Тэги
Эти десять установленных Пеннаком «можно» распространяются на все литературные жанры, в том числе и на детектив, включая и иронический, на ниве которого мсье Пеннак и стяжал себе завидные лавры.
Сага о Малоссене
Иронический детектив у отечественного читателя, особенно женского пола, ассоциируется с прямыми лучами солнца, йодистым запахом моря, песком, обжигающим ступни, всевозможными кремами для безупречного загара и темными очками фирмы «Ray-Ban», которые приглушают родную кириллицу в соответствии с указаниями лежаков и пляжных полотенец. Тут уже нет особой разницы, кого предпочтет вылетевшая чартерным рейсом в десятидневное all inclusive россиянка — госпожу ли Дарью Донцову, пани Иоанну Хмелевскую, а может, чернушного ирониста Даниэля Пеннака с его шумной семейкой Малоссенов.
Впрочем, сагу Даниэля Пеннака о профессиональном «козле отпущения» Бенжаменне Малоссене можно читать как на Французской Ривьере, так и в парке 850-летия Москвы под светом ненадежного столичного солнца, можно даже зимой, на распахнутой постели, пропахшей рождественскими мандаринами из Марроко. Его юмористические детективы, равно и как светлый нуар, приглянутся и женщинам, и мужчинам без всяких гендерных заморочек. И хотя литературные критики советуют окунаться в тексты Пеннака, безоглядно доверяясь автору и не пытаясь судорожно разобраться, сколько в романе персонажей и кто кому из них кем приходится, поступать следует ровно наоборот.
Поскольку несерьезные французы относятся серьезно ко всему, и иронический детектив исключением не является, посоветую нашему читателю не особо расслабляться, иначе сложно будет разобраться со всеми пеннаковскими «можно» и «нельзя». Пресловутой форы, привычно ожидаемой от бульварного чтива, тут тоже не получишь. Зато за каждую «отбитую подачу» читатель наш будет вознагражден незамедлительно:
«Мой читатель не тот, кто умеет читать, а тот, кто умеет считать».
«Одних отягощает скорость, других — табельное оружие».
«Он был очень опытный полицейский, старый служака, ждал отставки, как лошадь — конюшни».
«В политике все время приходится говорить об отсутствующих, так что порой их присутствие ничего не меняет».
«Некоторым за время их службы уже приходилось иметь дело с влюбленными женщинами, и они предусмотрительно надели бронежилеты».
«В любом возрасте возраст — дрянная штука: в детстве гланды и полная зависимость, юность — онанизм и вопросы без ответов, зрелость — порог жизненных сил и предел глупости».
«Я утверждаю во всеуслышание: кто никогда не стоял в трусах перед своим издателем, под обжигающим взглядом Витторио де Сика, пока экс министр внутренних дел вертится вокруг, слегка повизгивая, тому не ведом настоящий стыд».
«Если вы сделали что-нибудь, за что женщины вас не благодарят, приготовьтесь к тому, что вам это „что-нибудь“ дорого обойдется».
Ну и, конечно же: «Смерть — процесс прямолинейный». Ключевая фраза в романе, где не только пишут и издают книги, но еще и стреляют.
Даниэль Пеннак родился в 1944 году в семье военного. По происхождению — корсиканец. Детство и юность провел в военных гарнизонах во французских колониях — в Африке и в Юго-Восточной Азии. По воспоминаниям одноклассников и ближайшей родни, ученик он был так себе. В семье даже говорили, что Даниэлю понадобился целый год на то, чтобы запомнить букву «А». А его отец шутил: «Вероятно, лишь к двадцати шести годам мой мальчик в совершенстве запомнит алфавит». Однако под самый конец учебы Даниэль неожиданно для всех начал проявлять редкостное рвение к знаниям и делать необыкновенные успехи. А все благодаря влиянию четырех преподавателей, которых Пеннак, будучи уже писателем, с благодарностью вспоминал, выводя их персонажами своей прозы. Итогом этих влияний стал сначала бакалавриат, а затем и лицензиат по французскому языку и литературе, который давал Пеннаку право на преподавание в колледжах. Лицензиат мсье Пеннак получил в 1969 году, сразу после студенческой революции, что послужило поводом для очередного отцовского подначивания: «Тебе понадобилась революция, чтобы получить лицензиат, нам стоит опасаться Третьей мировой, если ты захочешь получить агреже (следующая ступень во французской системе образования)?».
В 1970 году Пеннак становится школьным учителем литературы в Суассоне, недалеко от Парижа. Более 25 лет отдал работе с детьми с задержками развития.
Его первые литературные опыты в 70-е прошлого века были отвергнуты большинством редакций, но один редактор все же прислал автору аргументированный разбор его произведения и посоветовал совершенствовать явный литературный дар. Этим советом Пеннак не преминул воспользоваться.
С 1978 по 1980 год, во время своего пребывания в Бразилии, Пеннак сочиняет книги для детей. К этому периоду относятся его наиболее известные произведения, такие как «Собака Пес» (1982) и «Глаз волка» (1984). В дальнейшем он выступает и как автор политической сатиры, а позднее проявляет интерес к детективу «черной серии». Но мировую известность Даниэлю Пеннаку принесли его детективные романы о семействе Малоссен, действие которых происходит в Бельвиле, бедном и криминальном районе Парижа, населенном выходцами из разных стран.
Сейчас трудно представить себе, что саги о неудачнике Малоссене не было бы, не заключи однажды Пеннак с другом пари, что он сможет написать иронический детектив. Романом, сочиненным на спор, оказалось «Людоедское счастье» («Au bonheur des ogres»). Первый из знаменитой серии романов о Бенжамене Малоссене, изданный 1985 году. За «Людоедским счастьем» последовали «Фея Карабина» (La fée carabine, 1987), «Маленькая торговка прозой» (La petite marchande de prose, 1989) и др.
Но мы не будем расстреливать пробками из-под шампанского белоснежные потолки пятизвездочных отелей, просто отметим про себя, что роман действительно на редкость хорош. И заметить это смогут даже те, кто прежде не был знаком с жанром иронического детектива, считая подобное чтение пустой тратой времени, а то и дурным тоном.
Несмотря на то, что «Маленькая торговка прозой» устроена сложно, читать ее на удивление легко. Читатель может не заметить того, как мелко нашинкована на главы и подглавы пеннаковская история, как перенаселена персонажами, живущими на протяжении всего романа тесно и шумно, как плавно передадутся права на первый голос, по существу — повествование после того, как Малоссена настигнет пуля подлинного автора всех шестнадцати бестселлеров. Закольцованность романа не утяжеляет его и не лишает спонтанности, равно как и вставная история о прошлом маленькой торговки, рассказанная в качестве лирического отступления «ее негром Лусса с Казаманса». Даже чрезмерность всего, что касается жизни героев — отличительная черта иронических детективов, можно сказать, их фирменный знак — в «Маленькой торговке прозой» кажется естественной, и потому ее тоже не замечаешь.
То, что прозой можно торговать, мы как-то и раньше догадывались, а вот то, что у маленьких женщин неопределенного возраста со своим личным издательством, путаной судьбой и польскими скелетами в шкафу это получается лучше, чем у других, — не подозревали. Равно, как и то, насколько криминальным может оказаться это занятие — успешная торговля прозой.
Издательство «Тальон», возглавляемое Королевой Забо, той самой маленькой женщиной неопределенного возраста, — небольшое, и держится исключительно за счет публикаций романов некого автора, скрывающегося за псевдонимом Ж.Л.В., так что «Тальону» вполне хватает одного-единственного редактора, Бенжамена Малоссена.
По характеру и судьбе Малоссен — редкостный неудачник. А все редкостные неудачники обладают одним редким пороком — они умеют сострадать. В этом смысле Бенжамен Малоссен истинный гений сострадания. Еще немножко — и абсолютно все беды мира станут его. А пока… Пока что он подает в третий раз за последний месяц заявление об уходе из «Тальона» и у него столько сложностей, что их хватило бы на десятерых наполовину арабов — наполовину французов: любвеобильная бельвильская мать Бенжамена скинула на него всех своих детишек — их достаточно, чтобы читатель не расслаблялся, запоминал имена, как таблицу умножения — и укатила с новым возлюбленным в Венецию. (В Венеции ведь не только умирают от запретной любви, тоски и безразличия, но и дают волю откалиброванным чувствам).
Словом, он типичный «козел отпущения», который непременно должен быть как в каждой семье, так и в каждом издательстве.
Говорят, что чужие дети растут быстрее, чем свои. Это неправда: и те, и другие — одинаково быстро. Вон, Бенжамен оглянуться не успел, а сестра его Клара, девочка с матовой кожей и кукольными ладошками, до того повзрослела, что вознамерилась выйти замуж. И не за кого-нибудь, а за пятидесятивосьмилетнего начальника тюрьмы Кларанса де Сент-Ивера — странного человека с макаренковскими педагогическими установками и смешной челкой. Как говорится, сердцу не прикажешь, от наследственности не убежишь. А ведь еще совсем недавно малышка была убеждена, что «Любовь к Мужчине противна воле Божьей и чревата некими смертными грехами». Естественно, наш Бенжамен от этой партии не в восторге. В еще меньшем восторге окажется старший брат Клары, когда узнает, что она беременна от Кларанса де Сент-Ивера, решившего, кстати, превратить заурядную французскую тюрьму в артель самобытных творческих личностей с собственным телевидением.
Словно всего этого свалившегося груза недостаточно, от Бенжамена уходит его Жюли — красавица-журналистка, на пышной груди которой он находил все тепло мира. И это несмотря на то, что Жюли умеет развернуться без рубрики криминальных происшествий, прошла и Ливию, и Афганистан, то есть по-нашему — и Крым, и Рым. А ведь обещала любить его вечно!
Но вечными оказываются лишь крутые виражи судьбы: свадьба Клары с Кларансом в тюрьме не состоится, уйти из издательства у Бенжамена не получается, более того, придется еще и привыкать к новой роли — автора шестнадцати бредовых романов-бестселлеров, написанных тем самым Ж.Л.В.
Бедняге Малоссену все никак не удается вспомнить, где он вычитал фразу: «Смерть — процесс прямолинейный», с которой, можно сказать, начинается роман, а, следовательно, и вся эта маллосеновская круговерть. Он будет вспоминать ее в издательстве «Тальон», дома над кроваткой младшей сестренки Верден, уже родившейся сердитой на весь мир. Он будет размышлять над ней, даже когда пуля полетит ему в лоб, после чего «Маленькая торговка прозой», сделав кульбит, потеряет главы, написанные от «я» Бенжамена Малоссена, зато приобретет голос человека-овоща, у которого гений хирургии, доктор Бертольд, будет отрезать в больнице по органу, чтобы пересаживать их то какому-нибудь почетному шалопаю, врезавшемуся на мотоцикле в отбойник, то прогнившему политику, срочно нуждающемуся в имплантации, хотя и не заслужившему ее. Хорошо еще, что на каждого доктора Бертольда есть доктор Марти, а на каждого отморозка-убийцу — комиссар Аннелиз и красавица-журналистка, влюбленная в «козла отпущения». Черт возьми, должно же хоть в чем-то повезти Бенжамену Малоссену!
Да и, если разобраться, не такой уж он и не везучий, Бенжамен Малоссен, вот, к примеру, экс-министру внутренних дел Шаботту на страницах книги везет куда меньше. И уж ему-то точно не воскреснуть. И Это Англел к нему не прилетит, впрочем, и поделом: что за мода такая присваивать чужие романы! Да еще читать их вслух матери, госпоже Квиссапаоло Шаботт, дочери бразильского поэта-модерниста, прекрасно осознавая, что можно обмануть весь мир, только не родную мать с безукоризненным литературным вкусом! Естественно, госпоже Квиссапаоло Шаботт ничего не остается, как замолчать на шестнадцать лет и заговорить только тогда, когда к ней нагрянет инспектор Тянь с кожаным конвертом, из которого торчит головка малышки Верден…
Что ж, присваивание чужих романов, раскручивание псевдонимов, да и настоящих имен, за которыми спрятаны целые бригады писателей, случаются не только во Франции и не только на страницах иронических детективов. Наверное, не случайно Даниэль Пеннак заканчивает свой роман упоминанием о новом литературном проекте, который уже готовит к выходу в свет маленькая торговка прозой, отдавшая сигнал к смене караула — очередной Ж.Л.В., бывший графоман, уже постигает секрет успеха…
«Он пойдет до конца, притворяя его в жизнь, так что джекпот международного рынка начнет зашкаливать, именно так и не иначе; он будет проповедовать либеральный реализм, он пошлет ко всем чертям „эгоцентрический субъективизм отечественной литературы“ (sic!), он будет бороться за роман, котирующийся на бирже, и ничто не сможет его остановить, потому что „проявлять волю, господин Малоссен, значит желать того, чего и в самом деле хочешь!“» (Даниэль Пеннак, «Маленькая торговка прозой»).
Возможно, Королеве Забо, той самой маленькой торговке прозой, хватило бы истории с Ж.Л.В., если бы нынешние писатели «не были бы так похожи на предпринимателей» и не были готовы пожертвовать ради «мелкого счастья» всеми «можно» и «нельзя»!
Если вы решили стать реалистом, но при этом остаться романтиком, вы наверняка заинтересуетесь всей сагой Даниэля Пеннака. А если окончательно уверовали, что море существует, надо до него только добраться, если вызванное такси уже у подъезда и водитель звонит второй раз, а вы, упаковав чемодан, застряли у книжного шкафа в раздумьях, какую книгу впихнуть в дорожную сумку — берите с собою иронический детектив! И вовсе не потому, что времени мало, а детектив — единственно подходящий жанр для созревшего возлечь на пляжный лежак в совершенной «отключке». Просто детективы тоже бывают серьезными, даже иронические. В особенности, если они французские.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
