал таможенником, мать — Фанни Грасси, итальянская дворянка родом из Генуи.
Первичное образование он получил в сетском колледже, после чего продолжил обучение в Монпелье, где, изучая юриспруденцию, одновременно увлекся поэзией и архитектурой. Будущий поэт находился тогда под сильным влиянием символистов, главным образом, Шарля Бодлера, Поля Верлена, позднее — Артюра Рембо и Стефана Малларме.
Особой экстравертностью юный Валери в ту пору не отличался. Друзей у него водилось немного, но среди них были такие, как поэт, последователь парнасцев Пьер Луи и будущий Нобелевский лауреат, автор знаменитых «Фальшивомонетчиков» Андре Жид. Они и ввели Валери в литературные круги, его «Тетради Андре Вальтера» произвели на Андре Жида сильное впечатление, и он всячески способствовал продвижению друга.
В 1890 году в журнале «Раковина» были опубликованы несколько стихотворений Валери, которые в целом критика встретила одобрительно. Но, как отмечает Андре Моруа в своих знаменитых литературных портретах, «стать “профессиональным” литератором казалось ему одновременно и ниже и выше его возможностей».
Отслужив год в армии, не имея никаких особых планов на жизнь, Валери решается переехать во французскую столицу. «Мне было двадцать лет, — напишет он о том времени, — и я верил в могущество мысли. Странным образом страдал я от бытия и небытия. Временами я чувствовал в себе необъятные силы, перед лицом каких-то проблем они сникали, и ограниченность возможностей отчаивала меня».
В Париже он живет на улице Гей-Люссака, в той самой комнате, где прошли первые годы жизни знаменитого философа Огюста Конта, и некоторое время вращается в кругах, близких к Стефану Малларме.
В 1900 году женится — на талантливой пианистке Жанни Гобийяр, подруге дочери Малларме и племяннице знаменитой французской художницы Берты Моризо, доводившейся внучатой племянницей Жану Оноре Фрагонару. (О «тетушке Берте» Поль Валери напомнит своим знаменитым эссе «Берта Моризо», которое было написано в 1926 году в качестве предисловия к Каталогу выставки акварелей и графических работ художницы).
Валери и сам был неплохим графиком и многие свои произведения, включая такие знаковые, как «Вечер с господином Тэстом», сопровождал авторскими рисунками. Приятельствовал с Дега, был знаком с Ренуаром и другими мастерами тогдашней парижской школы.
В это время он много общается с Жорисом Карлом Гюисмансом и Марселем Швобом и размышляет о природе символизма: «Я вылавливаю неясное и произвольное, так же как префект вылавливает бродяг». В период 1891—1893 годов он уже прославился в узком кругу французских литераторов целым рядом стихов, которые, однако, были изданы отдельным сборником только в 1920 году («Альбом старых стихов»).
И вдруг, за несколько лет до начала ХХ века Валери понимает, что тех изобразительно-выразительных средств, которые он перенял у символистов, оказывается недостаточно. На целых двадцать лет он расстается с писательством и занимается разработкой собственной художественной системы. Может показаться, что, отказавшись от поэзии, занявшись изучением математики и физики, Валери ведет жизнь обычного мещанина. Чтобы заработать на жизнь, он устроился работать сначала в пресс-бюро, потом — в Военное министерство, где продолжительное время числился в ведомстве артиллерийского снабжения, а со временем стал исполнять обязанности личного секретаря руководителя телеграфного агентства «Гавас» (Французское информационное рекламное агентство) Эдуарда Лебея.
«Уединение. Работа для себя. Записи, собираемые в папках. Женитьба. Жизнь. Дети…» пишет он в своих тетрадях.
Только настойчивые просьбы друзей, прежде всего, Андре Жида (он тогда вместе с несколькими друзьями основал «Нувель ревю франсез») мало-помалу возвращают Валери к поэзии.

Четыре года Валери работает над новой поэмой, продолжая писать ее даже в тяжелые годы Первой мировой войны. Так родилась «Юная Парка», которую он посвятил Андре Жиду: «На долгие годы оставил я искусство поэзии; пытаясь снова подчиниться ему, я сочинил это упражнение, которое и посвящаю тебе». Признавая трудность прочтения поэмы, — «Юная Парка» до сих пор считается образцом поэтического «герметизма» в творчестве писателя — Валери шутил: «Ее темнота вывела меня на свет». Валери можно назвать поэтом двух веков. Ему было уже за пятьдесят, когда начали издаваться его лучшие стихотворения. Тут-то и выяснилось, что «дежурные по национальной литературе» — всезнающие, уже успевшие закрепить за каждым пишущим свое место критики — мало что знают об этом седовласом «дебютанте». Справедливости ради следует отметить, положение это было ими же и выправлено, — поэтическое творчество Валери приобрело огромное признание и высокий престиж на родине поэта. Несмотря на изысканную замкнутость его поэзии, о нем заговорили, как об исключительном мастере стихосложения, и годы, предшествующие Второй мировой войне, как и некоторое время после ее окончания, его будут считать одним из последних великих стихотворцев Франции.
В 1925-м Валери избрали во Французскую Академию. К этому времени он уже был известной личностью — числился членом Лиссабонской Академии наук, состоял в так называемом Национальном фронте писателей (Front national des Ecrivains).
Там, во Французской академии, в январе 1941 года, в оккупированном фашистами Париже Валери выступил с речью о только что умершем французском (с еврейскими корнями) философе, представителе интуитивизма и философии жизни, нобелевском лауреате Анри Бергсоне. Этот поступок был расценен европейской интеллигенцией как акт большого мужества. Из-за отказа сотрудничать с режимом Виши Валери сняли с нескольких должностей. Однако он продолжал работать и публиковаться, оставаясь одной из самых заметных фигур французской интеллектуальной жизни. «Лучшим умом нашей эпохи является поэт (…) и это поэт — Валери», — так заканчивает свое эссе о Поле Валери Андре Моруа. Его поэзия многослойна, выразительна и мелодична, его проза афористична, изящна и чувственна. Как интеллектуал он совершенно независим, а как художник незауряден и абсолютен уникален. Настолько, что трудно даже сказать, на кого из современников повлияло его творчество, кто ровнялся на Валери. Подражать ему невозможно, ибо он вращается на орбите собственной поэтической вселенной. В этой связи интересна оценка, которую дал творчеству Поля Валери Ив Бонфуа — один из наиболее известных современных французских поэтов (в 1981 году Бонфуа был удостоен почетного звания профессора Коллеж де Франс, это был второй случай после самого Валери, когда подобного звания удостаивается поэт):

«В Поле Валери была явная сила, но она не нашла верного применения. Наделенный волей и настойчивостью, располагавшими к самой взыскательной словесной работе, он нисколько не нуждался во французской поэзии — вовсе не рационалистической, вопреки мнению Валери, но тревожной, вглядывающейся в темноту и по существу, в глубине своей, имеющей слишком мало общего с родными краями его мысли — этим кристально-четким берегом, неверным горизонтом очевидности».
(Ив Бонфуа «Поль Валери»)

В самом конце эссе Ив Бонфуа добавляет: «Можно ли сказать, что я «критикую» Валери? Мне кажется, я принимаю его всерьез, — честь, которую можно оказать лишь очень немногим писателям. И это писатели, живущие внутри нас. Нам приходится бороться с ними — так же, как приходится время от времени осуществлять жизненный выбор; бороться для того, чтобы жить. Эта борьба — наше глубоко личное дело. Она, может быть, напоминает пари, в том несколько торжественном смысле, какой обычно придают этому слову».

Неслучайно при первой публикации в журнале «Lettres nouvelles» цитируемая статья Бонфуа носила совсем другое название — «Отступник Поль Валери».
«Бессмертный» Валери до сих пор остается крупнейшим явлением французской поэзии. Другой отступник, Хорхе Луис Борхес, разбирая поэму Валери «Кладбище у моря», ставит его в один ряд с такими поэтами всех времен, как сэр Томас Браун, Уитмен, Бодлер, Унамуно, признавая упомянутую поэму одной из вершин поэзии ХХ века, а ее автора — одним из лучших умов эпохи.

Валери похоронен на том самом кладбище у моря, в родном Сете.

Внимать покой богов — сколь дорогая
За долгость мысли плата мне дана!
(пер. Е. Витковского)

Эти две строки из поэмы «Кладбище у моря» высечены на надгробном памятнике поэта.

Время безжалостно, когда начинает расставлять все по местам и бросать в писательскую ладошку медяки. Как тут не вспомнить еще одного члена Французской академии — Эдмона Ростана, со смехом перечислявшего в «Сирано де Бержераке» имена бывших академиков, давно забытых следующими поколениями. Кто знает, возможно, и Валери-поэт со временем мог оказаться в саркофаге академического склепа, если бы не его проза — эссе, статьи, диалоги, комментарии — те самые «стружки», «случайности возвышенного труда» по точному определению Андре Моруа.