Тэги
Прошедшая в ноябре ярмарка non/fiction подарила любителям литературы много ярких впечатлений. Главным же событием, как обычно, стали книжные новинки разных жанров и разной тематики. Вот лишь несколько наиболее интересных изданий.
Одной из самых заметных премьер выставки стала книга Александра Александровича Васильева «Фамильные ценности». Ее выход совпал с юбилеем автора: известному театральному художнику, историку моды, коллекционеру, телеведущему, писателю исполнилось 60 лет. «Я хочу вам поведать историю своей семьи, теснейшим образом связанной с историей и культурой нашей огромной России», — пишет автор в предисловии. Книга включила воспоминания самого А.А.Васильева, а также мемуарные очерки его отца Александра Павловича (выдающегося живописца и сценографа) и дяди Петра Павловича (крупного театрального режиссера).
В жизни заядлых коллекционеров случаются неожиданные находки. Многие предметы из своего собрания Васильев, по собственному признанию, отыскал на обыкновенных помойках в центре Москвы (люди перед переездом на новую квартиру безжалостно выбрасывали вещи своих дедушек и бабушек). Чудесным образом сохранились и воспоминания А.П.Васильева, писавшиеся для издательства «Искусство». После реорганизации издательства в начале 90-х годов многие неопубликованные рукописи были отправлены в макулатуру, но папку с мемуарами Александра Павловича забрала себе домой одна из сотрудниц. И в 2000-е годы, когда сын живописца вернулся в Россию, передала ему мемуары, которые тот считал утраченными. Именно записки отца и дяди — «подлинные фамильные ценности» для А.А.Васильева.
Среди предков автора книги — морской министр екатерининских времен адмирал Чичагов, английские аристократы, коломенские и тульские купцы. Его дед был профессиональным моряком и юристом, специалистом по речному судоходству, а также тенором-любителем. Отец прошел долгий и сложный путь художника: «Он любил театр всем сердцем, как любят его лишь святые, одухотворенные люди. <...> От конструктивизма к реализму, от диапроекции к поворотному кругу, от павильонной конструкции к сценической живописи — он в совершенстве овладел всеми секретами сцены, которую знал как свои пять пальцев». Мама была актрисой, много лет работала в Центральном детском театре, позже преподавала актерское мастерство и сценическую речь.
Художник и коллекционер рассказывает в своих воспоминаниях о детстве и юности — дом на Фрунзенской набережной и «английская» школа на Пречистенке, первые театральные впечатления, дебют на телевидении (в передаче «Будильник»)... Возникают колоритные портреты ярких личностей, с которыми Александр познакомился в ту пору. А история отъезда 24-летнего художника из СССР во Францию напоминает, в изложении автора, настоящий авантюрный роман. Васильев вспоминает и о том, как начиналась его коллекция, как зарождался его интерес к старой моде. Васильев собирал домашнюю утварь, письма, книги, аптекарские флаконы, жестянки из-под конфет, одежду, дверные ручки, белье начала ХХ века; посещал блошиные рынки в разных городах... Постепенно коллекция росла, и школьник Саша Васильев начал дома в своей комнате устраивать выставки, на которые приглашал друзей. Потом в журнале «Юность» появился очерк о юном собирателе и знатоке старины... С этого началась страсть, о которой ныне знает весь мир.
В одежде разных эпох, в которой так замечательно разбирается Александр Васильев, значительную роль всегда играл красный цвет. Этому цвету посвящена новая книга французского историка Мишеля Пастуро (прежде на русском выходили его работы о черном, зеленом и синем цветах). Автора интересуют в первую очередь социальные и культурные аспекты красного, хотя технологии изготовления красок и пигментов в его работе также уделено значительное место. «Это книга по истории, где рассматривается красный цвет на протяжении длительного времени и во всех его аспектах, от лексики до символики, включая повседневную жизнь, обычаи, принятые в обществе, научное знание, техническое применение, религиозную мораль и художественное творчество», — пишет Пастуро.
В некоторых языках слово красный — синоним «цветного»; в других языках — в том числе в русском — прилагательные «красный» и «красивый» образованы от одного корня. В течение долгих тысячелетий красный был на Западе единственным цветом, достойным этого имени, единственным «настоящим» цветом, отмечает исследователь. В старину красные красители стоили чрезвычайно дорого и ношение пурпурных тканей в Древнем Риме было императорской привилегией. В Средние века красный избирают для своей одежды кардиналы; в ту же эпоху многие монархи Европы (кроме французских), одеваются в красное. Этот цвет символизирует благородство, честь, доблесть, щедрость и отвагу, он встречается на рыцарских гербах, служит атрибутом воинов и охотников. Позже, в период Реформации, красный оказался в ряде стран в «опале» как слишком яркий и дорогостоящий, непристойный, безнравственный.
А в годы Великой французской революции красный стал символом освобождения и политического радикализма. Он используется на знаменах, головных уборах борцов за свободу — от анархистов до коммунистов. Так, красный жилет Теофиля Готье произвел настоящий скандал в парижском свете 1830-х годов. А само слово «красный» поныне используется как политический термин, ярлык.
Красный чрезвычайно многогранен. Это знак опасности, запрета, наказания. В нем сосредоточена энергия и агрессия. Он символизирует (в зависимости от контекста) то эротизм и женственность, то радость и праздник. У красного — торжественный и официальный оттенок: вспомним парадные ковровые дорожки и орден Почетного легиона. Этот цвет переживал взлеты и падения в разные времена. Но красный, несмотря ни на что, «обладает более мощным символическим потенциалом, чем все прочие цвета», резюмирует Пастуро.
Выставка non/fiction по традиции проводится на стыке осени и зимы, в непростую и подчас непредсказуемую погоду. И далеко не случайно участником одной из презентаций на выставке стал научный руководитель Гидрометцентра России, видный ученый-метеоролог Роман Вильфанд. Он не только отвечал на вопросы о погоде на ближайшие дни и на нынешнюю зиму в целом, но и представил собравшимся свою только что вышедшую книгу — «Чудесная погода, не правда ли, сэр?». В ней автор более чем 150 научных работ обратился к научно-популярному жанру. Причем еще год назад создание подобной книги в планах ученого не значилось. Но тут издатели предложили ему ответить на 100 вопросов, которые мог бы задать «самый обычный» человек, профессионально не связанный с гидрометеорологией. И Романа Вильфанда это заинтересовало. Ответы на подобные (даже самые наивные) вопросы, на взгляд автора, как раз «и интересуют людей, не посвященных в „таинство“ прогнозирования погоды, физики атмосферы, динамики климата и прочих аспектов науки о погоде». Роман Вильфанд квалифицированно, лаконично и доступно, а кое-где и с юмором, ответил на вопросы, художник оформил издание разъясняющими схемами и рисунками — и отличная познавательная книга готова!
В ней 4 части: «Природа атмосферы», «Предсказатели погоды», «Основы прогноза погоды», «Глобальное потепление» (в каждой — 25 вопросов). Тематика и стиль восходят к классическим образцам научпопа. Как в древности ученые рассчитывали вес воздуха? Почему днем бриз дует с моря на сушу, а ночью — наоборот? Чем интересна профессия метеоролога? Почему зимой прогнозы погоды делать проще, чем летом? Чем паводок отличается от половодья, а гололед — от гололедицы? Когда в газете был опубликован первый прогноз погоды? В каких организациях, кроме Гидромета, работают российские синоптики?.. Это лишь малая часть вопросов, ответы на которые можно найти в этой книге.
Роман Вильфанд то углубляется в древнюю историю (прародителем метеорологии был Аристотель), то вспоминает основоположников науки (Михаил Ломоносов, Роберт Фицрой), то перечисляет различные цифры и рекорды (самая сильная жара, самое засушливое место в мире). Он подробно рассказывает и о современном состоянии «науки о погоде», об антропогенных процессах в атмосфере, об охране окружающей среды от выбросов углекислого газа угрожающих парниковым эффектом и глобальным потеплением. Так что слово «погода», фигурирующее в заголовке, следует понимать в самом широком значении.
Еще одна книга, презентация которой прошла на выставке non/fiction, — «К востоку от Арбата» польской писательницы и журналистки Ханны Кралль. Ее детство совпало со Второй мировой войной, где погибли отец и многие родственники Ханны. После окончания Варшавского университета она работала в польской прессе. В конце 60-х жила в СССР, написала о своих впечатлениях серию репортажей для еженедельника «Политика». Они были выпущены в Польше отдельным изданием в 1972 году. Книга имела успех у читателей, неоднократно переиздавалась. Сама Кралль после той поездки выпустила два десятка книг, писала киносценарии и мемуары (о Паустовском), преподавала журналистику. На русском языке ранее выходили ее книги «Опередить Господа Бога» и «Портрет с пулей в челюсти и другие истории».
И вот спустя почти полвека после написания книга «К востоку от Арбата» вышла в России. Это серия историй о встречах с огромной страной и ее людьми. Советские люди вызывают у журналистки любопытство и симпатию. Автор проявляет и завидную наблюдательность, и склонность к анализу увиденного. Степень свободы, с которой написаны репортажи Кралль, для тогдашней печати ПНР казалась немыслимой. Здесь многое спрятано «между строк», и даже сама конструкция фраз приглашает читателя задуматься. Недаром один рецензентов этой книги в 70-е годы писал: «Ханна Кралль владеет сложным искусством задавать вопросы, тогда как другие начинают с ответов».
География этой книги широка. Кралль искала материал для репортажей в Москве и Одессе, в Дубне и Суздале, в Ленинграде и в далекой деревне, где еще с дореволюционных времен жили поляки (на презентацию в ЦДХ пришла женщина, еще девочкой встречавшаяся с «иностранным корреспондентом» Кралль во время той сибирской поездки). Она познакомилась в новосибирском Академгородке с физиками-теоретиками. Героини ее очерка о советских женщинах — революционерки, военные летчицы, ударницы труда. Она пишет о том, сколько зарабатывают, в каких квартирах живут, какие имеют вещи советские люди; чем они интересуются, увлекаются («Четыре миллиона шахматистов»), как проводят досуг, что читают и сочиняют («Поэтический вечер»), как отразилась в их жизни война. Эти мастерски написанные репортажи и сегодня читаются с интересом — но уже, скорее, как историческая реликвия.
Те же страна и эпоха (СССР, 1960–1970-е) предстают в воспоминаниях и рассказах, объединенных в книге «Казенный дом и другие детские впечатления». Российские писатели и журналисты воскрешают в памяти эпизоды своего пребывания в пионерлагерях, больницах, детсадах, школах, санаториях. Каждый такой эпизод для ребенка — это опыт несвободы. Отрыв от привычной домашней среды и родителей для многих создавал ряд проблем. Но в то же время это был немаловажный опыт социализации, и даже пресловутая игра «Зарница» развивала у подростков навыки ориентирования и выживания в лесу. Не говоря уже о медицинских учреждениях, в которых некоторые авторы книги (к примеру, поэт Алексей Цветков) в детстве вынуждены были находиться подолгу. В книге много разных невыдуманных историй. Есть «просто мемуары», а есть новеллы и повести о детстве — то ностальгические, то философские. В этих мини-исповедях есть страницы большой художественной силы. О нескольких днях, проведенных в больнице, пишет Алексей Моторов, позже ставший врачом. Об аквариумных рыбках в детской поликлинике — позже выучившаяся на ихтиолога Мария Галина. О своем неудавшемся побеге из пионерлагеря — врач-психиатр и художник Андрей Бильжо. Поэт Лев Рубинштейн размышляет о тоскливой бесприютности и запрятанном глубоко внутрь каждого из нас «неутолимом сиротстве», тяге к чужим домам, гостиницам, общепиту... Практикующий врач-психиатр Елена Вроно отметила в послесловии к сборнику: «Практически все тексты — попытка преодоления травматического опыта, опыта детской психической травмы — травмы разлуки с домом».
На выставке non/fiction никогда не чувствовали себя «чужими» издания прозы, поэзии, драматургии. В серии «Роза ветров» (где доминирует восточная литература) вышла книга современной китайской писательницы Янь Гэлин «Маленький журавль из мертвой деревни». Журавль — это одна из транскрипций имени героини романа, японской девушки Тацуру. Ее детство прошло в Манчжурии, в 30-е годы активно заселявшейся колонистами из Японии. Местные жители были вытеснены с лучших земель, служили батраками. Однако в 1945-м всё стремительно начало меняться. Советская армия и китайские партизаны изгоняли японцев — и военных, и простых крестьян. Китайцы жаждали мести за годы угнетения и унижений. 16-летняя Тацуру чудом уцелела, потеряв всех родных при бегстве из родной деревни.
«История была так страшна, так жестока, будто случилась не в этом мире. За что японцы так страстно любят смерть? Как может староста своей волей повести деревню к смерти? Как может мать решить, что детям нужно умереть?» Тацуру попала в китайскую семью, взяла себе новое имя и старается не вспоминать прошлое, вычеркнуть его из памяти. Но оно время от времени напоминает о себе. Тем более, что в Китае под руководством Мао разворачивается борьба по розыску американских и японских шпионов... Роман Янь Гэлин — пронзительная история простой женщины, попавшей в жестокий водоворот истории, но несмотря на ни что стремящейся сохранить человеческое достоинство и обрести счастье.
Изысканные иллюстрированные издания по традиции занимают особое место на выставке non/fiction. И в этот раз гостям книжного форума было представлено немало интересных новинок. Одна из них — «Евгений Онегин» с иллюстрациями известного живописца Лидии Тимошенко (1903–1976), выполненными более шести десятилетий назад. Над иллюстрированием романа Пушкина художница работала более 20 лет, еще с довоенного времени. В «Онегина» она вложила весь свой талант; изучала литературу по теме, посещала пушкинские места, стараясь найти лучшее визуальное воплощение романа. Иллюстрации к роману она решила выполнить в редкой и сложной технике «гризайль» (разновидность живописи, которая традиционно выполняется с использованием одного цвета с его тоновыми вариациями). Пушкинские герои на этих иллюстрациях — очень молодые, как и в романе.
Тимошенко долго искала подходящих моделей в московских школах и вузах: так, ее Татьяне было к началу работы всего 16 лет. Роман Пушкина с живописными иллюстрациями Тимошенко был выпущен в 1958 году, на их основе через несколько художница выполнила серию литографий (книга с ними опубликована в 1966 г.). Первые, выполненные маслом иллюстрации к «Онегину» стали классикой и легендой книжного искусства, но... почему-то ни разу не переиздавались. Все эти иллюстрации, передающие дух русского изобразительного искусства середины ХХ века, воспроизведены в новой книге. Издатели сохранили цельность и структуру цикла, а также добавили две работы, не вошедших по техническим причинам в первое издание. Читатель снова может перечитывать бессмертные строфы Пушкина, заглядывая, словно в чудесное зеркало, в живописные работы Тимошенко, восхищаясь нюансами светотени и глубиной погружения художника в мир этого романа.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
