Подборки покупателя

Правильно ли это - называть "золотым веком" русской поэзии пушкинскую эпоху, вернее - даже часть её: первую треть XIX века? А серебряным - календарное начало века ХХ (по Ахматовой, "не календарно" начавшегося в 1914 году)? Филологи могут иметь на этот счёт своё мнение. Но что случилось, то случилось - в сознании массового читателя "медали" распределились именно так: "золото" - пушкинской поре, "серебро" - "от А до Ц" (Ахматова - пять символистов на "Б" - Гумилёв - Есенин - Мандельштам - Маяковский - ....Цветаева. Оба Иванова, Вячеслав и Георгий, Адамович и Ходасевич в "медалисты" массового почитания и чтения, увы, кажется не входят...)Определение "бронзовый век" возникло прежде всего в связи с творчеством Бродского и "ахматовских сирот" - ещё один ярлык, этикетка, прилипшая к очень несходным по стилю, масштабу дарований и просто по-человечески поэтам.
Между "золотом" и "серебром", "серебром" и "бронзой" уместились два века - из трёх с половиной - русской поэзии. И сколько же голосов из её хора в это "прокрустово ложе" не втиснулись!
Антологический принцип - от каждого по чуть-чуть, и готова полноцветная картина поэтического мира того или иного десятилетия - по-своему неплох. Но это - локальные цвета, скорее, орнамент, чем весь спектр в мельчайших его оттенках, весь тонкий рисунок в его деталях.
И как хорошо, что кроме антологий есть ещё и сборники - очерк творчества поэта, обычно в конце его пути ("Из семи книг", "Девятая книга", "Избранное", "Итоги"...) Ну и - срез сиюминутный - новая книга стихов, лирический дневник, подневные записи, сложившиеся в единое композиционное целое, в котором каждое стихотворение читается как само по себе, так и в соотнесённости с другими. Как в жизни: общий тект судьбы видится из финальной точки, а образуют его все страницы жизни.
Начнём, пожалуй, создавать антологию "бронзового века" - пора... А что, и кого, поместим туда - решит время.
Но из антологии непременно оглянемся - на сборники избранного, из сборников - на книги стихов.

Известный очеркист, чьи публикации в "Литературке" 1970-х - 1980-х гг. с нетерпением ожидали читатели, "скорая помощь" всех обделённых, униженных, несправедливо забытых - Евгений Богат - писал когда-то, что мечтает о появлении книжной серии "ЖНЛ" - "Жизнь Незамечательных Людей", в которой тома были бы посвящены самым обычным, таким же, как большинство читателей, героям. Писатель верил, что с появлением подобной серии каждый убедился бы: незамечательных людей нет.
ЖНЛ по-прежнему нет, но есть прекрасная серия "Повседневная жизнь" издательства "Молодая гвардия". Есть сборники - и даже серии - мемуаров (той же "Молодой гвардии" - "Библиотека мемуаров" - или издательства "Захаров"; правда, люди, способные интересно и неложно написать мемуары, всё же, как правило, из категории ЗЛ). И есть книги Е.В. Лаврентьевой, выходившие в разных издательствах - о старых вещах, семейных альбомах, трогательных открытках из прошлого... которые коллекционеры и музейщики, увы, часто находят на помойках. Ибо мы, увы, порой не только ленивы и нелюбопытны, но и преступно небрежны к чужой - да и своей - жизни, к её ценностям, её хрупкой красоте.

Все меньше тех вещей, среди которых
Я в детстве жил, на свете остается.
Где лампы-«молнии»? Где черный порох?
Где черная вода со дна колодца?

Где «Остров мертвых» в декадентской раме?
Где плюшевые красные диваны?
Где фотографии мужчин с усами?
Где тростниковые аэропланы?
<...>
Где твердый знак и буква «ять» с «фитою»?
Одно ушло, другое изменилось,
И что не отделялось запятою,
То запятой и смертью отделилось...
(Арсений Тарковский. Вещи)

Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье -
"Вода", "огонь", "старик", "олень", "трава",-

По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.

Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить
(С. Маршак)
Как хорошо, что есть кто-то, не дающий навсегда исчезнуть во мраке забвения старым вещам и незнаменитым людям...

Следить за новинками издательства "Белый город" - настоящее наслаждение. Даже если не можешь позволить себе их приобрести. Пожалуй, это одна из немногих "книжных империй" нашей страны, миссия которой чётко прослеживается, а издания - достойны этой миссии.
"Белый город" издаёт красивые, богато иллюстрированные книги о богатствах мировой культуры, о животных и растениях, о городах и их истории, о ремёслах и чудесах света - о всём, чем ещё интересен и прекрасен наш мир и что мы отвыкли ценить в "пене дней". Самое привлекательное в политике издательства - то, что оно - как это ни странно звучит - не элитарно. Поясню на "семейных"примерах. По серии "читаем сами" - крупный шрифт, давно уже несуществующее высокое качество корректуры, методически правильная подача текста небольшими абзацами - научилась читать моя четырёхлетняя дочь - попутно узнавая о Древнем Риме и Италии, Византии и Германии, цветах, северных чудесах и джунглях исторически выверенные, ёмко и интересно для ребёнка поданные сведения. Книги из серии о художниках и истории одного шедевра я рекомендую своим ученикам для восполнения той лакуны, которая давно образовалась и в курсе школы, и в вузовских курсах - эстетики. В минуты усталости всей семьёй открываем "Роскошный часослов герцога Беррийского" в роскошном издании "Белого города". Коллеге к юбилею готовили подарок - и опять помог "Белый город"... Книги - для любого возраста, от трёх месяцев до ста лет, и, пожалуй, для любого уровня культурного (было бы только к этой самой культуре влечение) - от "начинающих" до "продвинутых", от наивного читателя до сноба-интеллектуала.
Цены, конечно,не всегда... - но качество того стоит.

"Чтобы писать для детей, надо самому быть ребёнком". Едва ли! Дети чаще всего не слушают и не слышат друг друга, а "детскость" порой оборачивается инфантилизмом. Чтобы писать для детей, надо быть мудрым взрослым и - "вьючным животным культуры" (Вяч. Иванов). Как Василий Андреевич Жуковский - поэт-новатор, переводчик с нескольких древних и новых языков, эксперт императорского двора в области искусства, педагог, которому доверили воспитание наследника. Как Морис Карем, уже при жизни – классик французской и бельгийской литературы, поборник изощрённой рифмы и утончённого метра в эпоху тотального верлибра.
В наше время традицию «умной книги» - не занудно-нравоучительной и не познавательно-«полезной», а именно что искрометно-умной, книги-фантазии, книги-мечты – продолжают такие незаурядные личности, как Михаил Яснов и Григорий Кружков. Оба – многократные «коллеги по цеху», в нескольких лицах единые: переводчики, культурологи, эссеисты, популяризаторы иных национальных культур (Англии – Кружков, Франции – Яснов). Григорий Кружков ещё и рыцарь Культуры Книги, книги, задуманной и созданной как гармоничное единство от обложки до последней литеры.
Подарите своему ребёнку Настоящую Книгу, Книгу – сотворчество автора, художника-иллюстратора, комментатора, создателя справочного аппарата… корректора, наконец, - с которой не захочется расставаться, которую можно перечитывать и рассматривать вновь и вновь во все возрасты жизни, которая станет семейной реликвией и противовесом «просмотровому чтению».