Рецензии (отзывы) покупателя Надя Делаланд

Начала читать! Очень интересно.

Команда пикапера Ласа Келласа колесит по стране, устраивая тренинги личностного роста, а за ней по пятам гоняется группа невменяемых художниц-акционисток, желающих то ли отомстить за что-то красавцу Ласу Келласу, то ли создать очередной шедевр современного искусства, затейливо убив его перед камерой, то ли просто таким образом невинно поразвлечься. А вот финал истории всех удивит.
Книга адресована молодому искушенному современными трендами читателю, запросто отличающему альтернативных людей от...

Читать полностью

Книга Андрея Кузечкина «Свинг странного человека» - это увлекательно запутанная история, в которой много тайн, неожиданностей, секса, преследований, мести, современного искусства и убийств. При этом она написана чрезвычайно непафосно и легко, читать ее – одно удовольствие, а другое удовольствие – ее перечитывать, сверяя, все ли запутанное распутано.

В названии романа «Нас украли» заложена материнская склонность объединять в местоименье первого лица множественного числа два значения (типа «мы проснулись?»), одно из которых – обращение к ребенку (в данном случае к детям), заменяющее «вас», потому что в центре событий, как бы они ни ветвились и практически бесконтрольно ни множились, находится Алина, она же Маша, мать двоих Сереж. А как это? Почему это у них одинаковые имена? Да-да, новый роман Петрушевской – не только сага и сказка, он...

Читать полностью

В названии романа «Нас украли» заложена материнская склонность объединять в местоименье первого лица множественного числа два значения (типа «мы проснулись?»), одно из которых – обращение к ребенку (в данном случае к детям), заменяющее «вас», потому что в центре событий, как бы они ни ветвились и практически бесконтрольно ни множились, находится Алина, она же Маша, мать двоих Сереж. А как это? Почему это у них одинаковые имена? Да-да, новый роман Петрушевской – не только сага и сказка, он немного мыльная опера с полагающимися перипетиями подмены детей во младенчестве, с головокружительной амплитудой раскачивания трамплина, с которого прыгают герои, погружаясь то в нищету, то в роскошь. Но через эти перипетии отчетливо различим авторский посыл: тебя унижают, бьют по голове, грабят и оставляют ни с чем, но, упав, ты снова поднимаешься. Важнейшая наука начинать с нуля, всякий раз его достигнув. И в конце обязательно будет свет, все хорошие победят, а плохие будут наказаны, главное не сдаваться и дочитать книгу жизни до конца, как мы дочитываем книги Петрушевской. И второй авторский посыл – когда все ужасно, то даже в таком аду найдется что-то, за что можно уцепиться, чтобы выжить. Скрыть

В издательстве «Эксмо» в октябре 2017 года выходит дебютная книга Саши Щипина «Бог с нами». Это остроумный и глубокий, с детективным и лирическим флером роман о конце света, встречаемом в скромном сектантском городке Краснопольске. Именно здесь, в чем мы можем убедиться, открыв книгу на первой странице, во дворе общежития текстильного комбината как раз заканчивает завтрак один из несметных в судные дни мессий Михаил Ильич Миряков – невысокий полноватый лысеющий мужчина лет сорока пяти,...

Читать полностью

В издательстве «Эксмо» в октябре 2017 года выходит дебютная книга Саши Щипина «Бог с нами». Это остроумный и глубокий, с детективным и лирическим флером роман о конце света, встречаемом в скромном сектантском городке Краснопольске. Именно здесь, в чем мы можем убедиться, открыв книгу на первой странице, во дворе общежития текстильного комбината как раз заканчивает завтрак один из несметных в судные дни мессий Михаил Ильич Миряков – невысокий полноватый лысеющий мужчина лет сорока пяти, обаятельный авантюрист и пройдоха остапобендеровского склада, офтальмолог по первому образованию, работавший, и бизнесменом, и депутатом, и шарлатаном в девяностые.
Название романа Саши Щипина интонационно объемное: мы можем произнести его с твердой уверенностью, даже с верой, а можем со вздохом, махнув рукой: мол, бог с нами… В смысле – ну что с вами делать? Ладно уж! И это биение смыслового пульса между верой и попущением – синергетика книги. Но вера побеждает, и книга заканчивается.

– Искушение жалостью – вот что самое страшное, – рассказывал он в другой раз, сидя на матрасе и высунув из тени, как из воды, пальцы босых ног. – Христу, если евангелисты нам не наврали, было в пустыне значительно легче: сатана тогда еще был не тот. Или, как сказали бы древние египтяне, Сет – это вам не Тот. А впрочем, скорее всего наврали, поскольку ничего не поняли. Сами по себе эти искушения, если считать их именно целью, а не средством, – какой-то детский сад. Потому что кто в здравом уме захочет править миром? Кому это вообще может понравиться? Или вот – летать. Ну, было, наверное, какое-то количество идиотов, которые повелись и стали из-за этого героями комиксов и персонажами фильмов Вачовски, но это ж несерьезно. Это ж для умственно отсталых подростков. Да, с хлебом, не спорю, было непросто, особенно после сорокадневного поста. Тут, конечно, пришлось постараться, хотя, согласись, тоже ничего сверхъестественного. Но вот если понять, что все это были лишь средства, а главный искус – это жалость, то все сразу становится на свои места. Потому что вот как сейчас можно объявить конец света? Люди же не готовы. Люди же столько тысяч лет жили черт знает как – конечно, они испуганы, раздражены и несчастны. Конечно, они себя ненавидят, и есть за что. Конечно, они в таком состоянии того и гляди загремят в геенну. Нужно же дать им пожить хоть немного по-человечески, правда? Пусть действительно перестанут беспокоиться и начнут жить. Прекратят бояться и научатся любить. Не будут больше кипятить и станут ходить в белом. И вот тут, когда у тебя появляются такие мысли, тут-то и появляется Александр Александрович Башмачников, тут и вылезают из костров последние комсомольцы. И сначала ты строишь временный город-сад, просто небольшой скромный город-сад в целях обеспечения порядка перед отправкой на небо, но очень быстро начинаешь понимать, что было бы очень кстати немножко поправить миром, самую чуточку поправить миром, над которым ты еще будешь для наглядности парить, расправив алый плащ и швыряясь из поднебесья мягкими булками. Ну а как еще обеспечить людям человеческую жизнь? Мудрая власть, представления и булки – только так. Скрыть

• Мистический детектив, соединивший в себе лучшие традиции русской классической литературы с ее поисками смысла жизни, осознанием двойственности человеческой природы, проникновением в сущность национального характера с чертами современного игрового многослойного текста, ироничный и пародийный, роман Саши Щипина «Бог с нами» увлечет читателя легкостью и глубиной, остроумием и серьезностью. Но как много любви и детской открытости в том, чтобы назвать роман об апокалипсисе – так. Потому что...

Читать полностью

• Магический реализм, с внятным описанием быта провинциального города и чудес исцеления, оживления мертвых, прозорливости, соседствует с философско-психологическими размышлениями и спорами о политике, которые оттеняют нежную историю любви Мити и Ольги. Ветхозаветные мотивы находят свое воплощение и в финале романа, когда на Земле не остается никого, кроме двух влюбленных, Мити и Ольги, Адама и Евы, и история, сделав круг, начинается сначала.

Роман Саши Щипина «Бог с нами» - это история преображения Михаила Ильича Мирякова, чья жизнь всегда была достаточно бурной: став офтальмологом, он путешествовал в Тибет с врачом и эзотериком Эриком Ненашевым (читай - Эрнстом Мулдашевым), проводил семинары по лечению близорукости по революционной методике, бравурно депутатствовал, и был во всем этом великолепно нагл, убийственно артистичен и в целом неподражаем. Но вот наступил конец света, небо стало осыпаться на головы жителей города...

Читать полностью

Роман Саши Щипина «Бог с нами» - это история преображения Михаила Ильича Мирякова, чья жизнь всегда была достаточно бурной: став офтальмологом, он путешествовал в Тибет с врачом и эзотериком Эриком Ненашевым (читай - Эрнстом Мулдашевым), проводил семинары по лечению близорукости по революционной методике, бравурно депутатствовал, и был во всем этом великолепно нагл, убийственно артистичен и в целом неподражаем. Но вот наступил конец света, небо стало осыпаться на головы жителей города Краснопольска, замироточили рекламные плакаты, жара помутила коллективный разум, повсеместно стали возникать разнообразные секты… И Миряков не отставал от жизни – произносил вдохновенные и выверенные секретарем Митей проповеди, устраивал званые ужины. Но постепенно его приближенные стали замечать за ним различные, так сказать, феномены. Да и он сам, как ни гнал от себя эти наблюдения, как ни скрывал их от себя, все чаще сталкивался с тем, что просто знает что-то – знает непонятно откуда. А тут еще и мертвых начал воскрешать, и преступление сложное помог распутать. В общем, раз на то пошло, пришлось ему доводить дело до конца конца.
Роман написан легко, остроумно и глубоко – как раз в духе проповедей Мирякова, но тот небольшой зазор, который есть между автором и его персонажем, не мешает читателю подпасть под обаяние книги, но зато позволяет остаться в живых после ее прочтения. Скрыть

Роман Саши Щипина «Бог с нами» - это дебютная работа, в которой автор предстает перед нами как мастер. В центре повествования остроумный и философствующий плут Михаил Ильич Миряков – Чичиков и Остап Бендер апокалипсиса, постепенно, незаметно для самого себя, обретающий совсем иные черты. Это Евангелие, написанное о втором пришествии, в центре которого мессия-прохвост, превращающийся в истинного пророка. А почему нет? Дух дышит, где хочет. Но воздержимся от спойлера.
Интертекстуальность романа...

Читать полностью

Роман Саши Щипина «Бог с нами» - это дебютная работа, в которой автор предстает перед нами как мастер. В центре повествования остроумный и философствующий плут Михаил Ильич Миряков – Чичиков и Остап Бендер апокалипсиса, постепенно, незаметно для самого себя, обретающий совсем иные черты. Это Евангелие, написанное о втором пришествии, в центре которого мессия-прохвост, превращающийся в истинного пророка. А почему нет? Дух дышит, где хочет. Но воздержимся от спойлера.
Интертекстуальность романа представляет собой многоголосые переплетения аллюзий на Новый Завет и Ветхий Завет, на Аркадия и Бориса Стругацких, на Ильфа и Петрова, на Достоевского, Булгакова, Гончарова, Носова, Данте, Маркеса, девиантные реминисценции из Пушкина, Лермонтова и многих других.
Вялотекущий конец света, выражающийся в основном в чудовищной жаре и полупрозрачных лохмотьях, которыми осыпается небо, томит человечество, мечтающее об отсрочке, но не получившее ее. На Землю в конце концов обрушивается дождь. Дети уходят из города и с планеты первыми (тут и «Гадкие лебеди», и «Легенда о крысолове»), причем и те дети, которыми некогда были взрослые. А потом исчезают практически все люди, землю покрывает снег, похожий на облака, если смотреть на них из самолета. Остаются только двое – Митя и Ольга, Адам и Ева, потому что конец, что не противоречит праиндоевропейскому чередованию *kon/*ken, это всегда начало (*nakenlo). Скрыть

Лариса Бельзер-Лисюткина,
историк культуры, профессор Свободного университета (Берлин).

УМНЫЕ УМОЛКАЮТ ПЕРВЫМИ
(рецензия на роман Владимира Сотникова «Улыбка Эммы»)
Осенью прошлого года я получила в подарок книгу от автора, которого раньше не знала: Владимир Сотников. Улыбка Эммы. Роман. Серия «Мастера со-временной прозы». Изд. Э. 2016. 250 с.
После первого прочтения потребовался перерыв — потом читала второй раз. По третьему кругу перечитывала отдельные эпизоды.
Незадолго до этого я...

Читать полностью

Лариса Бельзер-Лисюткина,
историк культуры, профессор Свободного университета (Берлин).

УМНЫЕ УМОЛКАЮТ ПЕРВЫМИ
(рецензия на роман Владимира Сотникова «Улыбка Эммы»)
Осенью прошлого года я получила в подарок книгу от автора, которого раньше не знала: Владимир Сотников. Улыбка Эммы. Роман. Серия «Мастера со-временной прозы». Изд. Э. 2016. 250 с.
После первого прочтения потребовался перерыв — потом читала второй раз. По третьему кругу перечитывала отдельные эпизоды.
Незадолго до этого я была на конференции в Берлинском центре литературных исследований (Zentrum fur Literatur- und Kulturforschung Berlin, ZfK), где в одном из докладов автор анализировал первые фразы популярных немецких романов. По мере их озвучивания (подборка из двух сотен книг) весь зал буквально полёг от хохота. Понятно, что первая фраза - то же самое, что музыкальный ключ для партитуры, она задаёт тон всему остальному тексту.

Роман В. Сотникова начинается фразой: «Бог видит не всё». Это сильное заявление. Оно полемично к поговорке «Бог правду видит, да нескоро скажет». Вторая фраза звучит не менее афористично: «Помню свою детскую жалость от того, что заметил: умные умолкают первыми». Такое начало настраивает на медленное чтение.

Обе части романа можно было бы озаглавить «Отец» и «Сын». Первая разделена на 20 глав, каждая предварена коротким концепт-резюме. Во второй части текст сплошной, переход к новой теме отмечен только двойным интервалом.

По жанру «Улыбка Эммы» - роман-сага, повествование о двух поколениях одной семьи, родом из деревни. Об их выживании в войнах и в терроре, о невозможности убить в человеке его нравственность и его стремление жить в согласии с самим собой и с окружающим миром. О неотвратимой судьбе и о свободе воли. О преемственности между отцом и сыном, об их мистической связи, об их общем «Я». Их идентичность метафорически воспроизводит евангельское единство Отца и Сына. Есть и стилистическая, языковая близость между Новым Заветом и романом: это сочетание драматизма, простоты и исключительной правдивости. Похожий стиль присущ, помимо Священного писания, ранним литературным памятникам античности и исландским сагам.

Загадочная неуязвимость отца от всех репрессий, от которых после революции массово гибли советские крестьяне, и от опасностей, уносивших жизни миллионов солдат на фронтах 2-й мировой войны — это магический реализм, включённый в ткань реалистического повествования. Он отсылает к выживанию рода, коллективного тела нации, даже когда миллионами гибнут отдельные личности.

Выживание народа в революциях и войнах — одна из сквозных тем романа. Вторая осевая тема — духовная и социальная трансгрессия героев: от деревенских тружеников, привязанных к земле и к селу, в сферу творчества, а через творчество к статусу «граждан мира». Нет, они не становятся эмигрантами, они становятся потребителями и производителями общемировой культуры. Дедушка героя — крестьянин, отец - сельский учитель, а сын, став по призванию и по семейной традиции учителем, понимает общечеловеческую ценность невысказанного семейного опыта и видит свою миссию в том, чтобы продолжить речь отца, который всегда «умолкал первым». Став писателем, сын превращает свой рассказ об отце и о своей семье в литературный текст, придав ему таким образом общечеловеческую значимость: он вливается в общемировую культуру. Этим автор выполняет молчаливый обет, данный отцу: говорить за него, от его имени, от первого лица, ибо он воспринимает себя и своего отца как одну личность. Обе части романа написаны в «я»-форме. Но в первой части это «я» отца, а во второй — сына. При этом реальным рассказчиком в обеих частях выступает сын. Скрыть

Лариса Бельзер-Лисюткина,
историк культуры, профессор Свободного университета (Берлин).

УМНЫЕ УМОЛКАЮТ ПЕРВЫМИ
(рецензия на роман Владимира Сотникова «Улыбка Эммы»)

ПРОДОЛЖЕНИЕ

В романе есть третья линия - любви и счастья, от неё идёт заглавие: «Улыбка Эммы».
Эмма… Это имя перекликается с Джеммой, героиней тургеневской повести «Вешние воды». Да и действие происходит в Австрии. Почти как у Тургенева, герой которого встречает свою Джемму в Германии. Обе юные героини воплощают собой...

Читать полностью

Лариса Бельзер-Лисюткина,
историк культуры, профессор Свободного университета (Берлин).

УМНЫЕ УМОЛКАЮТ ПЕРВЫМИ
(рецензия на роман Владимира Сотникова «Улыбка Эммы»)

ПРОДОЛЖЕНИЕ

В романе есть третья линия - любви и счастья, от неё идёт заглавие: «Улыбка Эммы».
Эмма… Это имя перекликается с Джеммой, героиней тургеневской повести «Вешние воды». Да и действие происходит в Австрии. Почти как у Тургенева, герой которого встречает свою Джемму в Германии. Обе юные героини воплощают собой романтический идеал: красоту, женственность, трогательную искренность. Эмма — дочь профессора музыки, у неё с её отцом такая же гармония, как и у автора романа с его. Иногда отец и дочь тихонько играют на рояле в четыре руки. Герой влюбляется в Эмму со всей силой своей молодости и воображения. Ему кажется, что улыбку Эммы он раньше видел на небесах, в разрывах между облаками, пронизанными лучами света. Эта улыбка как Святой дух, который веет над Отцом и Сыном. Небесная улыбка сопровождает по жизни и сына. Он, будучи студентом, возвращался домой из сибирской экспедиции. В аэропорту, где ему пришлось переночевать, он утром видит обращённую к нему улыбку ребёнка, которая впоследствии кажется ему знаком божественной любви и спасения. В книге несколько раз разъясняется слово веение, которым отец и сын называют присутствие в их жизни необъяснимого, мистического, охраняющего и исцеляющего небесного начала. Возможно, это православная софийность: «София - Душа Миpа, создательница коллективных душ наций и человечества, начало собоpности и Цеpкви Хpистовой».

Молчаливое счастье отца с Эммой было недолгим. Эмма гибнет - её убивает пьяный капитан НКВД.
Когда-то в детстве отец уже пережил тяжелейшую травму, из-за неё он надолго потерял способность говорить. Немногословность, о которой так сокрушался потом его сын, была последствием этой неизжитой травмы: спасаясь от раскулачивания, семья отца бежала из родного села в неизвестность от людей с винтовками и с красными звёздами на папахах. В дороге мальчик видит страшное: конвоир-красноармеец, сопровождающий обоз со своими раскулаченными земляками, выхватил из рук матери плачущую маленькую девочку, швырнул её на землю и проткнул штыком, «чтоб не мучалась».
Когда погибла Эмма, для отца схлопнулся мир. Он не видит смысла в даль-нейшей жизни: убийство Эммы убило в нём самом способность любить, верить и радоваться жизни. Бог умер?

Бог и вера — это четвёртая сквозная тема романа. Она возникает уже в его первой фразе, и далее во всех узловых эпизодах. Для отца и сына, для их близких вера была как та ленточка, которая много лет болталась за окном в детской ком-нате отца, а в трагических ситуациях, когда жизнь висела на волоске, она всплы-вала в его памяти и обретала смысл: мысленно хватаясь за неё, отец вытаскивал себя из пропасти, из воронки, в которую его затягивали силы зла, из лабиринтов отчаяния и одиночества. У обоих героев романа своя философия веры. Их вера внеконфессиональна, это личное переживание, в неабстрактном, ситуативно-конкретном облике, она непосредственно связана с кризисами, через которые проходят герои.

Самое тяжёлое, что выпадает на их долю — это жить с осознанием победившего зла. Зло выдаёт себя за добро, ложь за правду, рабство за свободу. Зло воплощено в беспредельном зверстве этих красноармейцев со звёздами, офицеров НКВД, в пьяном кураже убивающих детей и женщин, в изгнаниях, насилии и лжи. Трагизм отца и сына в том, что они чётко видят грань, которая разделяет добро и зло, ложь и правду. Они органично, на физиологическом уровне не способны на компромиссы со злом. Но злу всегда нужны в заложники праведники.
Искушение злом — ещё одна сквозная тема в судьбах героев. Её прообраз — в Евангелии от Матфея: «...берёт Его диавол на весьма высокую гору, и показы-вает Ему все царства мира и славу их, И говорит Ему: всё это дам тебе, если пад-ши поклонишься мне». Через такое искушение проходят отец с сыном, и даже отец отца: их всех, в трёх поколениях, суля блага и выгоды, пытались завербовать для службы в НКВД/КГБ. Вернувшемуся с войны отцу приходится из-за этого вместе с родителями бежать из дома второй раз, и опять начинать жизнь с нуля на новом месте. Сыну бежать некуда — зло само неотступно бежит за ним по пятам. За то, чтобы стряхнуть с себя это зло, и отцу, и сыну приходится платить высо-кую цену. Эпизод с искушением сына — кульминация нравственного сопротив-ления злу его семьи. Сцена его «отсекания» себя от власти «особистов» может быть прочитана как цитата из русской классики (Лев Толстой. Отец Сергий).

В послевоенном мире отец вновь встречается с родителями и создаёт свою семью. Он становится сельским учителем, и у него рождаются дети. Его взрослый сын, в «я»-форме рассказавший в первой части романа об отце, во второй его части рассказывает уже о себе самом, тоже от первого лица. Начальная сцена второй части происходит в Иерусалиме. Это ретроспекция: в «вечном городе» сын искал поддержки свыше, чтобы реализовать свой замысел, а вернее, свой долг: создать книгу об отце, в которой он будет говорить его голосом и от его имени. «Господи, помоги сказать» - записку с этой просьбой он помещает в трещину Стены Плача. Иерусалимский эпизод возвращает читателя к началу романа, к его первой фразе: «Бог видит не всё». То есть сын предназначает свою книгу для Бога, чтобы Он узнал о том, что пережил его отец и он сам. Скрыть

Лариса Бельзер-Лисюткина,
историк культуры, профессор Свободного университета (Берлин).

УМНЫЕ УМОЛКАЮТ ПЕРВЫМИ
(рецензия на роман Владимира Сотникова «Улыбка Эммы»)

ОКОНЧАНИЕ

В начале второй части важно «описание писательства», хотя автор считает, что этого делать нельзя. Но и избежать невозможно. Феноменология литературного творчества — одна из великих тем мировой литературы: каким образом устная речь, опыт памяти и познающего сознания перерабатываются в литературный текст?...

Читать полностью

Лариса Бельзер-Лисюткина,
историк культуры, профессор Свободного университета (Берлин).

УМНЫЕ УМОЛКАЮТ ПЕРВЫМИ
(рецензия на роман Владимира Сотникова «Улыбка Эммы»)

ОКОНЧАНИЕ

В начале второй части важно «описание писательства», хотя автор считает, что этого делать нельзя. Но и избежать невозможно. Феноменология литературного творчества — одна из великих тем мировой литературы: каким образом устная речь, опыт памяти и познающего сознания перерабатываются в литературный текст? Как из коллективного тела нации выделяется индивидуальность? Когда кончается детство и как происходит взросление? Эти философско-психологические вопросы не превращают художественный текст в научное эссе. Они - часть литературного нарратива, они вплетены в описание внутренней жизни и личностного развития героев. Тут тщательно реконструированы детские и подростковые переживания трагичности человеческого существования: необратимость времени, избирательность и непостоянство памяти, нехватка языка для описания своей внутренней жизни, «юношеская пропасть одиночества», страх смерти (эпизод с ночным вороном), влюблённость. Всё это - «в поисках утраченного времени», которое сын хочет вернуть в своё повествование

Жизненный путь советского послевоенного поколения не был прерван войной, как это случилось с их родителями. Сын осознаёт, что он, хоть и идентичен отцу, и у них с ним общее «Я», но в то же время он — Другой: «Мне было стыдно, что хочу быть другим, но я чувствовал, что это необходимо… А иногда я, наоборот, боялся своей новизны...». Эта «новизна» сына, старающегося быть alter ego своего отца, проявляется в том, что ему мало окончить пединститут и стать учителем — как отец. В нём живёт беспокойный дух творческой личности, он расширяет свой мир, перебравшись из села в Питер, и там, в другом мире и среди других людей, становится писателем.
Но писатель, вообще любой художник, по определению отщепенец: он «отщепляется» от коллективного народного тела, он рефлексирует по поводу этого тела со стороны. От этого сыну-писателю стыдно превращать отца в объект своего писательства, но «это необходимо», ибо как иначе он смог бы исполнить данный отцу обет и вернуть ему язык, речь, самого себя в конечном счёте.

Сын воплощает свой проект в жизнь, книга написана, отец её прочёл. Сын знает, что отцу не понравится фраза «Бог видит не всё», и он завершает свой роман словами: «Теперь Бог видит всё».

Роман «Улыбка Эммы» труден для анализа и рецензирования. Он настолько насыщен саморефлексией, что у рецензента мало шансов выйти на метауровень по отношению к рецензируемому материалу. Всё, что можно сказать в отношении текста, уже содержится в нём самом. Поэтому в заключение я скажу о читателе. Те люди из села, среди которых начинался жизненный путь автора, смогут прочитать роман, узнать в нём самих себя и оценить правдивость и эмпатию автора, не вникая в философские тонкости. Тот читатель, который причастен к философско-нравственному, эстетическому и политическому слою повествования, будет ожидать от автора более однозначной идентификации с ныне существующими политическими фронтами и лагерями в расколотом российском обществе. Однако с этим расколом роман никак конкретно не пересекается. Он последовательно остаётся на дистанции к «злобе дня», потому что его установка как раз и состоит в том, чтобы найти образ жизни вне любого зла. Скрыть

Лучшие рецензии автора	Рейтинг
Рассекающий поле	+4
Нас украли. История преступлений	+2
Бог с нами	+2
Улыбка Эммы	+1
Улыбка Эммы	+1

Акции сегодня

Рецензии и отзывы покупателя