Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Алиса в Стране чудес | +556 |
Жизнь после Жизни | +40 |
Избранное | +32 |
Намедни. Наша эра. 1971-1980 | +6 |
Аэрокондиционированный кошмар | +5 |
Отменное издание, все четыре тома. Трудилась отличная команда профессионалов. И полиграфия и подборка фактов - выше всяких похвал. Собственно, и сама вспомнила эпохи и дочери дала почитать. Куда лучше нынешних учебников новейшей истории.
Отменное издание, все четыре тома. Трудилась отличная команда профессионалов. И полиграфия и подборка фактов - выше всяких похвал. Собственно, и сама вспомнила эпохи и дочери дала почитать. Куда лучше нынешних учебников новейшей истории.
Отменное издание, все четыре тома. Трудилась отличная команда профессионалов. И полиграфия и подборка фактов - выше всяких похвал. Собственно, и сама вспомнила эпохи и дочери дала почитать. Куда лучше нынешних учебников новейшей истории.
Генри Миллер есть Генри Миллер. Но сейчас эта книга читается мною уже немного... Согласна с Черчиллем. "Кто до тридцати не был социалистом - у того нет сердца. Кто после тридцати не стал консерватором - у того нет ума". То, что "сгнили их конкретные умы в процессе потребления продуктов" - знает даже последний менеджер младшего звена, спасибо БГ. Другое дело, что дело, простите за тавтологию, вовсе не в продуктах. А именно в умах.
Но читать необходимо. Иначе как вы...
Но читать необходимо. Иначе как вы узнаете, что это за книга, кто бы и что бы о ней не говорил. :)
Лето 1977 года было для меня в чём-то переломным, где-то эпохальным и ещё чуточку судьбоносным. Мне исполнилось шесть лет и на подаренные мне деньги я купила: колоду карт, два кило намертво слипшихся конфет и «Алису в Стране Чудес», рассказанную Льюисом Кэрроллом барышне Алисе Плезенс Лиддел и пересказанную Борисом Заходером всем желающим. С иллюстрациями Калиновского. Дело было под Казанью, где я блаженно ничего не делала, как ничего не делают дети только в шесть лет. Точнее сказать – взрослым...
Я далеко ушла от лета 1977-го года. А тогда я не слишком далеко уйдя от дома моей бабушки (папиной мамы), проживающей в уездном городке на Волге, где не было ничего кроме, собственно, Волги, леса, Марийского бумажного комбината, слипшихся конфет, дубовых пряников и консервов «Завтрак туриста», зашла в книжный магазин и за 55 коп. купила «Алису в Стране Чудес». И совершенно потеряла голову. И стала перебивать сама себя. И начала разговаривать с червяками и кроликами. А уж как я общалась с колодой карт… Все говорили, что я сумасшедшая и даже хотели немного лечить. А я выросла и стала писателем. Правда, мои издатели утверждают, что я до сих пор немного не в себе. Но что они понимают в настоящем безумии? Разве это они шли вдоль железнодорожного полотна летом 1977-года, прижимая к себе чёрно-белую книгу, купленную от тогда до навсегда.
Ну и вот, с тех пор как только я вижу надпись «Алиса в Стране чудес» - рука сама невольно тянется, как у героя Мэла Гибсена в фильме «Теория заговора» рука тянулась к Сэлинджеру. У меня на полках тучи «Алис…» Конкретно эту «Алису…» я приобрела потому что… Потому что увидела. Потому и приобрела. А ещё там иллюстрации Роберта Ингпена. Целых семьдесят. Я люблю книжки с картинками.
Но знаете что? Если вы собираетесь впервые знакомить своего ребёнка с «Алисой в Стране Чудес» - разыщите в пересказе Заходера. И непременно – с иллюстрациями Калиновского. И пусть потом сам, когда вырастет, собирает все остальные. И, может быть, даже выучит английский язык именно для того, чтобы прочитать «Алису…» в подлиннике. Хотя, конечно, для этого придётся его изучать не менее четверти века. Чтобы дух, а не буква. Мне эта история на языке подлинника не даётся. Мой английский язык – О'Генри. Моя русская «Алиса…» - Борис Заходер.
Настя Каменская вышла на пенсию. В связи с этим эпохальным событием во вселенной появились снегири, звёзды и даже солнце. Хотя раньше она считала, что мир населён только трупами, оперативниками, аналитикой и её мужем Лёшкой Чистяковым, предназначенным для приготовления еды Насте Каменской.
Правда, перед тем, как появились простые человеческие радости, она впала в депрессию – спала, ела, лежала на диване и убивалась от ощущения собственной ненужности. И при этом совершенно не потолстела....
Правда, перед тем, как появились простые человеческие радости, она впала в депрессию – спала, ела, лежала на диване и убивалась от ощущения собственной ненужности. И при этом совершенно не потолстела. Потому что Каменская – не толстеет! Тут я ей очень завидую, потому что лёжа на диване лично я толстею со скоростью приготовления так любимой Настей яичницы. Я даже просто сидя в кресле у стола – толстею. А уж если бы я наворачивала на завтрак, обед и ужин всё то, что так щедро расписывает в меню Насти Каменской Александра Маринина на протяжении всей книги: яичницу с помидорами, булочки, печенье, осетинский пирог, салат «Столичный», кофе-кофе-кофе, чай-чай-чай, ещё печенье (много печенья, очень много печенья), торты и пирожные, – меня бы уже возили на тележке. Хотя мне всего-то тридцать девять – девчонка! Потому я немного Насте Каменской завидую. Молоть как не в себя в полтинник, и ни грамма не набрать – это дар божий. Зато я давным-давно знаю, что такое термобельё «цвета сбесившейся лососины» (не один комплект уже в тряпки сносила), а Настя вот только сейчас (со звёздами и снегирями) о существовании такого девайса узнала.
Воодушевлённая тем, что есть в жизни маленькие радости и пора бы ей (уже большая!) радоваться им по взрослому, Настя стрижётся и ей шьют платье немыслимого фасона. Лёшка, завидев стриженную и приодетую в даму Настю, не знает, радоваться ему или вызывать для Асеньки санитаров – он ещё не решил. Потому что сперва ему, видимо, надо провести ряд вычислений. После того, как он вместе с женой просмотрит по телевизору Олимпиаду с бутербродами.
Но Настины любимые трупы в книге есть – две пенсионерки убиты. А после – и психолог с сисадмином. Первые - по всей видимости, маньяком. Вторые – не то из ревности, не то из вредности. Каменской, посреди пира еды, свежевыпавшего не по-московски чистого снега и прочих новых ощущений, приходится заниматься расследованием. Но уже в совсем новом качестве. Она – частный детектив. Старые друзья помогли. Острого аналитического ума Настя Каменская не утратила и потому, разумеется, преступления будут раскрыты.
В книге есть всё то, за что мы так любим писателя Александру Маринину. А также кулинария, мода, разнообразные пенсионерские хобби и даже собака. Да-да, Настя Каменская стала человечнее и почти завела себе Подружку. Но вот это вот «почти» немного смущает. Меня. Я уж если люблю, то навсегда. Во всяком случае - собаку. Настя любить навсегда даже собаку пока не способна. Но какие её годы?! Всего-то пятьдесят. Глядишь, к семидесяти она узнает, что собак предавать нельзя и делегирование полномочий есть не что иное, как анальгетик для расхворавшейся совести. А к восьмидесяти станет настолько мудра, что ей откроется истина: лечение симптоматическое – лишь временное облегчение симптомов. Чтобы стать совсем здоровой требуется лечение этиологическое – то есть, направленное на сущностную причину, а не на кокетливое следствие.
В общем, мне понравилось. Хорошая добрая книга. Оказывается, есть жизнь и после выхода на пенсию. Если, конечно, вовремя устроиться на работу и сменить имидж. Снегири снегирями, яичница – яичницей, кофе – кофием, одёжа и причёски не помешают. Потому что трупы в этой вселенной - бесконечны. Ну а что касается собак – всегда есть кто-то другой. Или собачья звезда Сириус. Там глаза собак уже не так печальны, как на грешной Земле.
После прочтения пожарила себе яичницу с помидорами. Не удержалась. Так что если вы на диете – не рекомендую. Если вы не толстеете – перед прочтением запаситесь печеньем.
Просто ещё один Жванецкий. Под него у меня выделена целая полка. Пропустить Михаила Жванецкого, изданного в ЭКСМО я не могла. Во-первых, я издаюсь в ЭКСМО. Во-вторых, я родилась в Одессе. В третьих – это Жванецкий. Впрочем, что тут в первых, что во-вторых, что дальше – я понятия не имею.
В ЭКСМО он толстый, белый, крупный и с большими интервалами.
«Бумага писч. Печать офсетная. Гарнитура «Гарамонд»». Не правда ли, звучит вполне себе по Жванецкому, если вслух?
Правда, нет коротких, но...
В ЭКСМО он толстый, белый, крупный и с большими интервалами.
«Бумага писч. Печать офсетная. Гарнитура «Гарамонд»». Не правда ли, звучит вполне себе по Жванецкому, если вслух?
Правда, нет коротких, но короткие я и так могу длинно цитировать.
«Вышел в доптираж» - отныне считать высказыванием, символизирующим успех. Потому что Жванецкий в тираж не выйдет никогда. Только в доп.
Его нельзя не любить. Издалека. Близко его любить невозможно. В этом он похож на Райкина. Да и для какого гения влияние дурного характера другого гения проходит безнаказанно для собственного дурного характера?
Я люблю Жванецкого. И я терпеть не могу Жванецкого. Потому собираю и собираю его книги и записи его концертов. На них и отыгрываюсь. Отыгрывалась. Голос уже не слушаю – боюсь заразиться. Жванецкий, как известно, неизлечим. А мне нужно жить свою жизнь. Своим почерком и своим голосом.
Переставлю его подальше. Пусть будет. Но пусть будет там, подальше. Но пусть будет, потому что без него – никак. Этого у него не отнять.
В Одессе, на книжной выставке «Зелёная волна» попросила организаторов взять автограф для дочери. Взяли. Дал. Ибо пишущий – раб моторной функции. Есть Жванецкий? Есть ручка? Есть бумага? Пишет… И, значит, трава всё ещё зелёная. В большинстве случаев…
Не знаете, что почитать?