Лев Оборин — поэт и литературный критик, чей журнал литературных новостей мы читаем с завидным постоянством и удовольствием, провел смотр новейшей поэзии.

За год я читаю много поэтических сборников — ради радости общения с тем, что сделали коллеги, ради понимания того, что происходит в поэзии, ради выбора лучшего для критических статей и включения в короткий список поэтической премии «Различие», в которой я — один из участников жюри. Сегодня в честь Всемирного дня поэзии я хочу коротко рассказать вам о лучших, на мой взгляд, поэтических сборниках из тех, что вышли на русском языке в 2015 году и доступны в «Лабиринте».

 

Ярославский поэт занимается сближением, казалось бы, не совместимых в одном контексте концепций и образов и делает это с явным удовольствием. Больше всего это напоминает лабораторию увлеченного физика, в чьем арсенале имеются всевозможные приборы, от амперметра до портативного коллайдера. Стихи Белякова лаконичны, но при этом в них спрессовано много смыслов, что сближает его поэзию с метареалистической традицией, ну, а техника письма, сочетающая «потоковость» речи с отсылками к поп-культурным, научным и религиозным контекстам, заставляет вспомнить об еще одном замечательном поэте — Алексее Цветкове.

***
зомби поют чтобы голод унять
киборги в ратуше держат совет
праведник ставит будильник на пять —
что если завтра последний рассвет?

день усыхает до самых корней
за диаматом грядёт тиамат
эта шумерская ночь мудреней
хмурого утра грядущих утрат


 

Обладатель, может быть, самого легкого дыхания в современной русской поэзии, Василий Бородин готов предоставить свой голос чему и кому угодно, одушевленному и неодушевленному; поэзия, сотканная из прямой речи и звукоподражаний, выглядит удивительно смелый: каждый следующий шаг кажется шагом в пропасть, и неясно, осознает ли сам поэт, что интуиция ведет над ней его по нитевидной тропе.

Собачья песня

ва в ва
в ва в ва
вы в вы
в вы Ы в вы в
ваАв в ав в, а
вы Ы в вы… в рррррррр


я слаб я с лап
морду не поднимаю
хотя не сплю
и идут к сараю воры
а я хозяина не люблю
но он прибьёт
если не укушу
и вот поднимаюсь
ноги трясутся
воры глядят
то на меня, то на дверь
 — бедный ты, — говорят, —
бедный зверь


 

Крупнейший литовский поэт XX века, друг Милоша и Бродского, автор «биографии» Вильнюса. До сих пор в России выходил только один его поэтический сборник — в 2002 году. В книгу «Искатель камней» вошли переводы текстов, выбранных из всего корпуса стихов Венцловы; все эти переводы выполнил один человек — прекрасный поэт Владимир Гандельсман, о котором мы еще скажем ниже. Поэзия Венцловы тяготеет к жанру элегии: это пространные размышления, воспоминания о прошлом, обращения к друзьям — в том числе тем, кто, как казалось в советскую эпоху, уезжает навсегда.

***
Кремнёвая, отсюда в полумиле,
в скрещенье автострад, искрит гряда.
Деревья в роднике стопы омыли,
в рост не вместившись. Вздрагиванье льда.

Горчайшее — в начале. Нелюдимым
забудется земля прозрачным сном,
и даже Бог, прикинувшийся дымом,
развеется совсем. Я не о том.

Верь холодам. Благословенны сводки
зимы. Гордись, что нет пути домой.
Как беженец, на дне свернувшись лодки,
дыши солёной ясностью и тьмой.

Холмы Итаки спят уже, и дети,
обид не помня, спят, и вещество —
небесный пух — летит куда-то к смерти,
и музыка, и больше ничего.


 

Книга одного из крупнейших современных русских поэтов разделена на две части: в первую входят избранные стихи до 2000 года, во вторую — книги стихов, изданные после 2000-го; на протяжении уже нескольких десятилетий Гандельсман мыслит книгами, едиными художественными массивами, раскрывающими тот или иной мир — школьную ли жизнь с ее неурядицами и влюбленностями, библейскую эротику или тихую и драматичную жизнь человека поблизости, «моего соседа». Гандельсман — из немногих поэтов, которые отваживаются сегодня на сентиментальность и могут поддерживать этот настрой, не взяв ни одной фальшивой ноты.

Жена (Из цикла «Жизнь моего соседа»)

Не поздний вечер. Восемь пятнадцать.
Жена ушла спать и прикрыла дверь.
Она сумасшедшая. Восемь шестнадцать.
На площади за окном отдыхает сквер.

Я слушаю ветер. Восемь семнадцать.
В него вплетается щебет птиц.
Жена любит каждый день просыпаться
и плыть на работу, где скопище лиц.

Она на чулочной фабрике двумя руками
девять часов шьет целый день,
им выдают зарплату иногда коврами,
мы отдаленно не знаем, куда их деть.

Она садится на пристани в белую лодку,
в пять десять отчаливает, пока я сплю.
Я поздно лег, я жалел жену-идиотку.
Я сам не знаю, как эту жизнь дотерплю.


 

Наталью Горбаневскую (1936−2013) в первую очередь знают как диссидента и правозащитника, участницу демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади и редактора «Хроники текущих событий». Но она всю жизнь оставалась превосходным поэтом, невероятно музыкальным, сопрягающим значения слов через их созвучия. В этой книге много стихов последних лет, потому что в конце жизни Горбаневская испытала подлинный поэтический подъем: ее стихи стали еще легче и в то же время мудрее, еще полнозвучнее.

***
Анкор-анкор наперекор
тому, что чает рок,
наперерез и рек и гор
судьбе, трубящей в рог,

куда сияющий чертог
огнями круглый год
обвалят в бешеный поток
и галл, и франк, и гот,

и славянин, и славное,
но без оружья воинство,
а это значит: главное —
не потерять достоинство.


 

В начале прошлого года, через неделю или две после выхода этой книги, новосибирский поэт и прозаик Виктор Iванiв покончил с собой. Его поэзия — мощная и опасная стихия: он умел разогнать текст до такой скорости, что погасить его, остановить можно было только мощным душевным движением — не исключено, что это имеет какое-то отношение к судьбе поэта. В «Дом грузчика» вошли избранные стихи и вещи последних лет; после этой была еще одна книга, уже посмертная; горько осознавать, что больше новых стихов Iванiва не будет.

***
Гляди сквозь синь на солнечный восход
Прикрыт снежком убор саней летящих
И достигает вечный небосвод
Своей последней темной чащи

Висят огарки в воздухе шевелит хвою
Окошко темный свет и в нем поет январь
Он дует на поверхность над водою
Колеблет невеселый как трамвай

Ведущая в овражек твой барашек
Твой чучело мяучило рассвет
В котором день рожденный и вчерашний
В котором быстро нет


 

Казарин — консервативный автор, и речь не (только) о политической позиции и традиционалистской поэтике. На обороте книги указано: «Живет в деревне Каменка на реке Чусовой», и это совершенная правда: свою деревню в стихах Казарин делает местом силы, по сути единственно необходимым, и находит в ее пределах все составляющие макрокосма. Таких «поэтов места» в России, может быть, много, но с подлинным талантом, с высокой культурой письма, это сочетается редко. Стихи Казарина — как раз такой случай.

***
Смерть пахнет голодом и глиной,
и осенью, когда нежны
и дым воды, как выдох длинный,
и тёмный пламень глубины.
Когда беды недетский лепет
уста разлепит и сомкнёт.
И серебрится чёрный лебедь,
когда вода водой зевнёт.
Когда в воде видны проходы
огнеопасные — туда,
где, как в аду, пылают воды
и, как в раю, растёт вода.


 

Мы крайне мало знаем о венгерской поэзии после Шандора Петёфи и Атиллы Йожефа, поэтому такая антология не может не быть драгоценным подарком. Несмотря на то что не все переводы здесь высокого качества, книга, составленная венграми, — это представительный выбор лучшего из поэзии ныне живущих венгерских авторов, от патриархов до тридцатилетних. Такое ощущение, что лишь выйдя из-под соцреалистического гнета, венгерская поэзия XX века начала переживать настоящий расцвет; для меня открытиями стали имена Акоша Дёрффи и Сабины Уги. Думаю, кому-то придется по вкусу манифестарная поэзия Иштвана Вёреша или ироничный, лаконичный Эндре Кукорелли:

Дело в

Все дело в шляпе, мой отец
носил ее с азартом
и перед стартом

полутерновый свой венец
чуть поправлял с улыбкой,
нетвердой, зыбкой —

прицельно бьющей не в меня, —
и шел к себе в контору.
Нет шляпы, нет и спору.
Все в рамках трудодня,

обычно и несложно.
Полуулыбка. Сильный ход.
Он доживет, переживет —
И выживет, возможно.

(перевод Дарьи Анисимовой)


 

Прославившийся сборником «Все хотят быть роботами» Сваровский переживает новое дыхание, подтверждая в новой книге, что он как никто умеет конструировать захватывающие футуристические сюжеты, которые заставляют нас поверить, что и в будущем найдется место человеческому. Если же нет, то стихи Сваровского станут в этом будущем утешительным фольклором списанных железяк.

Сорок лет на Луне
сорок лет на Луне
в тишине

на поросшем деревьями
берегу

если на озере ветер
то волны
достигают середины стволов

неоправданно
толстые птицы на ветках

запах пыли ледяной ветер
ночью из пустыни

одна шестая тяжести
одна шестая жизни
одна шестая испепеляющей любви

на сердце как-то легко
да и легкие легче обычного

внучка говорит перед сном:
там синяя круглая вещь
в окне

собака во дворе лает
но
никогда не воет