Владимир Войнович — автор сатирического романа «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Этот комичный герой никогда и нигде не пропадет — со временем горечь политической сатиры пропала, а Чонкина по-прежнему любят и помнят. Владимир Николаевич рассказал, как появился Иван, об эмигрантском опыте и о своем отношении к современной российской прозе.
Владимир Николаевич, как вы стали писателем? Была ли у вас такая мечта?
— В юности я хотел стать летчиком. Учился в запорожском аэроклубе, летал на планере А-2 и самолете По-2 («Кукурузник»), прыгал с парашютом, но для поступления в летное училище было мало тогда образования — 7 классов. Потом четыре года служил в ВВС авиационным механиком. В армии в 20 лет начал писать стихи и постепенно сменил мечту: хотел стать уже не летчиком, а поэтом.
Как вы считаете, какой момент жизни стал определяющим во всей вашей дальнейшей писательской судьбе?
— Сентябрь 1960 года, когда впервые в эфире прозвучала песня на мои слова «14 минут до старта», ставшая, как говорили, неофициальным гимном космонавтов, а журнал «Новый мир» принял к печати мою первую повесть «Мы здесь живем». Она стала моим первым серьезным литературным успехом и дала мне право считать себя профессиональным писателем.
© Фотограф Валерий Плотников
Кто из писателей повлиял на ваше становление как автора? Есть ли у вас любимый писатель?
— Многие влияли, но больше других Гоголь и Чехов, которые и есть мои любимые писатели.
Какими качествами личности должен обладать писатель?
— Талантом, трезвой оценкой своих возможностей и упорством. В начале пути начинающий писатель, как правило, пишет не очень умело. Но он должен трезво оценивать результаты своего труда и видеть, есть ли прогресс. Если через какое-то время его нет, лучше вовремя понять, что не твое это дело. Недооценка своих возможностей приводит к тому, что потенциально талантливый человек сдается прежде времени, а переоценка многих приводит к тому, что они становятся «непризнанными гениями». То тесть, делают ставку на литературную карьеру, отказываются от другой работы, пишут, пишут, их никто не печатает и не признает, а они продолжают писать в надежде на признание в будущем, принося страдания себе и своим близким. О судьбе одного из таких людей я написал стихи.
НЕУДАЧНИК
Был вечер, падал мокрый снег,
и воротник намок.
Сутулил плечи человек
и папиросы жег.
Он мне рассказывал о том,
что в жизни не везет.
Мог что угодно взять трудом,
а это не возьмет.
Он долго думал — все равно
не знает, отчего
искусство любит, а оно
не жалует его.
Давно он сам себе сказал:
зачем себе ты врешь?
Пора понять, что Бог не дал
таланта ни на грош.
Пора, пора напрасный труд
забыть, как страшный сон…
Но, просыпаясь поутру,
спешит к тетради он.
И снова мертвые слова —
ни сердцу, ни уму…
Такая выпала судьба,
за что? И почему?
Давно уж в люди вышли те
С кем вместе начинал,
а он в тщете и нищете
пустое сочинял.
Он не курил, не пил вина,
Но был бомжа бедней.
Ушла, не выдержав, жена
и кот сбежал за ней.
За все он сам себя винить
готов со всех сторон,
но подлой страсти изменить
никак не может он.
Но по утрам и по ночам
он тянется к перу
и пишет, пишет, зная сам,
что пишет он муру
«Ну, мне сюда».
В руке рука.
Сказал вполусерьез:
«Давай пожму ее,
пока не задираешь нос».
И, чиркнув спичкой, человек
за поворотом сник.
Я шел один, и мокрый снег
летел за воротник.
1957
Вам пришлось эмигрировать из Советского Союза в 80-е годы. С какими трудностями сталкивается русский писатель за рубежом в первую очередь? Изменила ли вас эмиграция?
— В первую очередь с потерей ориентиров. Пока он находится в своей стране, у него есть ощущение, что он здесь очень нужен, что здесь он исполняет некую важную миссию. Так писатель ощущает свое положение независимо от того, находится он в фаворе у властей или преследуем ими. А за границей он сталкивается с менее уважительным отношением к писательству, здесь литература считается всего лишь одним из видов развлечения. Мне помогло преодолевать такое ощущение то, что к моменту моего приезда на Запад мои книги уже были переведены на 30 языков и, кроме того, я регулярно выступал по радио «Свобода», Би-би-си, «Голос Америки», «Немецкая волна» и по доходившим до меня сведениям знал, что меня слушают миллионы людей. Это помогло избавиться от чувства, что я никому здесь не нужен. Находясь в эмиграции, я жил в основном вне эмигрантской среды, а в Германии среди немцев, в Америке среди американцев. Благодаря этому я увидел другой мир и убедился в том, что при разумном политическом устройстве люди могут жить в достатке и мире, с сознанием собственного достоинства, пользоваться всеми человеческими правами и свободами, участвовать в честных выборах и не бояться, что тебя накажут за то, что ты не так, как надо смотришь на жизнь, не то говоришь, пишешь или читаешь. Я понял, что такое устройство может быть достигнуто и в нашей стране, если наши люди когда-нибудь осознают необходимость регулярно сменяемой власти, независимости судов, прессы и общественных организаций, поймут, что высшая власть дается кому-то на время, и должна быть всегда ограничена законами и контролем со стороны общества.
Владимир Николаевич, как вы относитесь к современной российской прозе? Следите ли вы за тенденциями в современной литературе?
— За современной литературой, правду сказать, не слежу. Некоторых молодых писателей время от времени читаю, но общей картины литературного процесса у меня нет.
Расскажите нашим читателем, как родился ваш знаменитый персонаж Иван Чонкин? Был ли у него прототип в реальной жизни?
— Я на этот вопрос отвечал много раз. В 1958 году я написал рассказ «Вдова полковника» о девушке, которая за день до войны познакомилась с солдатом рядом стоящей авиационной части. Он у нее переночевал, а рано утром война, тревога, он убежал, оставив ей свою маленькую фотокарточку, и пропал навсегда. Она не могла поверить, что он ее забыл и тем более что погиб, ждала его писем и не получив их, стала писать сама себе от его имени, как бы своего мужа. Описывала, как умела его воображаемые подвиги награждала его орденами и званиями. В конце войны он стал у нее полковником, героем Советского Союза и геройски погиб (она сама себе написала извещение о гибели). Написав этот рассказ, я решил продолжить замысел и написать другой рассказ о реальной судьбе этого солдата, но долго не мог представить себе, как он выглядит, пока однажды не вспомнил, что в части, где я служил, был комический персонаж — солдат Иван Чонкин, который служил на конюшне, был неуклюж и нелеп, и все время попадал в разные истории. Я его лично не знал, а только дважды и мельком видел со стороны, но образ сохранился. Думая о том, каким должен быть мой герой, вспомнил Чонкина и понял, что образ есть, осталось его записать. Не знаю, можно ли считать прототипом этого человека, если я не был с ним знаком. Много лет спустя я узнал, что настоящая его фамилия была Чонгин, он был якут и имел мало общего с описанным мною Чонкиным.
Вы относитесь к поколению шестидесятников, которое подарило нашей культуре множество ярких имен, в том числе в области литературы. С кем из того поколения вы были лично знакомы?
— Я был знаком практически со всеми известными прозаиками, поэтами, драматургами моего поколения и с теми, кто будучи намного старше, еще плодотворно работали в шестидесятые годы. Это были Александр Твардовский, Константин Симонов, Юрий Домбровский, Самуил Маршак, Вениамин Каверин, Виктор Некрасов, Владимир Тендряков, Константин Паустовский, Ярослав Смеляков, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, Григорий Поженян, и многие другие.
Владимир Николаевич, вы известны не только литературной, но активной общественной деятельностью, за которую не единожды были удостоены престижных премий. Не могли бы вы подробнее рассказать об этой стороне своей личности?
— Премии я получал разные. Российские и иностранные, денежные и безденежные. Большинство за литературу, некоторые за литературу и общественную деятельность. Этот вид моей деятельности заключается в протестах против произвола, в защите еще с советских времен людей незаконно преследуемых государством, в публицистических письменных и устных выступлениях по разным чувствительным поводам, например по поводу присоединения к России Крыма, войне на Донбассе, и так далее. Получая в 2001 году государственную премию за роман «Монументальная пропаганда», я обещал и дальше разоблачать и высмеивать ложь, ханжество, лицемерие, лизоблюдство и казнокрадство. Этим я занимаюсь постоянно, и тут я бы сказал мои литературные усилия совпадают в моем понимании с общественными задачами. Кроме того, я занимаюсь тем, что можно назвать попыткой просветительства. Основываясь на личном опыте, рассказываю людям о жизни в других странах, где жизнь устроена лучше чем у нас и призываю брать с них пример.
Если бы Иван Чонкин оказался в нашем времени, кем бы он стал по профессии и роду деятельности?
— Я думаю, что в наше время он скорее всего стал бы тем, кем и был — деревенским мужиком.
Владимир Николаевич, как приняли читатели «Малинового пеликана»? А как приняла произведение критика?
Читатели приняли очень хорошо, о чем говорит то, что тираж книги разошелся очень быстро. А критики, по-моему, никакой не было, или она прошла мимо меня.
В своем последнем интервью вы сказали, что работаете над новой книгой, но не захотели озвучивать подробности. Может быть, вы передумали и все-таки поделитесь с читателями своим замыслом?
— Пока от подробностей воздержусь. Скажу только, что речь в ней о современной жизни в российской провинции.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
