Подборки покупателя

Для меня, несмотря на то, что я родилась гораздо позднее, эта Война всегда была с большой буквы. Именно Войной, с каким-то непонятным трепетом в душе и волнением в сердце. Сейчас уже не вспомнить, с какого литературного произведения я начала узнавать о ней, но я помню, что в конце обычно было много слез. Я люблю спустя некоторое время возвращаться к прочитанным страницам, но книги о войне очень сложно заставить себя открыть еще раз.
В своей рекомендации я составила перечень тех книг, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. Почти все они есть на "Лабиринте", за исключением некоторых:

1. Анатолий Рыбаков "Тяжелый песок"

(считаю, что это произведение по меньшей мере заслуживает Нобелевской премии. Кто не читал, а смотрел только одноименный сериал - обязательно прочтите, книга и сериал - две совершенно разные вещи; актеры, конечно, подобраны замечательные, но прочувствовать до конца всю трагедию романа они так и не смогли; сюжет во многом переделан и урезан, нервы зрителям в самых страшных эпизодах поберегли, чего Рыбаков сделать просто не мог. Ибо бы грешил против истины).

2. Кристина Живульская "Я пережила Освенцим"

(эту книгу в печатном варианте вообще найти очень сложно, т.к. последний раз она издавалась в конце 50-х годов. Но найти электронный вариант на просторах интернета вполне можно. Это произведение - частичка автобиографии одной польской женщины, которая чудом смогла прожить три года в лагере смерти и сбежать в день прихода русских войск и войск союзников. Сейчас развелось огромное количество сайтов ревизионистов (нео-фашистов), на которых пытаются уверить народ, что бедные обитатели лагерей просто неправильно поняли намерения нацистов: они, бедные, хотели их в сауне помыть, в футбол сыграть, оркестр создать, одеждой обеспечивали, полосатой и довольно в то время модной; сами недоедали, а заключенных кормили трехразовым питанием, а им, неблагодарным, все газовые камеры мерещились и трубы крематориев... вы что, да ни-ни, ни камер, ни крематориев и в помине не было.... В общем, просто большой санаторий для трудящихся. А лагерь вместо концентрационного хотели обозвать миротворческим, да как-то постеснялись...Книга, конечно, страшная. Но она для тех, кто хочет знать правду.)

3. Борис Васильев "В списках не значился"

(этот роман о первых днях войны. О защитниках Брестской крепости, которые первыми приняли на себя неожиданный удар фашисткой армии. О том, что последний защитник крепости пал только спустя десять месяцев после начала войны, мир узнал только после окончания военных действий. У этой книги удивительно светлый финал. И от этого невозможно сдержать слез.)

4. Адамович, Гранин "Блокадная книга"

5.Борис Васильев "Завтра была война"

6. Борис Васильев "А зори здесь тихие..."

7. Юрий Бондарев "Горячий снег"

8. Юлиан Семенов "17 мгновений весны"

9. Александр Фадеев "Молодая гвардия"

Книги о войне для детей и глазами детей и юношества:

1. Елена Ильина "Четвертая высота"- книга о Гуле Королевой

2. Л. Кассиль, М. Поляновский "Улица младшего сына" - о пионере Володе Дубинине и партизанах керченских каменоломен

3. Ю. Корольков "Партизан Леня Голиков"

4. А. Алексин "Тридцать один день" - эта повесть - дневник мальчишки, который сразу же после окончания Войны побывал в пионерском лагере, где смог раскрыть тайну исчезновения маленького партизанского отряда.

5. И. Васильенко рассказы: "Жив Алеша!", "План жизни", "Солнечные часы", "Горсть земли", "Приказ командира"

Когда я была совсем маленькой и плохо кушала, родители читали за столом мне книжки. Этим нехитрым приемом они научились переключать мое драгоценное внимание от неинтересной еды к занимательным историям. Глупый ребенок сам открывал рот, и ложка гуманно отправляла свое содержимое внутрь. Затем мой аппетит нормализовался, и чтение за столом стало непозволительной роскошью – ведь взрослые тоже хотят время от времени есть. В качестве компенсации за моральные страдания меня научили читать. Вероятно, родители не считали, что совершили полезное дело, однако, в скором времени без книжек я уже не мыслила свою жизнь, отдавая им свое свободное время и зрение.

Первой книгой, освоенной мною самостоятельно, были сказки Киплинга. Иногда по ночам мне потом снился слоненок, которому крокодил вытянул нос, или кошка, гуляющая сама по себе. Порою они снились вместе, и я почему-то не удивлялась, что кошка такого же размера, как и слоненок, а их хвосты переплетаются друг с дружкой, когда они спиной ко мне уходили пастись на зеленые луга.

Потом родители подарили мне братика. Почему-то его младенчество я вспоминаю через призму носовского Незнайки - брат отлеживался в коляске, нежась под майским солнышком, а я, вооружившись хлебным рогаликом и баночкой советской сметаны за 37 копеек, внимательно слушала маму, с которой мы вместе читали "Приключения Незнайки" и "Незнайку в Солнечном городе" одного кишиневского издательства. Эти книги до сих пор со мной - и картинки мне в них нравятся больше всех современных... Если честно, то в том далеком времени мне казалось, что почти вся книга состоит из картинок. Недавно полистала - конечно, по сравнению с книжками моего сынишки их там маловато.

"Тома Сойера" начинала и бросала несколько раз - ну никак не шел! Все эти заборы, билетики, дохлые кошки, воскресная школа (а я была настоящим октябренком-атеистом) казались какими-то нудными и ненастоящими. Зато потом про любовь! Расчитался Том ближе к тому месту, как они заблудились с Бекки в пещере и дальше покатился по-накатанной.

После "Белого Бима" мне отчаянно захотелось собаку. Тоже с черным ухом. И чтобы тоже Бим. Книжку мы читали вместе с бабушкой, и когда до грустного (а мне верилось, что Бим и хозяин наконец-то встретятся!)окончания оставалось совсем чуть-чуть, мама шепнула: "Не прости бабушку, чтобы она тебе сегодня читала. Там такой конец..." - и что-то невидимое сжало горло, я поняла, что Бим никогда Ивана Ивановича не увидит...

С бабушкой связана память еще об одной книге. Ее я на "Лабиринте" не нашла, но, думаю, многие с ней знакомы. Это цикл рассказов о детстве В.И. Ленина. Автора, к сожалению, не помню. Мы с бабушкой часто любили ее перечитывать, и даже "общество чистых тарелок" у нас было, и вязать меня бабушка учила, пряча в моток шерсти плитку шоколада...А маленький Володя Ульянов был для меня кем-то вроде дальнего родственника - вот книжка про него, а в ней документальные фото...

С Ульяновым-Лениным взрослым я столкнулась еще раз, уже в школе. правда, здесь наша встреча не была особо радостной и светлой.
Когда я пошла в школу, то читала лучше всех в классе. И лучше всех решала задачки по математике. К сожалению, этого нельзя было сказать о письме. Потому что про курицу с ее лапой – тут даже мягко сказано.

Помню, как примерно за месяц до окончания вольной жизни мама купила штуку под названием «прописи» и попыталась заставить меня рисовать закорючки и черточки. Хватило меня, кажется, часа на полтора, точно не помню. Потом эту пропись никто найти так и не смог. Зато предмет «письмо» доставил мне в школе немало хлопот. Ко всему прочему была у нашей учительницы заветная папка, и больше всего на свете хотелось нам, первоклашкам, чтобы назавтра в школе именно в этой папке оказалась наша тетрадка с домашней работой. Называлось это Папкой Ильича. Типа сам В.И. Ленин так высоко ценит старания своих октябрят. В тетрадях, попавших к Владимиру Ильичу, стояли даже не пятерки, а пятерки, обведенные в кружочек. Наверно, в нашем неокрепшем сознании они приравнивались к шестеркам. И больше всего на свете мы хотели, открыв тетрадь, увидеть этот заветный кружочек. Мне жаль, что сейчас перевелись такие дети, какими были мы. И вряд ли простая бумажная папка с портретом президента на обложке заставит их учиться лучше и станет предметом гордости или слез.
Скажу честно: папку эту я тихо ненавидела. Потому что моя тетрадка по письму ни одного раза не побывала у Ильича. Поначалу меня это не особенно напрягало, но когда мой сосед по парте троечник Валька тоже оказался в числе счастливчиков, что-то заставило меня призадуматься. Ошибок и неправильно написанных закорючек становилось все меньше, хвалили на уроке меня все чаще, однако… моя тетрадь упорно не нравилась Владимиру Ильичу.

В моем школьном детстве было еще три кумира, повлиявших на мою жизнь. Это встреча с Алисой Селезневой, сначала экранной гостьей из будущего, а потом и героиней книг Кира Булычева. Сказать, что я ее любила - просто промолчать. Смотря фильм, я рыдала, что Алиса уехала в будущее и не забрала меня с собой, а наткнувшись в детской библиотеке на книгу, по которой сняли этот фильм, первым делом решила от руки переписать ее себе на память. Книгу надо было вернуть через месяц. Я подсчитала количество страничек, надергала закладок для отметки "дневной нормы переписывания" и приуныла. Ведь скорость моего письма явно отставала от скорости чтения... Недели через две, видя мои страдания, мама каким-то чудом раздобыла для меня домашний экземпляр. Наверно, я никакой другой книге в жизни больше так не радовалась.

Потом появился из прерий отважный индеец Виннету, на которого я подсадила половину ребят своего класса. Если честно, это книга не про индейцев. Точнее, не только о них, а скорее о дружбе, доблести, любви, борьбе двух людей.

И еще в моей жизни была Нарния, тогда две первые книги хроник: "Племянник чародея" и "Лев, колдунья...". Остальные хроники были прочитаны позже и немного разочаровали. А эти и сейчас несут то сладкое предвкушение открытий детства. Благодаря Нарнии мне впервые захотелось не только читать, но и постараться написать что-то свое. Тоже про чудесную страну. Про детей, которые иногда убегают туда из злого мира взрослых. Я уже не помню во всех подробностях сюжетов, но с первых прочитанных строчек на меня глядит серьезными глазами мое детство. Моя мечта создать свой собственный мир, в котором люди не будут воевать и умирать, где реальность и сказка будут жить друг с другом о бок. Так уж получилось, что я не дописала до конца ни одну из тех историй о волшебной стране. Просто конец означал прощание с этим миром, а жить с ним рядом, убегать туда в своих фантазиях стало чем-то вроде привычки. Для меня все мои истории были «сказками». Сказки о мире, которого никто не знает таким, как я, и которого никогда не существовало. Вот и всё.