Рецензии (отзывы) покупателя Ширяева Ирина

Лично мне всегда больше нравился театр Чехова, нежели театр Шекспира. По-моему, полутона и подтекст куда интереснее обнаженных страстей напоказ. К шепоту прислушиваешься, от крика быстро устаешь. Ну да ладно.
Многие, с легкой руки Галины Юзефович, сравнивают «Словно мы злодеи» с «Тайной историей» Донны Тартт. Хотя можно сказать, что в романе Рио попросту присутствуют все ингредиенты, необходимые для изготовление остренького текста в стиле Дарк академии: закрытое учебное заведение, компания...

Читать полностью

Лично мне всегда больше нравился театр Чехова, нежели театр Шекспира. По-моему, полутона и подтекст куда интереснее обнаженных страстей напоказ. К шепоту прислушиваешься, от крика быстро устаешь. Ну да ладно.
Многие, с легкой руки Галины Юзефович, сравнивают «Словно мы злодеи» с «Тайной историей» Донны Тартт. Хотя можно сказать, что в романе Рио попросту присутствуют все ингредиенты, необходимые для изготовление остренького текста в стиле Дарк академии: закрытое учебное заведение, компания учеников с претензией на избранность, скелеты в шкафу, загадочное убийство.
Итак, Шекспир.
Его творчеством насквозь пропитана жизнь студентов актерского факультета Классической консерватории Деллакера. Разумеется, элитарной. Здесь принято ставить и изучать только пьесы Шекспира, глубоко погружаясь в мир его трагедий ( в основном) и комедий.
При жестком отборе к четвертому выпускному курсу их осталось семеро – своеобразная секта адептов короля трагедий.
Жизнь будущих актеров делится на череду постановок шекспировских пьес и промежутков между ними. При этом собственное мироощущение студентов так тесно переплелось с вымышленной вселенной классика, что они уже почти не отличают одно от другого и даже вне подмостков изъясняются цитатами из текстов своего божества.
Но не подумайте, что это какие-то замученные заучки, боже упаси! Совсем наоборот! Студенческая жизнь бьет ключом. А если учесть, что это студенты актерского факультета, культивирующие собственное раскрепощение – ключом особенно бурным. Секс, наркотики, море алкоголя.
А как же! Надо все испытать. Чтобы знать, как играть страсть. Как играть сумасшествие. Как играть злодея.
Однако если тела обнажаются легко, то с чувствами все сложнее.
На мой взгляд, самые интересные сцены в романе – это уроки актерского мастерства с наставницей Гвендолин. На первом она заявляет, что вытащит из своих учеников всё, на что они способны, «все уродство» и жестоко экспериментирует с Мередит, буквально выворачивая все потаенные уголки её души. На втором, где должны по роли поцеловаться ненавидящие друг друга Мередит и Джеймс, Гвендолин при помощи тех же приемов объясняет, что такое «секс из ненависти». В результате сцена заканчивается страстным поцелуем.
Жаль, что автор не сделал линию актерства главной, не попрепарировал ещё и ещё опасную потребность творческого человека использовать в качестве инструмента то, что целомудренно прячет подсознание. В результате не очень, например, понятно, почему Ричард, лидер-абьюзер вдруг окончательно слетел с катушек, так что его убийство становится предсказуемым. Ждешь, что в финале автор раскроет и эту тайну, но нет.
Вообще детективная линия показалась мне вполне дежурной. Единственное, что в ней интересно – выход на коллективное чувство вины. И то, что она очень органично связана с двумя другими – творческим аспектом и психологической драмой , где главный герой разрывается между чувствами к своим однокурсникам: Мередит и Джеймсу ( что, конечно, придает особую пикантность ситуации). Причем эти три линии не просто переплетаются – они прямо-таки прорастают друг в друга.
Разборки ребят, их выяснение отношений проникают непосредственно в действие разыгрываемой пьесы, и судьбы актеров ломаются прямо на сцене. Завязка трагедии происходит во время хеллоуиновского представления эпизодов из «Макбета», кульминация – во время репетиций и рождественского спектакля «Ромео и Джульетта», а развязка - внутри действа «Короля Лира».
Кстати, надо заметить, что знакомство с шекспировскими текстами обязательно для читателя, хотя бы на уровне краткого пересказа. Иначе многое окажется непонятным и скучным. Например, о месседже открытого финала можно догадаться и так, но лучше для верности заглянуть во второй акт «Перикла».
Хочется особо отметить работу переводчицы Екатерины Ракитиной, небанальный стиль повествования. «Моя улыбка треснула, как штукатурка» - это ж просто праздник для ценителей изощренного стиля!
Я думаю, автору удались не только интрига и гармония всех частей повествования, но особенно – взгляд в топкое пространство человеческой души, подобной космосу. Этот образ как бы выходит наружу в виде пространственных декораций к «Королю Лиру», окруживших зрителей бескрайним звездным небом. Скрыть

Интересно, много ли любителей истории дочитали эту книгу до конца?

Судя по буквально единичным отзывам на соответствующих ресурсах – увы!

Почему же книга с таким актуальным названием и громким именем скандального автора, изданная явно как потенциальный бестселлер – не стала-таки им? Почему получила низкий рейтинг?

Первая и основная, на мой взгляд, причина: неудачная, я бы сказала – небрежная подача материала. Веллер сам рассказывал, что создает свои тексты, поначалу наговаривая их на...

Читать полностью

Интересно, много ли любителей истории дочитали эту книгу до конца?

Судя по буквально единичным отзывам на соответствующих ресурсах – увы!

Почему же книга с таким актуальным названием и громким именем скандального автора, изданная явно как потенциальный бестселлер – не стала-таки им? Почему получила низкий рейтинг?

Первая и основная, на мой взгляд, причина: неудачная, я бы сказала – небрежная подача материала. Веллер сам рассказывал, что создает свои тексты, поначалу наговаривая их на диктофон и только затем переводя в рукопись.Вот и эта книга производит впечатление свободно льющегося потока созна...информации то есть. Со всеми его перескоками, оффтопами и повторами. Лишь по факту создания слегка структурированного.

Но дело даже не в этом. А в том, что текст в основном выглядит как перечисление деяний многочисленных Рюриковичей : от самого Рюрика до сыновей Александра Невского. Их забот по устройству государства ( Киевского, а затем Московского), завоеванию новых территорий и особенно – неисчислимых междуусобиц.

А упоминаемых Рюриковичей - больше сотни. Львиная доля среди них тезки – Ярославы, Мстиславы,Святославы, Изяславы и Ростиславы, с редким вкраплением Юриев и Глебов. (Кстати, крайне редко упоминаемым женщинам с именами повезло гораздо больше: Добронега, Вышеслава, Предслава).

К тому же тезки-князья бесконечно меняют места своего княжения ( лествичное, а потом отчинное право наследия, которые сами по себе перепутались и уже создали невообразимую сумятицу). А самое главное – неутихающие междоусобицы, где вчерашний союзник становится сегодняшним врагом и наоборот.

В результате странице к пятидесятой читатель начинает сильно путать «кто на ком стоял». И даже сам автор, как будто в утешение, замечает: «в этих бесконечных Мстиславах-Изяславах-Ярославах сам черт ногу сломит».

Возможно, кто-то возразит, что без этого генеалогического клубка Рюриковичей историю Древней Руси рассказать невозможно. Однако я придерживаюсь мнения, что даже самую сложную теорию можно при желании объяснить пятилетнему, скажем, ребенку. А ведь книга Веллера рассчитана не на специалиста- историка, а на рядового читателя, в большинстве своем школьный курс истории не очень-то помнящего. Так что не поленись автор, поработай над формой, подай освоенный им грандиозный материал попроще и поувлекательнее – глядишь, и вышел бы ожидаемый бестселлер.

Ну, а если вы всё же продерётесь-таки сквозь эту тотальную чехарду князей, то будет вам кусочек счастья. Сможете ознакомиться с довольно интересными рассуждениями автора о закономерностях образования, существования и распада такой формы общества как государство – на примере Киевской и Московской Руси, разумеется ( что, впрочем, не теряет своей актуальности и сегодня).Узнаете некоторые интересные факты: например, что титул «царь» пришёл к русским правителям от монголов. Порадуетесь (или нет) некоторым остроумным мыслям автора, например: монголы –«глобализаторы XIII века».

Но к этому ещё надо протыриться сквозь буквально кашу исторической информации. А оно того стоит? Ну, кому как.

И вторая, на мой взгляд, причина низкого рейтинга труда Веллера.

Я, как, наверное, и большинство читателей, ждала от книги со столь злободневным названием ответа на самый сегодня животрепещущий вопрос:русские и украинцы – это одна нация или нет?

Отдадим автору должное – он честно называет точку расхождения ( административного и политического, за которым последовало и всякое другое) южной и северной областей русского государства. Объясняет, откуда пошло название Малороссия. ( Не буду спойлерить) Однако на главный вопрос не отвечает и даже не пытается высказать свое мнение по этому поводу. Сильно при этом обманывая ожидания читателей.

В результате «Киев-Москва. Расхождение» оказалось для меня сродни многообещающему детективу с крайне запутанным сюжетом и отсутствием разгадки в конце. Скрыть

Роман Михаила Турбина ловко скроен и для дебютанта на удивление мастеровито сшит.Впрочем, как выясняется, писался он под руководством таких корифеев как Степнова и Кучерская, которые, понятно, в курсе литературных трендов. Так что приятное изумление насчёт мастеровитости автора можно если не снять, то сильно притушить)

Начнем с выкройки, она же композиция. Скучать читателю точно не придется. Потому что текст скомпонован по принципу калейдоскопа, где одно яркое смысловое пятно быстро-быстро,...

Читать полностью

Роман Михаила Турбина ловко скроен и для дебютанта на удивление мастеровито сшит.Впрочем, как выясняется, писался он под руководством таких корифеев как Степнова и Кучерская, которые, понятно, в курсе литературных трендов. Так что приятное изумление насчёт мастеровитости автора можно если не снять, то сильно притушить)

Начнем с выкройки, она же композиция. Скучать читателю точно не придется. Потому что текст скомпонован по принципу калейдоскопа, где одно яркое смысловое пятно быстро-быстро, пока не успело надоесть, сменяется другим.Текущие события без конца перебиваются флешбэками, реал щедро переплетается с галлюцинациями.

Добавим к этому обилие затронутых автором тем, прямо скажем,либо проверено-цепляющих, либо модных: насилие над детьми и потеря ребенка,созависимые отношения , захлестывающая сознание хтонь, путь к вере в Бога,тоска и безнадега провинциальной ( и вообще) расейской действительности. Причем поданы эти темы в рамках опять же не одного жанра. Здесь и семейная драма, и триллер, и психологический детектив... и традиции русской классики, да.

Словом, как говорится, мало не покажется. Однако автора,страстно желающего, чтобы его дебютный роман непременно выстрелил и оттого напичкавшего текст избыточным количеством трендов, можно понять. Тем более, что Турбину удалось-таки ловко и даже изящно увязать весь этот невпихуемый, кажется, ни в какие рамки набор в складный и логичный сюжет.

Калейдоскопичность повествования долго не дает выстроить события в нужном порядке. Но наконец выясняется следующее.

Любимая жена главного героя –Ильи страдала тяжелым биполярным расстройством, к тому же пристрастилась к наркотикам. Тогда, в результате созависимости, Илья, по-видимому, и встретился с изнанкой мира.После гибели жены и ребенка хтонь захлестывает его душу. Работая детским врачом-реаниматологом,Илья исцеляет тела, в то же время разрушая свое сознание. Но вот в реанимацию попадает мальчик, попавший в странную автокатастрофу и удивительно похожий на погибшего сына Ильи. Тот начинает расследование, в котором ему странным образом помогают его тяжелые галлюцинации.

Развязку я бы определила в стиле магреала. С одной стороны,мистика вдруг обернулась триллером. С другой стороны, соприкосновение с изнанкой мира было. А вот почему и зачем?

Вероятно, для того, чтобы Илья обрел веру в Бога и тем самым упорядочил кошмар открывшейся изнанки. На это намекают дружеские и даже душевные отношения с соседом – отцом Федором. Да даже и само присутствие священника в книге.

Увы, прихода в вере не случается, хотя финал вполне благостный.

Сознаюсь, совершенно непонятным остался для меня образ рыбалки. Это символ воды как первоматерии, из которой мы все вышли? Прообраз той же хтони? Явно нет. Судя по всему, автор зашифровал здесь какие-то светлые символы. Но для меня вышло совсем наоборот.

У самой первой рыбалки, описанной в книге, ракурс какой-то жутковатый. Невинная и умиротворяющая рыбная ловля выглядит как настоящее убийство красивой сильной рыбины.

К слову, на меня в тексте наибольшее впечатление произвела даже не детская тема, которая показалась несколько натужной и декларативной. А образы бессловесных тварей – бездомного пса, этой вот рыбины... К сожалению, эти пронзительные, неоднозначные и не совсем понятные образы мелькают почти случайно среди хорошо просчитанных сюжетных конструкций.

Ну а если говорить о рыбалке как о писательском символе, то есть умении забрасывать в тексте многочисленные крючки, с которых читатель не может сорваться – то она явно удалась) Скрыть

Роман изначально затейливого Варламова читается неожиданно легко, но как же сложно через эту мнимую легкость продираться! Начиная с названия, в котором изящная пушкинская эпиграмма вдруг обретает бездну смыслов и ох не даром здесь присутствует слово «душа».
Да и правда, не мог же сам ректор Литературного института написать простую, пусть и колоритную историю о том, как студенты-филологи МГУ в 80-м прошлого века ездили на картошку! Хотя есть в романе и узнаваемые приметы времени, и...

Читать полностью

Роман изначально затейливого Варламова читается неожиданно легко, но как же сложно через эту мнимую легкость продираться! Начиная с названия, в котором изящная пушкинская эпиграмма вдруг обретает бездну смыслов и ох не даром здесь присутствует слово «душа».
Да и правда, не мог же сам ректор Литературного института написать простую, пусть и колоритную историю о том, как студенты-филологи МГУ в 80-м прошлого века ездили на картошку! Хотя есть в романе и узнаваемые приметы времени, и интеллектуальные споры, и любовный приворот, и первый секс, и неожиданные повороты сюжета, и хитроумные перевертыши.
Но этого, конечно же, мало для писателя такого уровня, как Варламов. Великие традиции русской литературы довлеют над автором (кстати, слово «довлеют» филологи в таком контексте не употребляют – не грамотно) и требуют философского подтекста, аллюзий и ответов на вечные вопросы. И всё это в романе таки есть.
Хотя на первый взгляд сюжет несложен. Павлик Непомилуев приезжает в Москву из закрытого секретного городка под условным названием Пятисотый, которого даже нет на карте. Здесь за бетонным забором процветает настоящая коммунистическая утопия. Жители Пятисотого обеспечены всеми мыслимыми материальными благами, а сами они честны, надежны и истинные патриоты. Правда, за жизнь в коммунистическом раю его обитатели зачастую (как и родители Павла) платят ранней смертью. Но они и так готовы беззаветно отдать жизнь за Родину. Эдакое светлое воинство. Облачный полк.
И вот наш герой чудом (а это не первое и не последнее чудо в его жизни) поступает в МГУ. И сразу попадает не в светлые студенческие аудитории, а на уборку картошки. Чтобы поближе к земле, значит) К тяжкой расейской действительности – воровству, вранью, хамству, стукачеству, нетерпимости к чужакам и далее по списку. А тут ещё интеллектуалы-старшекурсники просвещают: радио Свобода, Солидарность, личный опыт столкновения с Глокой куздрой (псевдоним советской власти), « Архипелаг Гулаг».
Так что получается? «Душа моя Павел» – всего лишь очередное разжевывание, как дурно было жить в СССР?
Я вас умоляю!
По логике вещей, Павлик должен либо адаптироваться и стать таким, как все, либо остаться непонятым и замкнуться в своей скорлупе. Но писатель показывает третий путь.
Несмотря на все испытания, герой остается большим наивным ребенком – в любой ситуации сохраняет достоинство, не прикидывая, что надо сказать и как себя повести в данный момент хотя бы из чувства самосохранения. Он верит в справедливость и в то, что все люди, в сущности, добрые, хотя не все об этом знают. Ну как тут не вспомнить булгаковского Иешуа? И ассоциация эта по сути неслучайна.
Получается, что Павел - гораздо более свободная личность, чем его соседи-интеллектуалы и тайные диссиденты. Которые, кстати, в конце концов становятся его друзьями. Наверное, потому, что некое подспудное противостояние в душах персонажей переходит из идеологической сферы в сферы куда более высокие.
Особенно это становиться ясно из, казалось бы, забавного эпизода, когда одна девочка-фольклористка решает применить на практике обряд приворота, а в качестве объекта выбирает милого ей Павлушу. Кстати, все мы привыкли относиться к таким мистическим заморочкам как к чему-то романтическому и чуть ли не мимимишному. Но у Варламова всё всерьез. Ведь все эти темные обряды в баньке без икон – сфера темных сил. Вот соблазнительница и впустила их в душу милого, что едва-едва не погубило Павлушу.
Вообще судьба успевает трижды подвести героя к гибели. И каждый раз какая-то сила эту гибель отводит, хранит его. Зачем?
В финале романа Павел то ли наяву, то ли в своем воображении встречается с другом погибшего отца, генералом Передистовым. Это посланец облачного Пятисотого, куда Павлику уже возврата нет. Да и был ли вообще этот чудесный город-символ? Ведь на реальной карте даже его следы отсутствуют.
Но ведь есть при этом настоящий Павлик - частица утопии, которому суждено остаться в реальном мире. И не просто остаться, а, как намекает друг отца, с некоей миссией. Впрочем, миссия вполне угадывается, она строго в традициях русской классики, что и требовалось доказать.
Роман, построенный на символах, по определению не мог обойтись без яркого, исчерпывающего символа в финале. И здесь образ наивного, где-то нелепого и даже смешного Павлуши вырастает до фигуры светлого воина, призванного нести добро в наш непростой земной мир. Скрыть

Не знаю, как вы, а я не смогла пройти мимо такой заманухи: во-первых, анонимный автор (Акунин или его имитация?), во-вторых, имя Булгакова. Ну, двойной же манящий флёр и даже где-то мистика.
С мистики всё и началось. Вернее, с маленьких ситуаций, которые при желании можно считать мистикой, почему нет.
Для начала книга сгинула где-то в недрах Озона, а когда я с ней уже мысленно распрощалась, объявилась как ни в чём ни бывало. Ладно, начала читать. Впечатление такое, как будто первую главу...

Читать полностью

Не знаю, как вы, а я не смогла пройти мимо такой заманухи: во-первых, анонимный автор (Акунин или его имитация?), во-вторых, имя Булгакова. Ну, двойной же манящий флёр и даже где-то мистика.
С мистики всё и началось. Вернее, с маленьких ситуаций, которые при желании можно считать мистикой, почему нет.
Для начала книга сгинула где-то в недрах Озона, а когда я с ней уже мысленно распрощалась, объявилась как ни в чём ни бывало. Ладно, начала читать. Впечатление такое, как будто первую главу написал считающий себя продвинутым восьмиклассник.
Придя на работу, сотрудница музея Булгакова обнаруживает в одной из комнат труп. (Почему труп, кто констатировал смерть? А если человек ещё жив и ему нужна срочная помощь?) Вместо того, чтобы вызвать скорую и полицию, сотрудница убегает в дальнюю комнату, чтобы забаррикадироваться. (Это типа юмор. Ха-ха)
Хотела уже бросить с возмущением, но дальше пошла такая виртуозная имитация текста Булгакова, что прямо браво. Ну то есть никогда не разговаривайте с неиз… тьфу ты, не доверяйте первой главе. Хотя я всегда считала наоборот.
Очень скоро выяснилось, что сюжет крутиться вокруг пьесы "Зойкина квартира". Я её когда-то читала, но помню только заключительную реплику про то, что жёлтые штиблеты к фраку не надевают. Перечитала. Никаких жёлтых штиблет нет и в помине. Опять мистика? Ах нет, это оказывается, я первую редакцию тогда читала.
Что касается самого текста. Если вы хотите проверить свою эрудицию на знание творчества Булгакова, да и в более широком смысле, то будет вам счастье. Текст до отказа набит разного рода аллюзиями. Ну, про «Мастера и Маргариту» и «Собачье сердце» даже говорить скучно, их не выловит только ленивый. Насчёт «Морфия» и «Красной короны» тоже уже не раз упоминали.Но есть пасхалки гораздо более тонкие и даже хулиганские, для гурманов. Например, опер МУРа Конкин – из другой, правда, оперы, да ещё комиссар Намётнов – из совсем уж другой.
Автор хорошо знает не только творчество Булгакова, но и весь пласт культуры начала XX века:цитирует Блаватскую, Брюсова, нехрестоматийных Маяковского и Гумилева. Кстати, порадовала очередная встреча с Гумилёвым. Право, считается уже хорошим тоном среди авторов фантазийно-исторических книг включать личность поэта в свои тексты. (И я, признаюсь, не исключение))
Что касается сюжета, роман, по сути дела, является ремейком «Зойкиной квартиры». Сделанным с хорошим вкусом, остроумным и довольно увлекательным. С замечательной имитацией булгаковского стиля.
И если оценивать его как ремейк, то я бы, пожалуй, поставила пятерку. Но даже блистательный перепев- это не больше, чем перепев. Однако «Тайный дневник Михаила Булгакова» заявлен как оригинальный текст. А в оригинальном тексте должно быть что-то своё, своя изюминка. Где она?
Роман подается как детектив, но детективная линия здесь вообще слита. Ладно, пусть даже слита сознательно – Булгаков детективов не писал. Анонимус логично сделал упор на мистику. Хорошо, пусть мистика. Но и здесь необходим авторский ракурс, свежий, незаезженный взгляд на известные нам события и персонажей.
А ведь есть, например, в "Зойкиной квартире" такой совершенно загадочный и абсолютно не разъясненный персонаж, как Мертвое тело. Я, признаться, ожидала, что Анонимус «прицепится» к нему и, как рычагом, развернет всю ситуацию совершенно неожиданным образом. Но нет.
Словом, замес задумали крутой, а изюм положить забыли.
Поставила бы двойку, но поднимаю балл за виртуозную стилизацию булгаковского слога и за вот это: «А если я вам скажу, что мёртвых и вообще нет? То есть просто материя трансформируется во что-то другое, а энергия остается прежней». Надеюсь, это собственная мысль автора. Скрыть

Те, кто связал название книги с актуальными событиями (а трудно представить, что кто-то не связал), могут выдохнуть и расслабиться. По сути, «до февраля» означает, что события в романе происходят до известной нам роковой даты. То есть автор с одной стороны, на мой взгляд, весьма нахально сыграл на ассоциативном ряде читателя, с ходу пообещав то, чего в книге нет. Но с другой стороны, оформил этот обман весьма остроумно, превратив его в некий скрытый философский подтекст, который так любит...

Читать полностью

Те, кто связал название книги с актуальными событиями (а трудно представить, что кто-то не связал), могут выдохнуть и расслабиться. По сути, «До февраля» означает, что события в романе происходят до известной нам роковой даты. То есть автор с одной стороны, на мой взгляд, весьма нахально сыграл на ассоциативном ряде читателя, с ходу пообещав то, чего в книге нет. Но с другой стороны, оформил этот обман весьма остроумно, превратив его в некий скрытый философский подтекст, который так любит русский читатель. И это сработало.
Вообще текст сработан по рецепту: берём старый материал и пристёгиваем его к сегодняшнему дню вполне читаемыми аллюзиями и реминисценциями. Автор сам рассказывает, что сначала текст был заготовкой со временем действия 80-е, потом стал киносценарием, затем трансформировался в формат современного романа и был почти дописан. Но грянули известные события и текст– вишенка на торте! – украсился актуалочкой.
Честно говоря, для меня в книге больше всего был интересен даже не сюжет с маньяком-графоманом, а вот эти вот технические манипуляции с текстом. Насколько они получились?
Возьмем главный сюжетный ход.
В тихом городке Сарасовске накануне выборов губернатора решили возродить ещё советских времён литературный журнал «Пламя». Дело в том, что в журнале когда-то начинал дядя помощника главы администрации президента, ставший впоследствии известным писателем. Вот губернатор и решил подольститься к высокому чину таким извилистым путём.
Девушка-редактор Аня, роясь в архиве «Пламени», находит рукопись странного детектива. Подробно описанные в ней убийства подозрительно похожи на преступления орудовавшего в городе 15 лет назад маньяка. Более того. После извлечения рукописи маньяк как будто пробудился из спячки и убийства возобновились.
Оставим на пару абзацев детективную линию и остановимся на идее возрождения журнала. Прямо скажем : зашибись креатив. И кому интересен этот восстановленный реликт, кроме местных графоманов? Куда эффектнее и эффективнее на эти же деньги было бы провести, скажем, литературный конкурс имени дядюшки-писателя, с изданием книги победителя. Но Идиатуллин не хотел, очевидно, расставаться с милыми сердцу реалиями ещё советской газетной редакции (вспомните заготовку).
То есть и основной сюжетный ход, и намекающее название – приёмы откровенно, на мой взгляд, натужные. Но читатель верит и охотно принимает правила игры. Значит надо признать, что рискованные манипуляции автора по вливанию молодого вина в старые мехи… то есть как раз наоборот - прошли успешно.
Сам Идиатуллин позиционирует роман как интеллектуальный триллер. По стилистике «До февраля» очень похож на скандинавский нуар, не раз упомянутый как самим автором, так и рецензентами Во-первых, критикой социального устройства: с одной стороны коррумпированные чиновники и их сращение с криминалом, разгул этого самого криминала, а с другой – тупость, жестокость и произвол правоохранительных органов. Во-вторых, общей затхлой атмосферой провинциального Сарасовска, представленного в основном крайне обшарпанными интерьерами старого здания редакции, убитым хрущевками, жутким парком и подозрительными промышленными зонами. В-третьих, неоднозначными образами полицейских и журналистов. Надо сказать, что третья составляющая, то есть собственно герои романа, являются главной удачей автора.
Чего стоит только капитан полиции Андрей Тобольков, который в эпизоде знакомства с ним предстает чуть ли не садистом, а к концу романа воспринимается настоящим героем. Как и его коллега, погибший при исполнении в тот момент, когда он фактически поймал преступника.
А вот фигура самого душегуба мне кажется не особо чёткой. Да, во второй половине текста ( а первую я бы, кстати, сильно сократила) он предстает персонажем вполне убедительным, но уж очень примитивным, что сам автор неоднократно подчеркивает. Но эта убедительность имеет обратный эффект: не верится, что у сего одноклеточного может шевельнуться потребность изложить хоть несколько слов на бумаге. А если он всё-таки и накорябает, то крайне безграмотно-невразумительное, типа «я пашол убевать». Меж тем для заманухи убийца использует слегка переделанный отрывок Набокова. А текст романа душегуба написан непродираемо цветистым слогом, который хоть и является графоманью, однако канает скорее под избыточно стилистическую интеллектуальную прозу.
И да, с одной стороны, автор счастливо избежал штампов со всеми этими детскими травмами, но, с другой стороны, ничем эти штампы не заменил.
Несмотря на мастерски выстроенную детективную линию (в первой половине книги, на мой взгляд, заметно затянутую), возникает вопрос: о чем, собственно роман?
Я думаю, что «До февраля» - это плач по «четвёртой власти», какой была в не очень давнем прошлом настоящая профессиональная журналистика – нынче наполовину убитая, наполовину вымершая естественным путем профессия. Идиатуллин успел узнать её силу и обаяние на собственном опыте. Чувствуется, что это любимая и больная тема автора. Работа возрожденной редакции журнала подана не только ярко, грамотно и убедительно, а , я бы сказала – смачно. Недаром ради неё автор изобрёл такой мало оправданный зигзаг в сюжете триллера. Недаром даже маньяка сделал графоманом, то есть персонажем, имеющим хоть какое-то отношение к бумаготворчеству. Недаром один из героев презрительно отзывается о соперниках-блогерах «прыщи сошли, значит не годен к строевой».
Герои-журналисты – ленивый увалень Паша, депрессивная Аня, яркая алкоголичка Наташа, красотка Юля – на первый взгляд мало симпатичны. Но каждый из них в решающий момент находит в себе силы не подчиниться тупо импульсу самосохранения, не стать трусом и предателем. . Несмотря на угрозы, выложить на сайте важную информацию – исполнить свой профессиональный долг. Хотя кому это сейчас нужно, ведь настоящая четвертая власть давно умерла. Да и если разобраться – была ли она?
Поэтому для меня месседж романа читается так: главная власть – это нравственный закон внутри нас. Скрыть

Сразу возникает вопрос: «А оно того стоило?» Собрать цвет современной российской прозы и детско-подростковой литературы, чтобы на выходе получить пусть остроумный и весьма как сюжетно, так и философски навороченный, но, прямо скажем, без признаков гениальности - роман?
Это с какой точки посмотреть. Если вы ожидаете складный, хорошо прописанный и логично выстроенный текст, то фиг вам. Если же вы – натура творческая, любите поиск и эксперименты, а ещё лучше – сами играете в эти игры, то вам...

Читать полностью

Сразу возникает вопрос: «А оно того стоило?» Собрать цвет современной российской прозы и детско-подростковой литературы, чтобы на выходе получить пусть остроумный и весьма как сюжетно, так и философски навороченный, но, прямо скажем, без признаков гениальности - роман?
Это с какой точки посмотреть. Если вы ожидаете складный, хорошо прописанный и логично выстроенный текст, то фиг вам. Если же вы – натура творческая, любите поиск и эксперименты, а ещё лучше – сами играете в эти игры, то вам сюда. Лично я принимала участие в создание романа-буриме давным-давно, ещё в школьной литературной студии. Да, уже тогда это называлось именно так, хотя Варламов в предисловии пишет, что термин «буриме» как раз для романа не характерен.
Между тем попытка создания именно прозы-буриме предпринималась в истории отечественной литературы неоднократно. Как известно, в конце 20-х годов прошлого века группа знаменитых российских писателей – Александр Грин, Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Исаак Бабель и др. – объединились, чтобы общими усилиями создать роман «Большие пожары». Но совершенная неправда, что , как пишут сегодняшние критики, это был единственный такой опыт и "Война и мир в отдельно взятой школе" -второй роман-буриме якобы за целых сто лет. Между тем, очевидно, хулиганская форма романа-буриме была популярна в советские позднеоттепельные 60-е, так как известно как минимум два таких текста. Это были две попытки создания фантастических шедевров, в одной из которых под названием "Летающие кочевники" участвовали Стругацкие. Правда, назывались они повести-буриме, но в данном случае важен именно процесс, работа с формой.
Шедевром, однако, не увенчалась ни одна из затей, начиная с "Пожаров". Почему? И возможен ли шедевр в при коллективном творчестве в принципе?
Но вернёмся к «Войне и мир в отдельно взятой школе»
Я бы сказала, что эта книга похожа на гирлянду, собранную из разнокалиберных лампочек, у каждой из которых – своя яркость и свои спецэффекты. Какая-то при этом многозначительно подмигивает, а какая-то лениво тлеет вполнакала.
Кого-то такая сборная солянка откровенно раздражает, но кто-то увидит в ней своеобразную и очень любопытную эстетику. Нечего и говорить, что я отношусь ко второй категории. Атмосфера студийного вдохновения захватила с первой строки и не отпускала до последней. Было потрясающе интересно наблюдать, как кардинально меняются авторские стили и даже жанры – от политического памфлета и школьной истории - к мистике, фэнтези и абсурду. Сюр расцветает и обнуляется, возвращается в реал и опять прорастает фантасмагорией. И всё это, как в прокрустово ложе, пытается уложиться в единый сюжет.
К слову, Денис Драгунский начал историю с захода в политику, коррупцию и аллюзии на школьную классику. Словом, сделал всё, чтобы сразу и наверняка отвратить от текста первоначально предполагаемую целевую аудиторию – подростков. Утешает то, что по мере написания романа-буриме вместе со многими другими компонентами изменилась и предполагаемая ЦА – это теперь явно взрослые.
Если говорить об отдельных авторах, то я открыла для себя имена, которые меня заинтересовали. А вот некоторые метры, наоборот, разочаровали. Например, Лукьяненко – он оказался именно той лампочкой, которая горит вполнакала. Глубоко разочаровал и Быков. Он просто воспользовался трибуной, чтобы без затей, в стиле своих лекций высказать собственные выстраданные мысли о роли литературы в сегодняшнем обществе, о современной педагогике, о подрастающем поколении и социальных протестах. На втором, быковском финале, роскошно расцветший сюр опять съезжает к унылому социуму. Я бы второй финал вообще убрала, оставила бы первый, который написал Николай Караев. Правда, к нему у меня тоже вопросы, но хоть пародия на Пелевина удалась)
Так может ли коллективный роман стать шедевром в принципе? Я думаю, нет. Чем ярче индивидуальность, тем сильнее она тянет в свою сторону, нарушая общую гармонию. И вообще, собрать яркие писательские таланты для воплощения единого текста – это всё равно, что смешивать разные названия дорогих эксклюзивных духов в надежде интуитивно получить волшебный новый аромат.
Получился ли ожидаемый волшебный аромат? На мой взгляд – нет. «Война и мир в отдельно взятой школе» - это тот случай, когда процесс и его составляющие гораздо интереснее результата. Главная же фишка в том, что читатель может проследить за тем, как складывалась эта очаровательная какофония. Очень рекомендую роман всем пишущим людям и тем, кто склонен к творческим экспериментам. Скрыть

Гузель Яхина изначально - профессиональный пиарщик. Поэтому не удивительно, что писательница весьма остроумно (прямо – браво!) сумела просчитать рецепт ангажированности двух своих самых топовых книг – «Зулейха открывает глаза» и «Эшелон на Самарканд». Рецепт прост, как всё гениальное. Популярность этих текстов, на мой взгляд, – следствие двух метко заброшенных автором в читательскую массу крючков.
Первый крючок адресован Западу и заранее подразумевает перевод текста на многие европейские...

Читать полностью

Гузель Яхина изначально - профессиональный пиарщик. Поэтому не удивительно, что писательница весьма остроумно (прямо – браво!) сумела просчитать рецепт ангажированности двух своих самых топовых книг – «Зулейха открывает глаза» и «Эшелон на Самарканд». Рецепт прост, как всё гениальное. Популярность этих текстов, на мой взгляд, – следствие двух метко заброшенных автором в читательскую массу крючков.
Первый крючок адресован Западу и заранее подразумевает перевод текста на многие европейские языки. Он представляет собой непременное обращение к какой-нибудь болевой точке нашей истории, то есть к теме, которая особенно остро интересует заграницу и идёт там на ура. В «Зулейхе» такая тема – раскулачивание и репрессии. В Эшелоне – голод в Поволжье.
Второй крючок предназначен для массового читателя. В его роли успешно выступает какой-нибудь сотни раз опробованный в искусстве жанр или приём, который гарантированно вызывает у читателя (и потенциального зрителя ) бурю сочувствия и даже слёзы. В Зулейхе это мелодрама, любовь репрессированной татарки и русского энкавэдэшника. В Эшелоне – страдание сотен детей от голода, сиротства и разрухи .
Не читала «Дети мои», но рискну предположить, что промежуточная книга выстрелила не так громко именно потому, что в ней автор промахнулся со вторым крючком. То есть «Дети мои» получились вещью более сложной и элитарной, а потому не тронули сердца и слезные железы широких масс.
Казалось бы, что текст, составленный по откровенной пиар-схеме, не может вызывать симпатии, да и вообще серьёзного отношения к книге. Но всё не так просто!
Конъюнктурный каркас книг Гузель Яхиной очень успешно (опять браво!) задрапирован весьма приличным текстом. Так что придраться не к чему. Хотя, признаться, очень хотелось)
Если говорить о достоинствах текста, то надо начать с идеи. Роман рассказывает о том, как коммунист Деев полтора месяца ведёт эшелон с пятью сотнями детей из голодающего Поволжья в сытный Самарканд. В путь они отправляются практически без одежды и обуви, с минимальным запасом еды и топлива. Но все, кто встречается эшелону в пути – будь то чекисты, отряды продразвёрстки, белоказаки или басмачи – бросают свои мерзкие кровавые дела и изо всех сил помогают детям.
Да, правы те, кто говорит, что сюжет сильно отдаёт рождественской сказкой. Есть такое дело – таки отдаёт. Но это, пожалуй, неизбежные издержки попытки чуть ли не впервые взглянуть на историю Гражданской войны без ангажированности с той или другой стороны.
А попытка такая очень актуальна!
Потому как уже исчерпал себя миф о сплошь благородных белых и патологических подонках красных. Как ещё раньше исчерпал себя миф о справедливых и романтичных «комиссарах в пыльных шлемах». Несусветные зверства творили и те, и другие. Но у каждой стороны была своя правда и было в душе что-то святое. В данном случае это дети, которые являются для увязших в своих страшных делах взрослых светлым символом оправдания и спасения .
Это я к тому, что назрела уже потребность посмотреть на нашу историю не глазами красных или белых, а с точки зрения объективного судьи. Яхина сделала это едва ли не первой, и это, на мой взгляд, главный плюс романа.
Ещё один плюс – хорошее знание матчасти. Да, обвинений всякого рода – и в плагиате, и в ляпах – более чем. Однако по своему опыту знаю, как трудно и даже рискованно писать на исторические темы. Ведь каждый второй читатель почему-то нерушимо уверен, что даже навскидку знает историю несравненно лучше автора. И неважно, что автор посвятил теме минимум год жизни, а то и много больше. Следующее несомненное достоинство книги – живые, запоминающиеся герои. Да что там – герои. Запоминаются вообще все, любой из персонажей. А ведь их в романе - целая толпа! Но, даже раз мелькнув на его страницах, каждый врезается в память своим неповторимым обликом, судьбой, повадками. Будь то, например, бывший царский офицер, а ныне командир красной академии, который отдаёт Дееву для продажи свои Георгии. Или безумный учитель в полувымершем от голода селе, свято верящий, что если школа будет работать при любых условиях, то при ней непременно откроют столовую. Или девятилетняя вокзальная проститутка.
На мой взгляд, язык романа тоже хорош. Он скорее классический – достаточно функциональный, но в то же время не лишенный образности. А главное – Яхина прекрасно умеет создавать картинку. Что впрочем, не удивительно – Эшелон писался явно в расчете на экранизацию.
Сама Яхина определяет жанр «Эшелона» как «красный истерн», то есть как жанр, который принадлежит к популярной, развлекательной литературе.
Однако, называя «Эшелон» истерном, автор, похоже, слегка кокетничает – ведь роман изначально отнесён критиками к так называемой боллитре ( как и «Зулейха», которая иначе не победила бы в Большой книге) . А ещё точнее, «Эшелон» (и «Зулейха») – это, скорее, некий симбиоз современной прозы и жанровой литературы. Подобная тенденция в последнее десятилетие проявляется всё чаще и чаще. Серьёзные писатели, например, Водолазкин («Авиатор»), Дмитрий Быков («Оправдание», «Орфография», «Икс» ), Чижова («Китаист») и другие охотно используют в своих довольно сложных текстах приёмы фантастики и альтернативной истории. Может быть, это и есть фишка завтрашнего мейнстрима?
Хорош такой симбиоз или плох? С одной стороны, плох – не желающий выходить из зоны комфорта читатель всё больше склонен усваивать серьёзные темы исключительно в увлекательной обёртке. С другой стороны – а может быть, этот симбиоз таит в себе новые возможности и открытия? Литературный процесс не стоит на месте, ведь стремительно меняющийся мир требует для своего отображения и осмысления новых форм.
Так можно ли назвать Эшелон конъюнктурой? На мой взгляд – очень даже. Но это мастерски сделанная конъюнктура. Скрыть

Первый лёгкий шок случился в пункте выдачи. Когда вместо ожидаемого издания в солидном твёрдом переплёте мне за 566 рублей вручили скромный покетбук.
Всё так серьёзно? Автор – гений, подающий ну о-очень большие надежды? В сторону Нобелевки, как минимум? Потому что книги Ольги Токарчук, например, стоят дешевле.
Открываю предисловие и читаю:
«Меня зовут Антонина Козлюк, и это ещё не всё. Мне завтра тридцать. Сегодня на мне розовый чепчик и розовые трусы поверх вечернего платья, и я...

Читать полностью

Первый лёгкий шок случился в пункте выдачи. Когда вместо ожидаемого издания в солидном твёрдом переплёте мне за 566 рублей вручили скромный покетбук.
Всё так серьёзно? Автор – гений, подающий ну о-очень большие надежды? В сторону Нобелевки, как минимум? Потому что книги Ольги Токарчук, например, стоят дешевле.
Открываю предисловие и читаю:
«Меня зовут Антонина Козлюк, и это ещё не всё. Мне завтра тридцать. Сегодня на мне розовый чепчик и розовые трусы поверх вечернего платья, и я выпрашиваю деньги у людей на остановке»
Зашибись. В смысле – второй лёгкий шок. В смысле – это явно не в сторону Нобелевки.
А чего я ждала? Чем руководствовалась, заказывая книгу? Прежде всего тем, что «Время» позиционирует себя как интеллектуальное издательство. Причём очень агрессивно, я бы сказала, позиционирует.
Ещё подкупило довольно милое оформление серии. Плюс масса непростительно поверхностно просмотренных восторженных отзывов. А нет чтобы аннотацию как следует прочитать. Тогда бы хоть упоминание «Секса в большом городе» уже сориентировало.
Словом, сама виновата.
Но книгу прочитала, благо читается легко. Можно сказать, от жадности – деньги-то плачены.
Опрометчиво ожидаемой современной прозы в смысле жанра я под скромной, но дорогой обложкой, конечно, не нашла. Она пишется совсем по другим канонам. Но в рамках жанра сказки для взрослых девочек (когда вот всё плохо-плохо, а потом - бац! – и на тебе – прынц!) «Выход А» совсем даже ничего.
Стиль у автора приятный – лёгкий, тёплый, мягко-ироничный. Много симпатичного юмора и время от времени встречаются меткие жизнеутверждающие афоризмы.
И да – витает- таки ненавязчивый интеллектуальный флёр. В виде Пруста, например.
Это приятно и даже льстит читательнице. Читаешь вроде лёгонькую вещь и при этом ощущаешь себя вполне- таки продвинутой.
Словом, в авторе чувствуется филолог, с привитым в институте вкусом к языку и хорошей литературе. ( Совершенно напрасно вынесенный в предисловие пошлый эпизод – как раз единственное в тексте место, где вкус Батуриной явно изменяет).
Как говорится, у автора есть потенциал. Почему же, при всех очевидных творческих достоинствах, Евгения Батурина смогла слепить только пусть милую, но весьма банальную женскую историйку?
Может, виноват глянец? Ведь и героиня, и автор работают в глянцевых журналах. А это не проходит даром, как не проходит даром любой образ жизни. Но вот Марина Степнова тоже глянцем не брезгует, а написала же Сад.
Мне показалось, что Евгения Батурина способна на большее. На настоящую современную прозу. Только вот надо ли это писательнице, которая давно нашла свою колею в виде «глянца с человеческим лицом»? Которая с первой же книги обрела обширную женскую читательскую аудиторию? У которой уже планируется выход второй книги с сомнительным, на мой взгляд, названием (глянец всё-таки засасывает) «Кризис Ж»? Очевидно, что не надо. А жаль.
Не подумайте, что я жёстко против лёгонького женского романа – если, конечно, текст не безнадёжная графомань. Говоря словами классика, правда, по другому поводу: «Я прежде сам его любил» (очень недолго ), «но надоел он мне безмерно». Многие находят в нём библиотерапию, средство от депрессии. И на здоровье!
Остальным советую внимательно читать аннотации. Скрыть

Замысел, конечно, грандиозный: собрать основные темы и образы классической русской литературы в одном тексте. И осмыслить их с точки зрения человека 21 века.
Впечатляет.
А если конкретнее, по полочкам – откуда что? И как воплотилось в романе?
Интересно же.
Итак, начнём с главной героини. Урождённая княжна Борятинская, поздний ребёнок – залюбленный, забалованный до крайности (до прекрасной крайности, как сказал бы Набоков).
Назвали маленькую княжну в честь героини обожаемого матерью...

Читать полностью

Замысел, конечно, грандиозный: собрать основные темы и образы классической русской литературы в одном тексте. И осмыслить их с точки зрения человека 21 века.
Впечатляет.
А если конкретнее, по полочкам – откуда что? И как воплотилось в романе?
Интересно же.
Итак, начнём с главной героини. Урождённая княжна Борятинская, поздний ребёнок – залюбленный, забалованный до крайности (до прекрасной крайности, как сказал бы Набоков).
Назвали маленькую княжну в честь героини обожаемого матерью Толстого – Наташей. Но вышла совсем не Наташа, а Туся. Почему? Казалось бы, оба эти образа счастливо рифмуются. Туся, как и героиня Толстого, естественна и безыскусна, так же близка к народу и готова слиться с природой – просто какой-то маленький кентавр. Но если Наташа Ростова живёт в гармонии с окружающим миром, то Туся Борятинская ощущает себя его центром – эгоистична, капризна, нетерпима.
Масла в огонь подливает поселившийся в поместье доктор Мейзель. Полюбив Тусю как родную дочь, он воспитывает её согласно продвинутой концепции «свободного человека», не связанного никакими условностями, имеющего право выражать свои чувства и желания, ничем не стесняясь.
Идеи упали на благодатную токсичную почву. На выходе любящие родные получили юное чудовище без комплексов и тормозов – матерящееся, не имеющее понятие о чужом мнении и чужой боли. Личность, которая руководствуется единственным принципом: «Я хочу!». Сам воспитатель в шоке. А чего он, собственно, ждал?
Ну как тут не вспомнить Достоевского с его центральной темой абсолютной свободы, теоретически красиво обоснованной и интеллектуально обласканной. Которая, однако, на практике неизбежно превращается в шокирующую вседозволенность. А потом бумерангом разрушает и самого теоретика .
Да-да, Туся – это тот самый новый человек, практичный, циничный, напористый, в котором без труда угадываются отклики образов Базарова и Лопахина. Могильщик мира аристократической романтики, которую олицетворяет Сад. Туся вырубает его под корень, чтобы устроить пастбища для нового конного завода.
Однако у Степновой Сад не исчерпывается чеховским символом. Сад в романе – это образ самого бытия, синоним мироздания. Слабое отражение Райского сада. Вырубая его, люди лишают себя чего-то неизмеримо важного.
Кстати, духовный аспект жизни в романе явно доминирует над социумом – это тоже в традициях русской классики. Самые сильные, самые пронзительные страницы романа – это образное воплощение душевного состояния героев в переломной ситуации. Когда герои соприкасаются – с вечностью ли? С Богом? С космосом собственной сущности? Это роды княгини и её смерть; потрясение Родовича при виде коряги, похожей на нищего татарчонка, вдруг разбудившее совесть авантюриста; ощущение Анюты своей потерянности во всём мире после смерти матери.
Роман наполнен не столько событиями ( сюжетная линия вообще вялая), сколько характерами и судьбами. Кроме истории семьи Борятинских мы узнаём о тайне Мейзеля, горьком сиротстве Нюточки и даже знакомимся с родственниками будущего Ленина – врачом Бланком и студентом Александром Ульяновым.
Говоря о действующих лицах, самым сильным мотивом романа я бы назвала обострённое сочувствие автора к страданиям «маленького человека», пылинке социума. Его никому не нужности, жалкости, просто ощущению конечности бытия.
Традиция, которая идёт от творчества Гоголя и Достоевского.
Степнова несколькими пронзительными штрихами может показать судьбу мимоходом мелькнувшего персонажа. И заставить читателя глубоко ему сострадать.
Да что там – персонажу. Жуку! Перепёлке! Дереву! Всем малым сим на этой земле. Всему, что живёт и дышит. А живёт и дышит в романе всё.
Однако, если автор умеет создавать поразительно живые и трогательные образы случайных персонажей, то к главным героям много вопросов.
Александр Ульянов – самый невнятный из них. Тут возникает было аналогия с «Бесами» Достоевского, но автору тема терроризма неинтересна. А что интересно? Почему Саша, осудивший убийство Александра II, милый, добрый Саша сам стал участником покушения на убийство?
Из какого-то чувства вины, как намекает автор. Из-за нетрадиционных отношений с Радовичем, как догадываются наиболее проницательные читатели. И какая связь? Цареубийство как способ самоубийства? А проще нельзя нельзя было самоубиться?
Многие пишут, что роман оставляет впечатление незаконченности. И действительно, автор уже обещает продолжение.
Мне же текст кажется вполне логически завершённым. Сад, прежний мир – душистый, мечтательный, трепещущий – погиб, унеся с собой тех, кто был его частью: князя и княгиню Борятинских, Мейзеля, Нюточку и даже каким-то образом – Сашу Ульянова. На смену ему пришёл новый мир – голый, динамичный, конструктивный. И его повелительница Туся – эгоистичная, агрессивная, нахрапистая.
Победительница? Автор как бы смазывает эту победу в социуме лёгким философским дуновением. Когда-нибудь и Туся ощутить себя всего лишь маленькой частицей мироздания (Сада?) – одинокой, страдающей. Как и все те, кому она принесла столько боли.
Ну и, конечно, язык романа – сочный, богатый гиперболами и описаниями, неспешный, подробный – это, несомненно, школа русской словесности.
Вывод? Как по мне, несмотря на новый ракурс, автор не сказал ничего принципиально нового. Он лишь пережил заново все те боли, которые переживала русская литература XIX и XX веков. Пережил где-то полемично, где-то согласно. И так же заново их пережили читатели XXI века.
А это значит – русская классика жива. Хотя сама Степнова в интервью «Огоньку» предсказывает ей близкую гибель. Но своим творчеством сама же это предсказание опровергает.
Так удалось ли переосмысление? На мой взгляд – не вполне. Но попытка получилась мощной. И, несомненно, талантливой. Поэтому – высший балл. Скрыть

Книга «Девять жизней» - по-моему, пример того, каким должно быть фэнтези для подростков. Увлекательным и динамичным по форме, добрым по содержанию, вызывающим желание размышлять и даже спорить после прочтения.
Несмотря на всю яркость фантдопущений, они служат героям лишь средство для того, чтобы познать себя, построить отношения со сверстниками и с родителями, сделать непростой нравственный выбор.
В повести «Часы» мне очень понравился детективная линия, которая начинается ещё в Америке...

Читать полностью

Книга «Девять жизней» - по-моему, пример того, каким должно быть фэнтези для подростков. Увлекательным и динамичным по форме, добрым по содержанию, вызывающим желание размышлять и даже спорить после прочтения.
Несмотря на всю яркость фантдопущений, они служат героям лишь средство для того, чтобы познать себя, построить отношения со сверстниками и с родителями, сделать непростой нравственный выбор.
В повести «Часы» мне очень понравился детективная линия, которая начинается ещё в Америке времён Великой депрессии. Но основная её удача – это, конечно же, Ромка, главный герой. Этот особенный мальчик получился настолько добрым и обаятельным, что сразу начинаешь мечтать: вот бы рядом всегда был такой замечательный друг!
Сюжетом второй повести я просто наслаждалась – настолько он будоражит в поисках ответа на поставленный автором вопрос. Казалось бы, однозначного решения проблемы быть не может. У читателя появляются свои варианты… Тем интереснее узнать, какой финал приготовил сам автор.
Книга интересна как подросткам, так и родителям. И не только для чтения, но и для обсуждения. Скрыть

Лучшие рецензии автора	Рейтинг
Эшелон на Самарканд	+11
Душа моя Павел	+8
Сад	+8
Девять жизней	+6
До февраля	+5

Акции сегодня

Рецензии и отзывы покупателя