Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Девочки. Дневник матери | +21 |
Счастливый Петербург. Точные адреса прекрасных мгновений | +12 |
Цветы и плоды нашей жизни | +7 |
Если все кошки в мире исчезнут | +5 |
"День священника" и другие грузинские рассказы | +3 |
"Сказка с несчастливым концом" (с)
Врач ставит молодому мужчине смертельный диагноз. Жить осталось около полугода. Шокированный услышанным, он возвращается к себе домой. Откуда ни возьмись в его собственной квартирке появляется... Дьявол. Дьявол приносит с собой еще более страшное известие - юноше суждено умереть не через 6 месяцев, а... завтра. И тогда он решает заключить с Дьяволом весьма выгодную сделку.
Гэнки Кавамуре в своей небольшой по объему (200 страниц)...
Врач ставит молодому мужчине смертельный диагноз. Жить осталось около полугода. Шокированный услышанным, он возвращается к себе домой. Откуда ни возьмись в его собственной квартирке появляется... Дьявол. Дьявол приносит с собой еще более страшное известие - юноше суждено умереть не через 6 месяцев, а... завтра. И тогда он решает заключить с Дьяволом весьма выгодную сделку.
Гэнки Кавамуре в своей небольшой по объему (200 страниц) философско-фантазийной притче, кажется, удается невозможное: вместить то, что соседствовать друг с другом может только в большой форме - романе, саге, трилогии. Извечные вопросы, мучающие людей веками, внутрисемейные конфликты, любовная линия, сетования самого автора (например, о смартфонозависимости нынешнего поколения), вложенные в уста главного героя, рассуждения о дружбе, долге, принятии и высшем предназначении... кошек - здесь всё сплетено так искусно и филигранно, что создаётся ложное впечатление - повествование только начинается, только набирает обороты. Оно не может, не имеет права оборваться. Удивительное дело: Кавамура пишет о конце, о крахе всех чаяний и надежд, о Смерти, а получается, что.. о Жизни. Пускай короткой, по космическим меркам - подобной вспышке, но по-своему наполненной. Но чем? Это и пытается выяснить юноша, желая отсрочить неизбежное и соглашаясь расстаться навсегда с чем-нибудь ради продления своих дней на Земле.
Здесь всего в избытке, но больше остального - чувств, не наигранных и фальшивых, а подлинных, человеческих, живых. Благодаря легкому слогу написанное, состоящее почти полностью из односложных предложений и не отягощенное залихватскими деепричастными оборотами или прочими утяжеляющими мысль конструкциями, приобретает форму исповеди. Да и к чему нелепые, витиеватые словесные кружева для Финала Человеческой Жизни? Короткие фразы - как стекающие по щекам слезы. А слез здесь, даже мужских, очень много.
Стремительное развитие событий, утекающие, как вода сквозь пальцы, дни - кажется, "выигранные" сутки пролетают быстрее, чем вся прожитая жизнь. Что успевает за это время герой? Насладиться обществом прекрасных женщин? Предаться, наконец, искушению? Погрузиться в хмельное состояние от лучших вин мира? Или, быть может, прыгнуть с парашютом? Нет. Он пытается понять, зачем он жил, спрашивая себя самого и тех немногих близких ему людей, которые его окружают. Воистину, все эти набившие оскомину списки в духе "10 вещей, которые я должен сделать, прежде чем умру" кажутся такой банальщиной...
И всё-таки, сделка с самим Дьяволом - это проклятие или... благословение? К концу романа ловишь себя на мысли, что это - величайший из дарованных тебе Шансов. Но не на свершение чего-то безрассудного, а "тихого" и единственно правильного. Да, ценой каких-то вещей, порой жизненно необходимых, но всеми ими можно пожертвовать ради осмысления главного. Например, ради подвига прощения...
В одном из интервью автор книги признался: «Единственное, от чего я ни за что не хочу избавляться, — это память». Нам всем суждено уйти. Что останется у нас в конце? Искры счастливых мгновений. Что останется у горюющих о нас? Воспоминания. Или письма. Но лучше - разговоры. Бумага истлеет, чернила расплывутся от слез. Сказанное - останется в сердце навечно.
"Смерть - это всегда с другими" - беспечно думаем мы. А оказывается, что "смертность составляет 100%". Знали ли мы об этом до книги Кавамуры? Догадывались. Открыл ли он нам на это глаза? Определенно "Да".
Говорят, счастье любит тишину. "Молчи, скрывайся и таи"... Но когда долго ищешь, почти потеряв надежду, то успех в этом предприятии, некогда казавшийся иллюзорным, затмевает разум. "Расскажи об этом всему миру!", нажми кнопку "Поделиться". И tout le monde узнают о твоем избраннике / роскошной свадьбе / новой машине / долгожданном первенце. Или... книге, перевернувшей мир. "Да-да, - восклицаю я. - Наконец-то!" И это говорю я, та, для которой чтение -...
Спасибо издательству АСТ за такой подарок - крохотный янтарь, затерявшийся среди песка, водорослей и прочего сора. Нижайший поклон Надежде Гавва (переводчику) и Е. Фрей (худ. редактору). Счастье - смаковать каждое слово, выписывать в читательский дневник и... понять бессмысленность занятия. Лучшая награда автору и всем причастным - место в домашней библиотеке, а не на стеллаже буккроссинга.
Невыдуманная история, о которой невозможно молчать (с)
Издевательства в школе - сложная и воистину больная тема. Американка Айджа Майрок, девушка-подросток и по совместительству жертва нападок одноклассников, решилась излить свои переживания на бумаге. Своего исцеления ради и помощи товарищам по несчастью для. Получилось? - "Не думаю" (с)
Что подразумевала Айджа под словом "издевательство" так до конца и осталось непонятным. Пересказ нескольких не самых приятных историй...
Издевательства в школе - сложная и воистину больная тема. Американка Айджа Майрок, девушка-подросток и по совместительству жертва нападок одноклассников, решилась излить свои переживания на бумаге. Своего исцеления ради и помощи товарищам по несчастью для. Получилось? - "Не думаю" (с)
Что подразумевала Айджа под словом "издевательство" так до конца и осталось непонятным. Пересказ нескольких не самых приятных историй мало походит на откровение или исповедь загнанного в угол. Малахов бы зевал весь эфир.
Шутки шутками, но современные реалии более чем суровы: "стрелки", побои с обязательным выкладыванием в сеть унижений и оскорблений, серьезный урон здоровью и не меньший удар - по психике. У Майрок же - "цветочки". Встали всей группой и пересели от тебя за другой стол? Это их выбор, они многое потеряли! А вообще есть куча способов пережить тяжелый день: любимый сериальчик, вкусная шоколадка, на худой конец - театральный кружок при школе... Рука помощи и поддержка? Доброе слово прошедшего через горнило (ну такое) школьной войны? Да, этого в книге с избытком. Дружеское похлопывание по плечу? Да, да, да. Но не более. И не глубже. А ведь от любви до ненависти, как известно, ровно столько же, сколько от статуса белой вороны до врага #1.
За попытку Айдже, конечно, спасибо. Маст рид, как говорится, всем, кто учится или кому предстоит, ибо предупрежден - значит вооружен. Но не для тех, кто возвращается из учебного заведения с разбитым носом и синяками. Эта книга тут будет бессильна и бесполезна...
Редкая современная книга оставляет приятное послевкусие после прочтения.
К вящему удивлению, история об Элеонор меня по-настоящему зацепила, хотя я настороженно отнеслась, как и многие другие рецензенты тут, к кричащему предупреждению "Бестселлер".
Легкий слог, история-загадка, которую хочется поскорей распутать, главная героиня - и чудачка, и неуклюжая, и несчастная, и потерянная...
Роман-пуф, в который "погружаешься", в котором утопаешь, и вот ты уже сталкиваешься...
К вящему удивлению, история об Элеонор меня по-настоящему зацепила, хотя я настороженно отнеслась, как и многие другие рецензенты тут, к кричащему предупреждению "Бестселлер".
Легкий слог, история-загадка, которую хочется поскорей распутать, главная героиня - и чудачка, и неуклюжая, и несчастная, и потерянная...
Роман-пуф, в который "погружаешься", в котором утопаешь, и вот ты уже сталкиваешься с Элеонор в соседней примерочной или сидишь за соседним столиком, украдкой подглядывая за ней и Рэймондом...
Пытаясь коротко определить жанр написанного, велик был соблазн определить его "Сказкой со счастливым концом". Но так ли все на самом деле?
Ханимен Гейл, конечно, пощадила читателя: сталкивая и без того побитую жизнью Элеонор с разного рода обстоятельствами и испытаниями, в финале она в конечном счете дарует ей Друга с большой буквы (в жизни бы так, а не в литературе!) и... надежду. И вселяет ее во всех нас, тех, кому была ниспослана иная Судьба и Путь, и кому, вероятно, прочитанное покажется нудным и непримечательным, и тех, кто глядит на девушку как на саму себя в зеркало, кто однажды прошел через ад и кто менял специалистов, горстями принимая порции все новых антидепрессантов...
Неожиданная, сбивающая с ног правда о той (о всех тех?), кого принято не замечать, игнорировать, а иной раз встречать и провожать с насмешкой и обидными тирадами в адрес выбранной жертвы. Книга про то, что "каждый, кого ты встречаешь, ведет борьбу, о которой ты ничего не знаешь". А главное - не подозреваешь. И, конечно, о том, что "нет тюрьмы страшнее, чем в голове".
Всем тем, кому сейчас тяжело, непросто. Когда любимая комедия с заученными наизусть диалогами и горячий шоколад уже не спасают. Гейл протягивает вам руку. Ухватитесь за нее - она выведет вас к Свету.
"Город живет счастьем своих людей"... Воспетая когда-то Агузаровой святая истина не подлежит ни оспариванию, ни сомнению.
Население отдельно взятого города делится на две категории - несчастные и счастливые. Книга Романа Всеволода - о вторых, обретших или просто поймавших за хвост это неуловимое ускользающее состояние.
Великие и простые смертные делятся воспоминаниями, улыбаются и горюют, восторгаются до "в зобу дыханье сперло" или люто негодуют. Но продолжают...
Население отдельно взятого города делится на две категории - несчастные и счастливые. Книга Романа Всеволода - о вторых, обретших или просто поймавших за хвост это неуловимое ускользающее состояние.
Великие и простые смертные делятся воспоминаниями, улыбаются и горюют, восторгаются до "в зобу дыханье сперло" или люто негодуют. Но продолжают рассказ, приглашая тебя в собеседники.
32 биографии. 32 обнаженные души, поделившиеся (а должны были?! В том-то и честь!) с тобой сокровенным, случившимся-прожитым под петербургским небом.
С большой натяжкой, но по большому счету это и есть шубинское "В Питере жить", но как-то... душевнее, что ли. Доверительнее.
Конечно, издателей можно было пожурить за отсутствие фотографий, даже схематических изображений прогулочных маршрутов, коль скоро в заголовке упомянуты "точные адреса". Но, в конце концов, эта брошюра о нечто большем и дорогом. Для всего остального есть Гугл Карты.
История одной... мистификации? Или сказ о том, как я попала в умело расставленные сети издательства N.
Что движет мной при выборе книги? Восторженные читательские ахи, горячие рекомендации, заманчивая обложка, богато иллюстрированное внутреннее содержание...
В случае с Чапман меня подкупила сама невыдуманная история: удостоверяющая печать "true story" на обложке - верный признак подлинности написанного. Книга обещала быть захватывающей: еще бы, ведь за обложкой скрывается...
Что движет мной при выборе книги? Восторженные читательские ахи, горячие рекомендации, заманчивая обложка, богато иллюстрированное внутреннее содержание...
В случае с Чапман меня подкупила сама невыдуманная история: удостоверяющая печать "true story" на обложке - верный признак подлинности написанного. Книга обещала быть захватывающей: еще бы, ведь за обложкой скрывается повествование о 5 годах жизни в дикой природе среди приматов!! Но "на деле" оказалось, что 5 лет жизни без труда уместились на 115 (!) страницах из 291. Весь остальной рассказ - перечень злоключений, происходящих с ребенком уже ПОСЛЕ тех событий, когда ее, похищенную из собственного дома, неизвестные бросили в джунглях.
У Марины (настоящее, данное при рождении имя неизвестно) незавидная судьба. Жертва киднеппинга, она сначала "одичала", став обезьянкой, а потом, следуя зoву инстинкта, попыталась вернуться обратно к людям, которые, как выяснится позже, причинят ей много боли и страданий. "Выйдя из джунглей, я совершила большую ошибку", - скажет она.
Но, позвольте, что это за тихое смирение и готовность жить в предлагаемых обстоятельствах?! Девочку похитили, когда ей не было еще и пяти. Недолго погоревав, она осталась в непроходимом тропическом лесу. Одна! По-видимому, доживать свой век. А как же "к маме на ручки"?! Одна за другой "неувязки" сплетаются друг с другом, образуя узелки неверия, недоверия и сомнения. Однажды она съела ложный фрукт и обезьяна, ставшая тому свидетелем, чуть ли не за руку отвела Марину к целебному водопаду, благодаря чему та выжила...
Вопросов к прочитанному - уйма. Как ребенку удалось выжить в диких условиях и 1) не сойти с ума; 2) не подцепить инфекцию/сепсис/нужное дописать; Почему, впервые встретив хорошее к себе отношение (уже после джунглей), она выбрала путь беспризорницы? И прочее, прочее.
Словом, в историю Марины я так до конца и не поверила. Может потому, что больше ожидала "записок юного натуралиста", ошибочно приняв малышку на обложке за Типпи Дегре. А может и оттого, что говорит с нами через книгу не сама Марина, а её гоустрайтер...
Девочки. Д-е-е-е-вочки. Протяжное «е», родное слово любящего сердца.
Знакомство с Ф. Вигдоровой было запланировано еще 2 года назад. И нечаянная встреча обещала перерасти в крепкую дружбу. Но…
Журналист и публицист, в книге «Дневник матери» Фрида Абрамовна предстает в совершенно иной роли, кажется, не менее ответственной. Но в том то все и дело, что полностью раствориться в материнстве ей мешает (!) основной вид деятельности. «Подлинный дневник» подразумевал отсутствие лицемерия и...
Знакомство с Ф. Вигдоровой было запланировано еще 2 года назад. И нечаянная встреча обещала перерасти в крепкую дружбу. Но…
Журналист и публицист, в книге «Дневник матери» Фрида Абрамовна предстает в совершенно иной роли, кажется, не менее ответственной. Но в том то все и дело, что полностью раствориться в материнстве ей мешает (!) основной вид деятельности. «Подлинный дневник» подразумевал отсутствие лицемерия и фальши, но неожиданно стал неприятным откровением…
Вечно занятая, не проявляющая особой нежности с Галке и Саше, Вигдорова без тени смущения фиксирует на бумаге собственное отношение к детям: «…пускаться с Галей в длинные разговоры просто опасно: того и гляди – увязнешь»; «[в том, что ребенка ничему не научили] виновата не я»; «Вырастешь большая - поймешь, - прибегаю я к спасительной формуле». Девочки, тонко чувствующие нехватку материнской ласки, просят наперебой «Посиди около меня»… «Почему это, когда я или Галя больны, с нами обращаются как-то нежнее?» А еще, откровенно страшное, УЖЕ понятое ребенком в столь юном возрасте: «Мама, я очень не люблю, когда ты разговариваешь со мной, а думаешь о другом. Помню, когда я была совсем маленькая, я тебя спросила: «Ты любишь немцев? – и ты ответила: «Да» - и только когда я закричала (!) от ужаса (!!), ты объяснила, что отвечала машинально. Я тогда в первый раз узнала, что такое МАШИНАЛЬНО». И все остальное – начитанность девочек, их не по годам богатый лексикон, общее настроение времени и эпохи, «еврейский вопрос» - теряется на этом фоне какой-то общей если не «нелюбви», то отстраненности, холодности, дистанции… Абстрагироваться не выходит: слишком велико непонимание Главного, оттого второстепенное, не менее важное и значимое, не находит душевного отклика.
До конца непонятно, как эта книга оказалась в серии «Библиотека Ю. Гиппенрейтер». Юлия Борисовна и Фрида Абрамовна – разные полюса. Я не вправе судить и осуждать Фриду. Мне хочется верить, что и Галка (которой так непростительно мало в этой книге – вот и оказалось на поверхности так мучившее младшую «нельзя обоих детей любить одинаково»), и Саша «дополучили» причитающееся, заслуженное.
Впрочем, эта книга лично мне показала «как нельзя». Ни при каких обстоятельствах. «Пожалуйста, когда говоришь со мной, думай только про меня и больше ни про кого»… - завет всем матерям. Устами младенца Саши...
Книга «Монахи» состоит из развернутых интервью, которые сложились в искренние и правдоподобные истории, подчас вовсе друг на друга непохожие. На одной из презентаций книги Юлия Посашко, автор сборника, четко обозначила свою позицию и то, на какой вопрос она искала ответ, готовя книгу к публикации: «До сих пор не только от далеких от Церкви людей, но и от воцерковленных мы слышим вопрос: зачем это бегство,этот исход из мира? Именно желание дать ответ нашим современникам стало для меня главным...
Книга о монахах начинается с крохотного вступления, в котором автор поднимает вопрос о монашестве как о возможном пути христианина: «Действительно, что должно случиться с человеком, чтобы ему вдруг (или все-таки — не вдруг?) сделался неинтересен целый мир, полный впечатлений, земной красоты, радости встреч и открытий? Богом созданный мир. Что должно быть на другой чаше весов?» Монашество, все же, очень серьезный вопрос, поэтому и разговор о нем должен быть серьезным и глубоким (что, кстати, совершенно не отменяет доступности изложения).
Книге Ю. Посашко не достает развернутого авторского комментария или даже небольшой исторической справки — ведь тема, ставшая для книги центральной, это подразумевает. Например, автор совершенно не предупреждает читателя о том, что монашество может иметь разные внешние формы: что есть монахи, живущие в монастырях, есть монахи — священнослужители на приходах, а есть монахи, живущие в миру; что монахи могут преподавать в духовных семинариях (выполняя, таким образом, церковное послушание), заниматься социальным служением или благотворительностью. Такое разъяснение для читателя крайне важно: оно расставляет все по своим местам, и вопросы, которые могут возникнуть в ходе чтения, будут таким образом заранее раскрыты. Только в процессе чтения мы узнаем, что современные монахи — люди продвинутые, мобильные (по части поездок и командировок), осваивающие интернет, социальные сети и новомодные гаджеты. В их новой жизни есть место прошлому, в котором у некоторых из них остались бывшие мужья и жены, дети и внуки.
Каждому герою в книге отведена отдельная глава, но начинается «повествование» слишком уж неожиданно: первый вопрос, которым
открывается книга, озадачивает читателя. Обращаясь к игумену Агафангелу (Белых) и представляя его читателю, автор книги интересуется: «Когда вы сами пришли к такому убеждению, что Евангелие — это истина? Не Кастанеда, не Лао- Цзы — ведь хиппи этим тоже увлекались?» Складывается впечатление, что автор уже много лет знакома со своим собеседником и вот, наконец, как только выдался подходящий момент, задала собеседнику давно волновавший ее вопрос. Вдобавок, на читателя «обрушиваются» целых три «загадочных понятия»: Кастанеда, Лао-Цзы, хиппи... При всем том, что у «Никеи» — продвинутая читательская аудитория, нельзя поручиться за то, что абсолютно все знают значения всех этих слов.
К счастью, таких осечек мало, в общем и целом автор тактичен и аккуратен по части вопросов. Респонденты честны, расположены к беседе; автор умеет слушать собеседника, поэтому вопросы никогда не уходят «в пустоту», не остаются без ответа. Ю. Посашко доверяешь: между ней и ее героем, конечно, существует определенная дистанция (возраст, опыт, житейская мудрость, статус и положение в обществе), но она сужается: автора почти не слышно, она лишь «направляет» монолог каждого своего собеседника в нужную сторону, постоянно держа в уме вопрос, ставший для книги главным. Может быть поэтому часто ловишь себя на мысли, что это ты сам общаешься с героями книги, желая услышать от них (из первых уст) о самом сокровенном.
Тем не менее, штрихов к портрету каждого персонажа не так много. Биографические данные можно уловить лишь в процессе чтения интервью (да и то — не все), но ведь совсем иначе будет прочитан текст, имей мы хоть какое-то предварительное представление о респонденте. Вообще же, интервью, как выбранный «подход» к изучаемой Ю. Посашко теме, небезосновательно: все, что сказано собеседником, тут же отражается на бумаге, а значит респондент должен быть не только компетентен в вопросе, но и всецело на нем сосредоточен. Выбранная автором тактика исключает какие бы то ни было литературные претензии. Перед нами сборник интервью, представленных на суд читателей и предлагающий им без помощи автора сделать самостоятельные выводы.
Что касается содержания книги и того, достигла ли автор намеченной цели, тут сложно ответить однозначно и утвердительно. Путь к монашеству у всех героев оказался разный: прямой или витиеватый, долгий или скоротечный, с сомнениями и без них. Диалог, в качестве выбранного Ю. Посашко жанра, должен располагать к откровенности, почти к исповеди, однако герои, как показалось, внутренне скованы: несмотря на благоприятный настрой героев и их интерес к разговору, увы, не всем респондентам удалось раскрыться в беседе на эту непростую и откровенно деликатную тему.
Любители мелодрамы в стиле «Каравана историй» будут разочарованы книгой, это нечто в совершенно другом роде. Также читатель ничего не сможет прочесть о каких-нибудь ужасах и трагических событиях, которые подтолкнули собеседников Ю. Посашко к принятию монашества. Но за смелость и попытку поговорить на такую "своеобразную" тему автору спасибо.
Сборник полностью посвящен одной теме — теме нравственности и всех входящих в это понятие категорий, как со знаком плюс (доброта, кротость, милосердие, уважение к старшим, прощение, сострадание), так и со знаком минус (равнодушие, отчаяние, осуждение, гнев, уныние). Книга состоит из трех частей.
Первая часть — самая объемная и самая содержательная, она занимает больше половины всей книги. В ней собраны высказывания святых отцов, православных подвижников благочестия и современных...
Первая часть — самая объемная и самая содержательная, она занимает больше половины всей книги. В ней собраны высказывания святых отцов, православных подвижников благочестия и современных проповедников, в которых и раскрывается центральная тема сборника. Спектр авторов изречений действительно весьма широк. Среди них известные московские священники протоиереи Димитрий Смирнов и Валериан Кречетов, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) и старец Паисий Святогорец, святитель Иоанн Златоуст и преподобный Ефрем Сирин. Такое необычное разнообразие авторов обусловлено необходимостью истолковать значение очень важных и, порой, забытых слов, указать читателям истинные ориентиры, на которые стоит равняться и обратить внимание на те недостатки, которые следует искоренить из своего сердца. Эта часть книги представляет собой не столько «понятийный аппарат» в чистом виде, сколько бережно собранные и сохраненные для потомков наставления: о том, что совесть, к примеру, «является первым законом Божиим, Который Он начертал глубоко в сердце первозданных людей» (старец Паисий Святогорец), о том, что «ничего не нужно делать напоказ, но от чистого сердца, потому что Бог знает сокровенное и тайное» (святой преподобный Ефрем Сирин), о том, что следует иметь сердце, «способное сочувствовать страждущим» (святитель Иоанн Златоуст). Понятия, характеризующие человеческие качества, в этой части (впрочем, как и во всех последующих) расположены в алфавитном порядке, что значительно упрощает поиск нужного слова, а их в этой части более ста двадцати), таким образом отличительная особенность этого сборника состоит в том, что совершенно необязательно читать его от начала до конца. Эта книга хороша сама по себе, и при всей «скупости» в оформлении, чрезвычайно богата по внутреннему содержанию.
Вторая часть представлена словарем основных нравственных понятий. Здесь просто и доходчиво разъясняются определения, непосредственно подразумеваемые при разговоре о нравственности. Благожелательность, выдержка, деликатность, долг, своеволие, сребролюбие, тщеславие — словарь расшифровывает эти и многие другие понятия, включая значения тех слов, которые, кажется, все реже встречаются в современной речи (бессребреник, благодеяние, вероломство, радушие) и даже тех, которые, на первый взгляд, мало соответствуют теме (уют, фантазер, суеверие, призвание, гурман). Данный словарь призван помочь родителям, да и взрослым вообще, найти нужные слова, чтобы истолковать ребенку смысл того или иного понятия, да и лишний раз может послужить напоминанием, эдаким «звоночком» о том, что есть хорошо и то, от чего следует оберегать свою душу. Эта глава по объему много меньше предыдущей, но охватывает гораздо больше понятий, нежели первая — более двухсот пятидесяти.
Завершает книгу словарь крылатых выражений, также на нравственные темы. Словарь способен обогатить детскую речь, лексикон которой за последние несколько десятилетий оскудел и основан, по большей части, на сленге. Такие фразеологизмы, как «бить баклуши», «глас вопиющего в пустыне», «камень преткновения» отныне станут известны и понятны ребенку.
Казалось бы, в жанре сборника нет ничего необычного, но книгу издательства «Символик» можно отнести именно к разряду «нестандартных», хотя бы за счет того, что в ней гармонично сосуществуют три мини-словаря, цель которых — максимально емко раскрыть одну обширнейшую тему, причем раскрыть, учитывая «карманный» формат издания. Правда, авторов-составителей есть за что пожурить: кажется, словарь нравственных понятий должен был быть первым в списке словарей, условно говоря, предварять дальнейшее повествование, потому как обратный порядок несколько нелогичен — сначала раскрываются значения нравственных понятий во всей их полноте, а потом вновь даются пояснения к тем же, уже звучащим, терминам, но в более доступной, словарной, форме. Целесообразней было бы сделать из книги один словарь и уже каждое слово в нем дополнять необходимой статьей. Вообще же, на фоне первой, самой яркой и поистине глубоко духовной и важной главы, две последующие проигрывают, теряются, просто потому, что кажутся неуместными; вдобавок ко всему, составители почему-то не посчитали нужным сделать алфавитный указатель в конце книги (в содержании) ко второй и третьей главам, аналогичный тому, коего удостоилась первая. А это было бы весьма кстати и упростило бы поиск нужного слова, коль скоро все три блока в книге — словари. Не указали авторы и названия репродукций, использованных при оформлении обложки книги: ежели речь идет о воспитании и просвещении ребенка, эта информация не была бы лишней. Зато есть в конце книги список использованной литературы, а это признак «хорошего тона» для любого издания, ведь никогда не знаешь, какие сокровища может таить в себе с виду ничем не примечательный перечень.
Однако, при всех нареканиях (в конце концов, оформление — дело хоть и немаловажное, но второстепенное), книга действительно достойна читательского, а в особенности — родительского внимания. Путем совмещения словарей-комментариев издателям удалось охватить не только тему добродетели в ее широком смысле и во множестве проявлений, но и коснуться темы культуры речи (ведь для чего в повседневной жизни нам нужны словари?), то есть сферы русского языка, о богатстве и красоте которого в наше время вспоминают все реже.
Строго говоря, путеводителем эту книгу назвать можно лишь с некоторыми оговорками, ведь в современном смысле слова путеводители — это справочно-информационные издания в мягком переплете, обычно
карманного формата, стойко терпящие на своих страницах безжалостные пометки и комментарии. Они призваны помочь путешественнику и уж точно не претендуют на просветительскую миссию. Труд Рубцовой и Виденеевой в этом отношении — исключение из правил.
Перед нами — удивительный по красоте альбом об...
карманного формата, стойко терпящие на своих страницах безжалостные пометки и комментарии. Они призваны помочь путешественнику и уж точно не претендуют на просветительскую миссию. Труд Рубцовой и Виденеевой в этом отношении — исключение из правил.
Перед нами — удивительный по красоте альбом об истории города, расположившегося на берегу живописного озера Неро, города, названного одним из журналистов «ларцом с драгоценностями». Повествование
о Ростове открывает современная карта города, позволяющая путешественнику самостоятельно проложить маршрут и посетить все те достопримечательности, о которых с почтением и трепетом рассказывают
авторы книги. По бoльшей части это детальный и обстоятельный рассказ о
святынях ростовской земли, экскурс в глубь веков. Тщательно подобранный иллюстративный материал (фотографии, старинные открытки и планы местности), необходимая справочная информация, включающая в
себя толкование агиографических и литургических терминов, встречающихся в тексте, свидетельствуют о кропотливом труде тех, кто создавал книгу, и об огромном пласте материала, который был досконально изучен. Новая книга о Ростове в какой-то мере продолжает традиции путеводителей, которые получили широкое распространение в 80-е, а также в 90-е годы ХХ века. Именно на это время приходится выход в свет историко-краеведческих изданий о Москве, городах Подмосковья и многих других, тогда еще советских, городах. В те времена, по понятным причинам, акценты в путеводителях были расставлены на архитектурной стороне вопроса (больше говорилось об уникальности сохранившихся памятников зодчества), нежели религиозной,
но сам стиль написания близок тому, каким написана работа Рубцовой и
Виденеевой.
Правда, этот путеводитель, отвечающий сполна всем тематическим
запросам (вынесенным в заглавие книги), не лишен некоторых недостатков. В этом издании вы не найдете того, что обычно составляет содержание «светского» путеводителя — ни расписания наземного транспорта, ни перечня гостиниц, в которых можно остановиться, ни времени работы и адресов продовольственных магазинов и кафе. Краткую историческую справку о городе можно было бы дополнить рассказом о том, чем живет Ростов сейчас и чем славится он не только как «жемчужина Золотого Кольца», но и как административный центр Ростовского района, как обыкновенный город, а рядом с описаниями «авторских» маршрутов, представленных для облегчения
передвижения по городу, не лишним было бы дать их схематичные изображения.
Но и то, что авторским коллективом сделано — это большой шаг на
пути возрождения интереса к русским городам и их достояниям. Данное издание композиционно целостно, доступно и просто написано. Рассказ о каждой достопримечательности дан в отдельной главе (коих, к слову, двадцать три), и все они, составляющие единый корпус текста всего путеводителя, к счастью, не носят сугубо фактологический характер. На страницах книги авторы поведали о жизни первых христианских подвижников и святых покровителях Ростова, о тех людях, кто был причастен к восстановлению города после революций и потрясений в годы лихолетий; рассказали о том, какие имена носят колокола звонницы на Соборной площади, почему финифть
(искусство миниатюрной росписи по эмали) называют «огненным письмом» и еще о многом другом. О монастыре ли идет речь или о музее, благодаря этой книге вы не только узнаете их местоположение, но и то, чем они знамениты: авторы проделали кропотливую работу, перечислив все наиболее значимые святыни (мощи, иконы), которым можно поклониться в том или ином храме, а
также указав по каким дням и в какие часы проходят богослужения. Эта
книга с легкостью заменит вам экскурсовода, а прочтя ее, вы уже совершите свое первое «виртуальное» путешествие в Ростов.
Эта книга будет интересна любому: и тому, кто только «открывает» для
себя просторы России, и тому, для кого путешествия по святым местам
стали доброй традицией. Прекрасно изданная, она может стать хорошим
подарком близкому человеку.
Книга "День священника" и другие грузинские рассказы» выпущена в рамках безымянной, но легко узнаваемой по верстке и оформлению серии изданий Сретенского монастыря, которое открыл сборник архимандрита Тихона (Шевкунова) «"Несвятые святые" и другие рассказы». При всех достоинствах книжных серий, в них есть и существенный недостаток: среди однотипных изданий легко может потеряться самобытное произведение, особенно, если в подобных издательских проектах публикуются...
В отношении книги «День священника» не может быть никаких сомнений: эти рассказы — подлинные свидетельства веры, всеобъемлющей любви и благодарности Богу, пронесенных через всю жизнь сквозь тяжелейшие испытания и лишения.
Книга составлена на основе бесед-интервью со старейшим клириком Грузинской Православной Церкви, архимандритом Антонием (Гулиашвили), записанных разными людьми в разные годы, в разных городах и в разных обстоятельствах. Тем не менее, все эти беседы складываются в удивительно цельное и проникновенное повествование.
В книге собрано 24 рассказа. Грузия — место действия большинства из них. Она же — родина отца Антония, место, где он, провел бoльшую часть своей жизни, став очевидцем множества событий, составляющих ныне историю Церкви. Монолог батюшки в этой книге — это и автобиография молодого человека (тогда еще — «горячего» и неопытного), делающего первые шаги на священническом пути; и трепетные воспоминания о людях (Грузинских Патриархах Ефреме II, Каллистрате, Илии II и многих других), наставлявших и укреплявших его на пути пастырства; и духовные советы самого архимандрита Антония, уже умудренного духовным опытом старца...
С особым почтением и благоговением отец Антоний вспоминает своего духовного отца — архимандрита Иоанна Крестьянкина, прочно связавшего его с Россией. «Когда я говорю <...> о любимых людях, — признается рассказчик, — у меня настолько переполняется сердце, что не могу удержаться от слез, не могу без волнения рассказывать и вспоминать. <...> Я благодарен своей судьбе за то, что Господь дал мне возможность побывать под началом таких людей и “пострадать” от них. Тогда я думал, что страдаю напрасно, что меня неправильно поняли и несправедливо наказали, а сейчас понимаю: все это происходило для моего же блага».
Быть интересным читателю — задача, которая стоит перед любым пишущим человеком. Кому-то это стоит больших усилий, непрерывного труда и постоянного, кажущегося бесконечным, самосовершенствования. А кто-то «от природы» удивительный рассказчик, способный завладевать умами и сердцами слушателей. Отец Антоний — именно этот редкий случай. Его повествование (которое, при всей биографичности, максимально отдалено от собственного «я» в пользу других, более важных и заслуживающих внимания, с точки зрения рассказчика, героев) заставляет читателя испытать чувства такие же, какие испытывает и он сам. Отец Антоний со страниц книги говорит со всеми, и для каждого у него припасено свое слово, свой совет, своя история. И тот факт, что рассказ заканчивается, принимаешь с горечью.
Отдельно хочется отметить обложку новой книги. Оформители сборника разместили на ней удивительную фотографию архимандрита Антония (одну из недавних: на ней он уже в почтенном возрасте). Глядя на это фото, возникает непреодолимое желание просто взять книгу в руки и рассмотреть поближе доброе и светлое лицо старца... Сам архимандрит Антоний говорит в одном из рассказов-воспоминаний о своем духовном отце: «У меня в комнате висят три портрета отца Иоанна. И какие бы проблемы у меня ни возникли, я сразу к батюшке: что делать? Засыпаю под портретами и просыпаюсь уже с определенным решением». В свете этих слов как-то по-особенному воспринимаешь фотопортрет архимандрита Антония на обложке книги.
Пожалуй единственное, чего недостает изданию, это карты Грузии. На страницах книги мелькают диковинные названия городов и населенных пунктов (находящихся, порой, на приличном расстоянии друг от друга), каждое из которых дорого отцу Антонию, с каждым из них у него связан какой-то определенный этап жизни и священнического служения. Человеку, никогда не бывавшему в Грузии, трудно сориентироваться, понять, представить...
Но это упущение не способно омрачить общее впечатление от книги, которая, является едва ли не самой увлекательной и по-христиански философской среди других книг упомянутой серии Сретенского монастыря. Эту книгу может открыть каждый, но особенно она будет интересна и полезна молодым семинаристам, тем, кто избрал священнический путь и кому на этом пути важна надежная и крепкая опора.
Не знаете, что почитать?