Что такое швейцарская литература, в чем источники ее вдохновения, какие темы ее занимают? И что мы упускаем из виду, когда обходим вниманием книги, созданные в конфедерации.
Как говаривал Дюрренматт, писателем он стал назло и вопреки — занятие это то и дело напоминает упрямые биения головой об стену. Тем более в Швейцарии, где приветствуется здравый интеллектуализм — как еще сохранить нейтралитет в раздираемом постоянными конфликтами мире?
У Дюрренматта размышления о статусе швейцарской литературы перемежаются с думами о личностном масштабе швейцарца — духовном, прежде всего. Кто он, герой Гельвеции? Француз, немец, итальянец? Вильгельм Телль, Габсбурги или наемники, защищающие королевский дворец от гроз революции в далеком Париже? Кстати — с готовностью подмечает автор — нелепый (потому что расположен в свободной Швейцарии) и величественный памятник «Умирающий лев» в Люцерне — дань их памяти.
Вывод неоднозначный: поводов кантонам оставаться вместе — по пальцам перечесть. Проблем хватает. Взять хотя бы политику конструктов, политику как искусство, которая сильно отличается от германской веры в государство.
Остается два варианта — либо находить разумный баланс, совершенствуя ранее наработанное, предлагая положительный опыт всему миру, либо застыть в ничем не тревожимом ледяном оцепенении, уподобляясь ледникам Гельвеции.
Так и стоишь там в ледяной броне,
Безжизненный, общественно опасный,
В итоге даже козы и те уже по тебе
Не скачут.
И в сущности, таковы же наши
Литературоведы.
Выясняется, что в благополучной Швейцарии своя, особая двойственность сознания (у кого таковой нет?). С одной стороны, сохранность от потрясений, с другой — не-подвиг, что-то неразрешенное, какой-то комплекс, не вины, нет, скорее, ненаполненности содержанием. Эта проблема — центральная в серии эссе Дюрренматта, входящих в изданный «Текстом» томик «Моя Швейцария». Перемежаются они с полусерьезными, полуироничными стихами.
Попирая ногами твою сытость, я насмехаюсь над твоими пороками.
…Я люблю в тебе возможность, щедрую благодать, от веку ярко сияющую над тобою…
В общем, всюду прилежание и богатство, хотя «без расточительства и, к сожалению, без блеска». Но если за непрерывной иронией вы усмотрели уныло-саркастическое недовольство автора собственным положением — советуем перечитать книгу заново. Ведь «…мир либо погибнет, либо ошвейцарится…».
Тексты Дюрренматта крайне полезны при наблюдении различных явлений, характеризующих швейцарский литературный процесс. К примеру, писатель много внимания уделяет разнице между сочинителем-франкофоном и немецкоговорящим швейцарцем. Последний оказывается в более выгодном положении — в Германии его принимают на равных условиях и он не стыдится своего специфического диалектного немецкого. То ли дело французский снобизм.
На слуху у нас, конечно, проза немецкоязычной Швейцарии — небезызвестный Мартин Сутер, знаменитый Макс Фриш. Между тем на русский язык переводится литература разных районов. Среди итало- и франкоязычных авторов — Флёр Йегги, Николя Бюри, Андреа Фациоли, Анна Брекар, Шарль-Альбер Сангрия, Филипп Жакоте, Альбер Коэн, Жоэль Диккер. Подборка «немцев» немногим более обширна, но включает ряд значительных фигур — авторов, которых сложно поделить между Германией и Швейцарией. Вспомним, к примеру, Германа Гессе.
Раскрыв томик сочинений коренного швейцарца, можно встретиться с чем-то похожим на стремление заполнить уже упоминавшийся содержательный вакуум, тот самый, который существует параллельно с благополучной, внешне устроенной жизнью. Выливается это в богатую цепочку впечатлений, которые рождаются-вырастают буквально из всего — как «из сора» жизни, так и из значительных фактов. Хорошая иллюстрация — этюды Роберта Вальзера, написанные на разные темы («Горные чертоги», «Телль в прозе», «Писатель», «Лес», «Уединение» и т.д.), его же намеренно наивные сочинения Фрица Кохера или импрессионистский путеводитель Шарля-Альбера Сангрии «Цветники Гельвеции».
Богатство перечислений, однако, не приравнивается к сочности языка. Пожалуй, даже в устаревшем, несколько перегруженном стиле «Семейства Таннер». Уместно дать слово критику, проехавшему по маршруту «Писем путешественника» Карамзина:
Не то ли происходит с их «высокогорным» словом? Оно не задается целью что-то приукрасить, тем более заменить собою мир. И опять: у нас наоборот — русское слово именно приукрашает и тщится заменить собой суровый внешний мир. Оно намерено согреть нас среди снегов и льдов бескрайней Гипербореи.
(Андрей Балдин. Новый Буквоскоп.)
Вообще, многое рождается из пресыщенно-ненасыщенного бездействия, как бы выходя из сна, преодолевая его, — будь то планирование ограбления в луганском казино, интервью-встреча в рассказе «Хайку и хоррор» Моник Швиттер (журналистке стоит большого труда «раскачать» автора, а потом он пытается удержать ее сам) или отношения между натурщицей и привыкшей к роскоши художницей в романе «Неторопливый рассвет» Анны Брекар. Уже в самом названии — эффект замедленного кадра. «Мне снилось, что зима — черное чудовище, пожиравшее дни и свет», — развивает тему героиня книги.
Даже путь деятеля реформации Кальвина, еще мальчика, к образованию начинается там, где церковные чины покупают и продают, где нельзя познать истину или обрести свою уникальную судьбу. Но герой жаждет большего: «Если мой кузен хотел всего лишь изменить свое положение, я хотел постичь Бога». Раблезианская телесность романа — контрастный фон исканий церковника.
Швейцария так прекрасна, что надо сделать большое, сознательное усилие над собой, чтобы очнуться от зачарованного сна, — усилие трудолюбивого протестанта или автора, подчинившего своего мечтателя долгу творчества. А пока, оглядываясь по сторонам и будто не веря своим глазам, наполняя и без того великолепный мир дополнительными смысловыми пластами, и — в предвкушении подвига, коллективный герой будет восклицать:
…Я, именно я обидел мир. И он стоит передо мною как сердитая, обиженная маменька — чудное лицо, в которое я безоглядно влюблен, лицо матери-земли, требующей искупления!
(Роберт Вальзер. Семейство Таннер.)
В оформлении использовано изображение с портала «International Bellhop».
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
