Рецензии (отзывы) покупателя Орлов Дмитрий

Интересное, по-хорошему штучное произведение – дебют писательницы, выходца из Индии по паспорту и общины парсов по происхождению, Нев Марч. И – выходца из хорошей классической литературы, которую, как она рассказывает в послесловии, небогатые родители покупали в ущерб семейному бюджету, чтобы читать на ночь детям. Зачарованно слушавшая рассказы про Холмса и Маугли девочка выросла, вышла замуж, переехала в Штаты, вырастила детей – и однажды поняла, что хочет писать.

И написала «Убийство в...

Читать полностью

Интересное, по-хорошему штучное произведение – дебют писательницы, выходца из Индии по паспорту и общины парсов по происхождению, Нев Марч. И – выходца из хорошей классической литературы, которую, как она рассказывает в послесловии, небогатые родители покупали в ущерб семейному бюджету, чтобы читать на ночь детям. Зачарованно слушавшая рассказы про Холмса и Маугли девочка выросла, вышла замуж, переехала в Штаты, вырастила детей – и однажды поняла, что хочет писать.

И написала «Убийство в Старом Бомбее».

Да не смутит придирчивого читателя, уставшего от жанровых игр и вымученного колорита, пестрая обложка с простеньким броским названием, прозрачно намекающим на подражание классическому английскому детективу. Это, как уже было сказано, вещь штучная и история глубоко личная, рассказывая которую, писательница ведет повесть про саму себя, размышляет о собственном месте в большом сложном мире, на стыке разных культур, далеких друг от друга и в то же время тесно между собой переплетенных.

Но размышления эти – не отвлеченные метафизические витания, а крепко сбитая история примечательного персонажа, капитана британской армии в отставке на излете викторианской эпохи, «времен англо-индийских и покорения Афганистана». А примечателен капитан Джим Агнихотри прежде всего своим англо-индийским происхождением, которое автоматически лишает его, полукровку и "евразийца", права называться своим в любом уголке огромной многоликой Индии – британской ли, индийской или любой другой. Если добавить, что начало книги застает капитана практически в момент ухода из армии, которой он посвятил чуть ли не всю свою тридцатилетнюю жизнь, мы получаем неприкаянного странника, скитальца в отчаянных поисках своей судьбы и места в жизни. Несомненно достойный сочувствия и интереса персонаж.

Повествование от первого лица, как читатель узнает ближе к финалу (вряд ли стоит считать это спойлером и скрывать), – это и есть его собственная книга, написанная в попытке унять внутренних демонов и заглушить терзающую душу боль. Нечто подобное, видимо, некогда подтолкнуло к письменному столу и саму миссис Марч – дитя диковинной многоликой Индии, выросшую в мусульмано-индуистской стране девочку из закрытой зороастрийской общины парсов.

Над героями, надо всеми событиями романа незримо довлеет сложная и строгая кастовая система Индии, тесно переплетенная с предрассудками и свято чтимыми обычаями парсов – и обильно приправленная столь же строгими и порой не менее причудливыми викторианскими моралью и правилами повседневного обихода. Притом, стоит повториться, это взгляд изнутри, а не попытка – пусть даже талантливая – сыграть на чужом поле.

Столь же живым и личным получается у миссис Марч индийский пейзаж – яркий, шумный, пряный, причудливый и привлекательный в своей противоречивости. Горное пограничье Афганистана, разоренные набегами города, кипящие столицы с пестротой рынков и благородным безмолвием богатых кварталов, переполненные поезда, наводненные беженцами дороги... и это далеко не все.

Восхитительна в своей старомодной наивности – но притом по-настоящему живая и волнующая! – любовная линия, густо замешанная на конфликте чувства и строго регулирующих человеческую жизнь обычаев с предрассудками.

Повествование пронизано подлинными фактами истории Британского Раджа – достаточно сказать, что на создание книги миссис Марч вдохновил таинственный древний фамильный документ, о долгом и причудливом процессе перевода которого она рассказывает в послесловии. Он, запечатлевший (и вновь «изнутри») один из самых трагических моментов истории Британской Индии – Восстание сипаев, – задает тон размышлениям писательницы о сосуществовании колонизаторов и туземцев, возможности и праве последних взять бразды правления страной в собственные руки. Рассыпанные по книге споры и беседы изящно дают масштабную и впечатляющую историческую экспозицию. Это увлекает.

Язык повествования вполне соответствует легенде книги, вышедшей якобы из-под пера самого капитана Агнихотри – в чем-то очаровательно (но не нарочито) старомодный, развернуто фиксирующий мысли и чувства героя наравне со сменяющимися вокруг него пейзажами и событиями. Впрочем, диктует его и сам герой – верный простодушный воин, цельный человек действия.

Словом, «Убийство в старом Бомбее» – яркое и живое масштабное полотно, замешанное на глубоко личных опыте и переживаниях человека, умеющего увлекательно рассказать о том, что его волнует – и стремящегося отдать дань своему детству и вскормившим его родине и классической литературе. Скрыть

"Принудительное обитание» – далеко не первая книга Земцова на моей читательской памяти. Читал и «Записки добровольца», и «Бутырского ангела», и «Сладкую водку свободы» (перечисляю названия по памяти – помню, отложилось), больше того – некоторые из этих книг читала моя случайно наткнувшаяся на них на отцовском столе 10-летняя дочь. Потом простодушно хвалила прочитанное: «Прямо видишь».

Но сейчас речь о «Принудительном обитании». Та же очевидно читающаяся по названию тюремная тема, но – и...

Читать полностью

"Принудительное обитание» – далеко не первая книга Земцова на моей читательской памяти. Читал и «Записки добровольца», и «Бутырского ангела», и «Сладкую водку свободы» (перечисляю названия по памяти – помню, отложилось), больше того – некоторые из этих книг читала моя случайно наткнувшаяся на них на отцовском столе 10-летняя дочь. Потом простодушно хвалила прочитанное: «Прямо видишь».

Но сейчас речь о «Принудительном обитании». Та же очевидно читающаяся по названию тюремная тема, но – и это, как мне теперь кажется, тоже читается в глубоком названии – другой взгляд. Автор выходит за пределы привычного документально-биографического стиля – и берется за прозу собственно художественную, в которой героем уже не он. И, должен сказать, это производит впечатление – впечатление тяжелое, местами очень тяжелое. Если в предыдущих книгах по Дантову аду российских тюрем нас спокойным, анализирующим, ироничным и в целом близким и понятным Вергилием вел сам автор, то в большинстве рассказов «Принудительного обитания» его как непосредственного провожатого нет, а вместе с тем исчезает и какой-то отгораживающий нас от этого мира предохранительный пузырь. Погружаешься в грязный, тоскливый, томительно непонятный жестокий мир неволи. Поэтому впечатление осталось тяжелое.

Но это ценно.

Земцов явно пишет не на потребу публике (и, кстати, в книге теме перспектив издания такого вот лично-выстраданного тюремного жанра посвящен целый рассказ и несколько абзацев другого текста) – это явно мучительно не оставляющая его тема, плод насущной необходимости вглядываться в прожитое и говорить о нем. Зачем говорить об этом так громко, на бумаге с тиражами? Процитирую по памяти приведенную в книге меткую зековскую поговорку – в тюрьме все как в народе. Сказано изящнее, конечно, но суть та же.

И сказать Земцову определенно есть что (о чем!) – но, повторюсь, если острый наблюдательный взгляд, хорошая близкая читателю по эту сторону решетки рефлексия оттеняли ужасы описываемого в прежних книгах, то здесь начинаешь ощущать себя на краю ужаса без всякой страховки – ужаса обыденного (хотя, позволю себе каплю интриги, есть в книге и несколько фантастических монстров), от которого нас в нашей повседневности отделяет пугающе маленькое расстояние.

Веский, оставляющий глубокое и тяжелое впечатление сборник. Как и с предыдущими книгами, думаю, останется в памяти, что-то из прочитанного отложится и будет жить, словом – книга, прочитанная не зря. Какие-то из рассказов скорее всего захочется и перечитать. Но не думаю, что скоро. Тяжело. Скрыть

Известно, что все мы – родом из детства, и почти каждый пишущий человек рано или поздно берется отдать дань этой своей малой родине, так или иначе определившей весь дальнейший путь его жизни. А кто-то только о ней и пишет. Уилсон Роулз из последних. Несмотря на то, что библиография Роулза насчитывает целых две повести, его вполне можно назвать автором одной книги – книги, которую безоговорочно относят к современной классике американской литературы для детей, которая выдержала уже две...

Читать полностью

Известно, что все мы – родом из детства, и почти каждый пишущий человек рано или поздно берется отдать дань этой своей малой родине, так или иначе определившей весь дальнейший путь его жизни. А кто-то только о ней и пишет. Уилсон Роулз из последних. Несмотря на то, что библиография Роулза насчитывает целых две повести, его вполне можно назвать автором одной книги – книги, которую безоговорочно относят к современной классике американской литературы для детей, которая выдержала уже две экранизации и герои которой удостоились собственного памятника (и не одного). Самого Роулза при этом «классиком» в общепринятом смысле слова этого никак не назовешь – его основной заслугой кажется лишь, что, обладатель живого таланта и способной впечатлить нас сегодня, но при этом не слишком-то примечательной для своего непростого времени биографии, он сумел сохранить первое, несмотря на второе, а потом и счастливо совместить одно с другим в своей главной книге. Маленький «реднек»-деревенщина из захолустья, мечтавший о писательстве и книгах, но первую из них увидевший лишь при запоздавшем поступлении в школу, сын сорванного с места ветрами Великой депрессии фермера, вынужденного поселиться в том городе, рядом с которым сломался его старенький автомобиль, Роулз и сам прошел путь скитаний по погруженной в безысходность Америке в поисках работы. Добирался в странствованиях своих аж до Канады и Аляски, подряжаясь на все попадающиеся плотницкие работы, отбыл три тюремных срока за участие в ограблениях в Оклахоме и Нью-Мексико (об этом публикуемые в его книгах биографии умалчивают) – и, что удивительно, все это время маниакально писал, но только, отчаянно стесняясь своих бесчисленных грамматических ошибок и полного отсутствия пунктуации, никому написанного не показывал, писал «в стол», а точнее – в сундук, хранившийся в мастерской отца. В 45 лет, на последнем излете молодости, он окончательно разочаруется в своей мечте и сожжет все пять написанных повестей, но тут уже сама судьба сделала встречный шаг. Отчаявшийся стать писателем малограмотный плотник встречает подругу жизни, американку польских кровей Софи Энн Стычински, которая, узнав о мечте доверившегося ей мужа, вдохновит его переписать одну из сожженных повестей, пообещав отредактировать текст и исправить все ошибки. И тогда Роулз за три недели лихорадочного труда воссоздал двухсостраничную автобиографическую «Тайну красного папоротника», которую спустя несколько лет местная газета взялась публиковать по главам под названием «Гончие юности».

Интересно, что к литературе собственно детской эту книгу причислят много позже, когда в дело вступит сарафанное радио американских учителей и библиотекарей. На самом деле повесть эта столь же детская, как, например, «Остров сокровищ», единственным формальным оправданием принадлежности которого к детской литературе служит возраст главного героя, или «Робинзон Крузо», в котором даже и того нет. Но есть в них, как есть и в «Там, где папоротник красный», другое, главное – жизнь и становление духа человеческого под «пращей и стрелой судьбы свирепой» (а что этот дух детский – дело второе). Есть тут и совсем не детские страдания, отчаяние и преодоление самого себя ради высшей цели, первая встреча со смертью – смертью вообще и необъяснимым безвременным уходом самых близких. Есть не нарочито детская и потому слащавая, а простая и искренняя религиозность воспитанного в протестантских традициях мальчика, взывающего к Богу в тяжкий час и обретающего тот гран вмешательства свыше, которого только и не хватает его собственным отчаянным усилиям. Очень ценный в искренности интонации своей противовес современному безмозглому глянцу, который с каждого экрана с придыханием уверяет нас, что «главное – просто верить!» Герой живет иным: трудиться и верить, верить и трудиться.

Вообще книга эта, написанная в конце пятидесятых годов прошлого века о годах двадцатых, замечательно несовременна – начиная с самой темы охоты с ее неизбежной и как должное воспринимаемой жестокостью и заканчивая столь же естественным описанием патриархального уклада жизни американской глубинки тех времен.

Мальчик Уилсон не получил того достойного образования, которое напророчил своему герою, и это явно заметно в достаточно однообразном рубленом синтаксисе оригинального текста и весьма бедном лексиконе, которые, впрочем, в силу искренности повести сообщают языку достоверность непосредственного впечатления – наши недостатки, как известно, суть продолжение наших достоинств.

Несовершенный язык не помешал учительской и библиотечной общественности Америки, распробовав повесть спустя 6 лет после публикации, объявить ее хрестоматийной и, осыпав многочисленными премиями, включить в школьные курсы литературы и программы внеклассного чтения. И вот еще одно общее место многочисленных отзывов американских школьников о книге – «плакал весь класс, включая хулиганов с задней парты». Ни один из американских списков «Книг, которые заставят вас заплакать» не обойдется без «Папоротника».
Первая экранизация книги увидела свет всего спустя 13 лет после публикации повести, в 1974 году, а вторая относительно недавно – в 2003-м. В 1999 году на родине Роулза воздвигли памятник главному герою «Папоротника» и двум его псам, еще один, деревянный, – фигуру мальчика с мешком, из которого выглядывают две щенячьих мордашки – установили в той самой Талеке, куда Билли приходит за своей мечтой. Во времена конвейерной экранизации конвейерно же, под заведомую реализацию, пишущихся бестселлеров-пустышек вышеприведенный список регалий «Папоротника» кажется совсем наивным. Ну так наивна в чем-то и сама книга, негромкий искренний голос белой англо-саксонской протестантской сельской Америки – тех самых в живую карикатуру превращенных масс-культурой южан-реднеков, чьи памятники сегодня рушит агрессивная Америка новая.

Несовременная, мужская, христианская, искренняя и полная нежности книга – по-настоящему замечательно, что теперь она зазвучит и на русском языке. Скрыть

Очень духоподъемная и трогательная история. Рассказать о чем она – не так уж и просто, потому что непременно собьешься на какую-нибудь банальность типа «пробивающего асфальт равнодушия побега надежды». Но это и хорошо, это знак качества, потому что все хорошие произведения, не оставляющие равнодушным, рассказывают о вещах в сущности банальных и многократно уже пересказанных в самых разных книгах – любви, дружбе, самопреодолении, верности... Другое дело – КАК они это делают: с...

Читать полностью

Очень духоподъемная и трогательная история. Рассказать о чем она – не так уж и просто, потому что непременно собьешься на какую-нибудь банальность типа «пробивающего асфальт равнодушия побега надежды». Но это и хорошо, это знак качества, потому что все хорошие произведения, не оставляющие равнодушным, рассказывают о вещах в сущности банальных и многократно уже пересказанных в самых разных книгах – любви, дружбе, самопреодолении, верности... Другое дело – КАК они это делают: с постной/умилительно сладкой физиономией не верящего в собственные слова морализатора или так, что и заметить не успеваешь, как оказываешься плечом к плечу с героем в самой середине происходящего на страницах. «Айван» повествует о надежде, о пробивающемся сквозь пессимизм и усталость желании защитить слабого искренне – так, что быстро и без труда погружаешься в повествование, в привычный мрак десятки лет проведшего за решеткой несчастного животного, нежданно обретающего избавление благодаря заботе и любви, пробившимся в нем к животному другому – маленькому.

«Айван» – очень семейная и подлинно христианская книга: живой и искренний урок бескорыстной любви и заботы о слабом, о ребенке, – заботы, которая делает людей людьми (пусть даже сами себе они казались бы безнадежно плохими или лишенными всякого будущего).

Притом – и как же это, повторюсь, важно – и ужасы, и избавление описаны в книге без пафоса или лишнего нагнетания. Все так, как бывает в жизни, с некоторыми условностями и оговорками, без сияющего финала. Так что добавлю еще один важный эпитет: «Айван, единственный и неповторимый» - не только честная, но и правдивая книга. А это очень важно, потому что ребенок должен верить таким историям, чтобы поверить и в свои силы изменить окружающую настоящую жизнь к лучшему.

Так что по сумме характеристик произведение это вполне можно, думаю, отнести к разряду современной детской классики – честно и трогательно рассказывающей читателю о том, что делает нас людьми.

P.S.: Каждый вечер читаю малышам 5 и 6 лет, одолели около трети книги. Прониклись, грустят обо всем печальном в жизни Айвана - я же, прочитав заранее, предвкушаю скорый рассвет и их искреннюю о нем радость. Скрыть

Очень негромкая, теплая, по-настоящему семейная история (даром что мама в повествовании появляется лишь эпизодически).

Склонен согласиться с издательским наименованием этого произведения "скрытой классикой". "Истории" уже почти 70 лет, написана она профессиональным драматургом и, что очевидно, отцом - т.е. тут явно личное , рассказ о собственных отношениях с сыном, причем в весьма своеобразной форме двух переплетающихся историй.

Первая - собственно про волка, которую и...

Читать полностью

Очень негромкая, теплая, по-настоящему семейная история (даром что мама в повествовании появляется лишь эпизодически).

Склонен согласиться с издательским наименованием этого произведения "скрытой классикой". "Истории" уже почти 70 лет, написана она профессиональным драматургом и, что очевидно, отцом - т.е. тут явно личное , рассказ о собственных отношениях с сыном, причем в весьма своеобразной форме двух переплетающихся историй.

Первая - собственно про волка, которую и просит рассказать сын папу перед сном, но сам же постоянно пытается ее редактировать, изменяя происходящее на свой вкус и стараясь избежать папиных ухищрений, призванных как можно быстрее его усыпить.

Ну а вторая история - это та неделя-другая, в которые и рассказывается первая история - укладывания спать, воскресные прогулки в парк или на пляж с другом сына. Этот пласт подкупает картиной обыденного теплого общения отца, находящего время и желание быть рядом с сыном, и собственно очень любящего своего папу мальчика. Причем никаких конфликтных ситуаций, позволяющих героям что-то в себе осознать или перейти на новый уровень отношений, никаких моралей (кроме самых обыкновенных и ненавязчивых житейских, в два-три слова) - не будет. Это именно что не бросающаяся в глаза и не пытающаяся казаться тем, чем она не является, реалистическая история-картина, очарование которой в тепле, которым она проникнута, в настроении плавно текущего повествования.

Сама История про волка, как и положено сказке, содержит некоторую долю условностей, типа разговаривающих между собой и даже с людьми животных, и более похожа на традиционные книги для детей - в ней есть любознательный, отважный и самостоятельный мальчик, кровожадный (по крайней мере номинально) волк и его жертва, испытание и победа.

Истории, как уже написал выше, тесно переплетены, потому что мальчик, которому папа рассказывает сказку про волка, постоянно вторгается в повествование со своими комментариями, меняя ход событий.

Очень порадовали иллюстрации. Во-первых, приятен уже сам факт, что иллюстрации к одному из произведений, входящих в сокровищницу детской (и не только) американской литературы, выполнены отечественным художником - причем это полноценный комплексный проект со своей концепцией (о ней чуть ниже). Довелось держать в руках оригинальное издание - так вот тамошние две с половиной картинки - это скудные карандашные наброски. Возможно даже, что выполнены они автором, но книгу как-то совсем не красят. В нашем же издании получается своего рода заочный диалог двух творцов (как это и должно быть с хорошими иллюстрациями) - американского автора и нашего современника-соотечественника иллюстратора. Это само по себе любопытно, к тому же и иллюстрации не подкачали. Намеренное противопоставление теплого и пронизанного светлой ностальгией бытового пласта отлично оттеняется несколько гротескными картинками пласта выдуманного, притом мальчик и там и там - одинаковый. А как же еще? Связующее звено! В забавной шаржированной рожице волка - "самого кровожадного" и т.д., согласно требованиям мальчика, - угадывается пойманная иллюстратором добродушная ирония рассказчика-отца. Да к тому же и маленькие читатели книги не испугаются.

К слову о маленьких читателях (думаю, лучше всего пойдет в промежутке между 4 - 6/7 годами). Это очень своеобразная книга, которая лучше, чем многое из того, что навскидку приходит на память, подходит для СОВМЕСТНОГО чтения - особенно, конечно, папы малышам (пожалуй, даже перед сном - вот только вряд ли удастся выдержать темп "одна глава - один вечер" (уж слишком главы коротки), хотя такой подходи был бы для "вхождения" в книгу идеален). Совместного потому, что не только дети будут угадывать себя в каждом слове мальчика, "заказывающего" историю, но и взрослый скорее всего почувствует близость к рассказчику-отцу.

В общем и целом - прекрасно изданная теплая, негромкая и по-настоящему семейная история. Допускаю даже, что каким-то малышам захочется услышать ее еще не раз - по крайней мере заканчивается все просьбой главного героя к папе начать все сначала. Можно даже попробовать, если кто еще не пробовал, поступить так же, предложив своему чаду подобное же совместное мифотворчество - по приведенному в книге или какому-нибудь иному, своему, сюжету.

Словом, весьма своеобразное издание для совместного чтения/общения родителей (прежде всего пап) и детей. Определенно понравилось. Скрыть

Книга живая и интересная.

Хороший подбор настоящих детский вопросов - от очевидных до "как он до этого додумался?". Дочитать содержание с их списком, не отрываясь, невозможно - обязательно полезешь смотреть ответ на какое-нибудь совершенно неожиданное детское "почему?"

Собственно, мои дети еще читать не умеют - но многое из прочитанного благодаря ярким образам и неожиданной подаче материала авторами очень хорошо запомнилось и уже рассказано малышам по случаю и...

Читать полностью

Книга живая и интересная.

Хороший подбор настоящих детский вопросов - от очевидных до "как он до этого додумался?". Дочитать содержание с их списком, не отрываясь, невозможно - обязательно полезешь смотреть ответ на какое-нибудь совершенно неожиданное детское "почему?"

Собственно, мои дети еще читать не умеют - но многое из прочитанного благодаря ярким образам и неожиданной подаче материала авторами очень хорошо запомнилось и уже рассказано малышам по случаю и без.

Немало хорошего юмора - как в самом тексте, так и в специальном разделе, где на те же вопросы отвечают комики. От некоторых ответов, впрочем, остается ощущение покровительственности и/или "сю-сю". Но, к счастью, авторов - уйма, почти все отвечают лишь единожды и большинство текстов определенно информативны.

Несмотря на физиологичность некоторых вопросов, ответы по-хорошему сдержанны, какой-либо пресловутой западной половой пропаганды не обнаружено. Хотя кого-то может смутить очевидная ориентация отвечающих ученых на материально-эволюционную модель возникновения и развития Земли и жизни, причем с известной долей категоричности (а чего еще ждать от того же Докинза?) Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что, например, на вопрос о том, кто такой Бог, отвечает Фрэнсис Спаффорд, которого критики записывают в достойные оппоненты Докинза в деле отстаивания вопросов веры и религии - и рассказывает о своей вере ярко и вдохновенно. Учитывая, что на некоторые особо важные вопросы - про Бога, про любовь - авторы попросили ответить не одного, а трех "очень умных взрослых", следует признать, что с плюрализмом мнений в книге дела обстоят нормально.

Иллюстрации - симпатичные карандашные почеркушки. Жаль только, что их маловато и некоторые переданы с мелкими огрехами - но опять же в такой книге они несут сугубо вспомогательную роль.

Особо отмечу нетипичный и чрезвычайно полезный раздел - указатель слов и понятий. Благодаря этому ответ на какой-нибудь вопрос любимого чада о той же корове можно найти по-настоящему быстро: "Коровы - стр. ***, ***, ***" и т.д. Причем не обязательно вопрос малыша совпадет с тем, что задал его англоязычный сверстник, но если ваше чадо вдруг заинтересовалось какой-то деталью жизнедеятельности коровы, то живая и образная информация из книги ему будет определенно интересна. (Собственно, книга в чем-то сама учит и так и эдак поворачивать детские вопросы в поисках достойного ответа: один малолетний английский умник спросил как отрезал: "Любил ли Александр Македонский лягушек?" - и надо видеть, как бедняжка-историк, которой достался этот причудливый плод детской любознательности, изворачивается, пытаясь связать великого воина и земноводное).

Полезна и обширная биографическая справка по всем авторам ответов: если вдруг кто-нибудь поразил воображение - можно не отходя от книги узнать список его регалий, книг и/или телепередач и фильмов.

Словом, интересно, познавательно, любопытно - и хорошо издано.

Определенно буду возвращаться к книге по мере взросления малышей и подсуну, когда дорастут до самостоятельного чтения.

P.S.: Автор одного из ответов рассказывает, как за ней в глухом лесу погнался русский с топором. Чем все закончилось рассказывать не буду - интрига! Скрыть

Лучшие рецензии автора	Рейтинг
Там, где папоротник красный	+45
История про волка	+29
Айван, единственный и неповторимый	+28
Убийство в Старом Бомбее	+20
Почему вода мокрая? И другие очень важные детские вопросы, на которые отвечают очень умные взрослые	+17

Акции сегодня

Рецензии и отзывы покупателя